Чинхис–хан ценил роль светлых голов при своем дворе и в государственном аппарате; приближал к себе всех, на кого обратил свое внимание. Он охотно окружал себя талантливыми людьми из разных цивилизационных центров, поддерживал их, ценил и выделял. Э. Хара — Даван в своей книге «Чингис–хан» пишет в связи с этим следующее: «Но надо отдать справедливость великому монгольскому монарху, что несмотря на свои строго аристократические воззрения, он при назначении на высшие должности по войску и по администрации никогда не руководствовался только происхождением, а принимал в серьезное внимание техническую годность данного лица, степень его соответствия известным нравственным требованиям, признававшимся им обязательными для всех своих подданных, начиная от вельможи и кончая простым воином. Огромную помощь в таком выборе сотрудников оказывало свойственное ему, как большинству гениальных людей, глубокое знание человеческой души и умение распознавать людские характеры» (298, 56–57).
Чингис–хан ценил и поощрял такие добродетели, как верность, преданность и стойкость, и презирал у своих подчиненных пороки типа измены, предательства и трусости. Исходя из этого, он делил всех людей на две категории и соответственно относился к ним. «Для одного типа людей их материальное благополучие и безопасность выше их личного достоинства и чести; поэтому они способны на трусость и измену. Такой человек подчиняется своему начальнику из–за его силы и мощи, посредством которых он может лишить его благополучия и жизни: поэтому он трепещет перед его силой. Он подчинен своему господину в порядке страха, т. е. он в сущности раб своего страха… Это — низменные, рабские, подлые натуры, и Чингис–хан беспощадно уничтожал их на своем завоевательном пути… Ценимые Чингис–ханом люди ставят свою честь и достоинство выше своей безопасности и материального благополучия… В их сознании живет постоянно моральный кодекс, они им дорожат более всего, относясь к нему религиозно, так как такие люди в то же время религиозны, понимая мир как установленный божественной волей порядок, в котором все имеет свое определенное место, связанное с долгом и обязанностью» (298, 57).
Именно из людей такого психического типа Чингис–хан и строил иерархическую лестницу своей империи, назначая их на соответствующие чиновные должности. Так как индивиды такого типа в основном встречались среди кочевых народов, не очень пораженных алчностью к материальному богатству, не всегда честно приобретенному, то и чиновники всех рангов рекрутировались из этих народов. Из земледельческих народов, имеющих более высокую культуру (Китай, Персия и др.) в систему управления монгольской империи привлекались только «спецы», обладающие высочайшей квалификацией. И наконец, следует заметить, что все сотрудники Чингис–хана должны были быть религиозными, хотя не было объявлено официальное вероисповедание. Чиновники должны ощущать свою подчиненность Высшему Существу, независимо от исповедуемой религии (среди них были буддисты, мусульмане, несториане и др.).
От предыдущих систем отличается динамично–энергетическая система управления обществом с господством правовых мотиваций. Здесь бюрократия не заинтересована в консервации общественного развития в каждой области и сохранении неизменного состояния общественной системы, а стремится поддерживать развитие всех сфер общественной жизни в рамках правовых норм при одновременном их контроле. «Бюрократия в этой системе, — отмечает И. Коссецкий, — будет даже планировать развитие общества во всех сферах, она будет подавлять любые незапланированные и неконтролируемые ею формы общественного развития — прежде всего негативно относиться будет к спонтанным процессам развития общества. В этой системе имеем планируемое и контролируемое бюрократией развитие науки, идеологии, права, хозяйства, медицины и искусства» (338, 347).
Вознаграждение в бюрократической структуре общества является главным позитивным стимулом, побуждающим к общественной активности, но в критериях вознаграждения значительную роль, наряду с правовыми, играет критерий профессиональной квалификации.
Примером динамично–энергетической системы управления обществом с преобладанием правовых мотиваций служат Пруссия и Германия (особенно в XVIII и XIX веках). О динамизме этой системы свидетельствует территориальный рост прусского государства, которое из небольшого ленного королевства превратилось в большое государство и в конце концов объединило под своей гегемонией всю Германию. Численность населения с 1750 г. по 1910 г. возросла с 20 млн. человек до почти 65 млн. человек, а производство стали за этот период — почти в 700 раз (339). О доминировании правовых мотиваций говорят» исследования отношений к правовым нормам, роли государства и позиций государственного аппарата в Германии (особенно в Пруссии).
Для Пруссии характерен культ государства и государственного империализма, а также пропаганда идеи навязывания гегемонии одной немецкой державы над другими. Официальная прусская доктрина ставила право над этикой и другими общественными нормами. В прусском мировоззрении добром считалось все то, что было в согласии с государственным правом, причем юридическая ответственность оказывалась важнее этики. В Пруссии возник культ государства, который можно назвать государственным мистицизмом, и целая сложная философия государства, наиболее крупным представителем которой был Г. Гегель. Известно, что этот философ видел в государстве наивысшую форму общественного устройства, оно являлось для него неизбежным земным воплощением абсолютного мирового духа. Отсюда следует и признание за государством высочайшего авторитета.
Если же речь идет об отношении к этике, то моральным, согласно гегелевскому воззрению, является все то, что согласуется с коллективной волей. Наиболее нравственным является то, что служит на пользу государству. Этот тезис прекрасно укладывался в рамки прусской авторитарной системы правления и глубоко укоренился в сознании сторонников Гегеля в Германии. Не случайно, он стал официальным философом прусской монархии. Прусское государство, а затем и Германия все свои действия регулировали четко сформулированными нормами государственного права, стараясь как можно больше сфер общественной жизни подчинить контролю государства. Экономика, наука и другие области общественного развития были подчинены потребностям государства, а чиновники и военные занимали в социальной иерархии наиболее высокое место.
О нравах немецких чиновников XVIII столетия свидетельствует судьба отца самого выдающегося из русских министров финансов графа Е. Ф.Канкрина, немца по происхождению. Его отец, Франц Людвиг Канкрин, был видным специалистом в области технологии, архитектуры, горного дела и юриспруденции. «Благодаря своим глубоким знаниям, теоретическим и практическим, он скоро выдвинулся в служебной иерархии своего отечества, Гессенского курфюршества, но резкий и суровый его нрав повредил его дальнейшей карьере. Он плохо уживался с порядками, господствовавшими при мелких германских дворах. Между одной из придворных дам, любимицей курфюрста, и женой Канкрина произошла размолвка, кончившаяся тем, что он подал немедленно в отставку и перебрался на службу к маркграфу в Ансбах…» (20, Т. 4, 414). Но и там он не смог. ужиться; в итоге, не расположенный к России, он принял приглашение русского правительства и переехал в нее, оставив своего сына в Германии.
И хотя его сын, будучи студентом, проявил блестящие способности, ему не нашлось места на родине. «Суровый нрав» отца, безусловно честного, но малосговорчивого и непокладистого чиновника, который не был способен на сделки с совестью, повредил карьере сына. Поэтому Канкрин–сын приехал к отцу в Россию и там сделал блестящую карьеру — стал министром финансов. На этом посту проявились все позитивные черты немецкого чиновника, вся его неподкупность и честность, позволившая ему привести в порядок сильно расстроенные финансы Российской империи. Не случайно Петр I использовал в работе над «Табелью о рангах» опыт функционирования германской бюрократической системы. Однако русская бюрократическая система вобрала в себя и другие традиции в области управления обществом, что привело к своеобразию отечественного чиновничества.
