Одно из самых любимых занятий пиратов — это стрельба в цель и чистка оружия, которое (ружья и пистолеты) у них является поистине великолепным. К ним имеются патронташи с пулями и порохом, достаточные на тридцать выстрелов: пираты никогда не расстаются с оружием и поэтому их никогда нельзя застать врасплох. Если же они останавливаются где–либо на продолжительное время, то стремятся отправиться на поиски приключений. Среди пиратов имелись такие, кто веселился на добытые деньги, пил и развратничал, пока они не кончались. «Некоторые из них умудряются за ночь прокутить две–три тысячи реалов, так что к утру у них не остается даже рубашки на теле. Я знал на Ямайке одного человека, который платил девке пятьсот реалов лишь за то, чтобы взглянуть на нее голую. И такие люди совершают много всяческих глупостей. Мой бывший господин частенько покупал бочонок вина, выкатывал его на улицу, выбивал затычку и садился рядом. Все шедшие мимо должны были пить вместе с ним — попробуй не выпить, если тебя угощают под ружейным дулом, а с ружьем мой господин не расставался. Порой он покупал бочку масла, вытаскивал ее на улицу и швырял масло в прохожих прямо на одежду или на голову» (317, 74).

У пиратов Америки были свои собственные законы, согласно которым они вершили суд над совершившими проступки. Если кто–нибудь из них вероломно убил своего сотоварища, то его привязывают к дереву и предлагают ему самому выбрать того, кто его умертвит. В случае, когда пират не нападал на своего вооруженного противника сзади, пираты прощали убийцу. Среди них очень легко завязывались дуэли, что служило развлечением для собравшихся их посмотреть. Когда пираты захватывали корабль, то пленных высаживали при первой же возможности, оставляя себе нескольких человек на продажу или для прислуживания (после двух–трех лет добросовестной службы их иногда отпускали).

Для нравов пиратов характерно то, что при наборе экипажа оговаривались доля пирата в добыче и компенсация за понесенное увечье в бою. В качестве примера можно привести договор, заключенный в 1385 г. Балтазаром Коссой, где, в частности, говорилось: «Все добытое в операциях — будет немедленно делиться на четыре части. Две из них будет получать экипаж, четверть пойдет моим верным и храбрым друзьям — Ринери, Джованни, Ованто, Берардо и Биордо. Последнюю четверть буду получать я, как капитан корабля и руководитель операций. Если в нашей операции кто–то потеряет глаз, он получит компенсацию в 50 золотых цехинов, дукатов или флоринов, или 100 скудо или реалов, или 40 сицилийских унцир. Или, если он это предпочтет, — одного раба мавра…» (69, 119). Подписывая договор, пираты клялись в его соблюдении и в подчиненности капитану на Библии. В целом, можно сказать, что нравы пиратов были достаточно суровые, и их нарушение каралось весьма жестоко.

Все познается в сравнении, и поэтому нравы русского крестьянства лучше всего высвечиваются при их сопоставлении с нравами восточного и западного крестьянства. Ведь не секрет, что в нашем представлении до сих пор проскальзывают высокомерные нотки в отношении русского мужика. Исследователь культуры русских крестьян XVIII‑XIX веков М. Громыко пишет: «Случилось так, что в своем высокомерном отношении к крестьянину, к его возможностям, иные современные деятели, хотя и провозглашали себя выразителями народных интересов, оказались в одном ряду с худшей частью надменных аристократов или ограниченных чиновников старой России, презрительно поджимавших губы в адрес простого мужика. Именно с худшей частью, потому что не только лучшие из дворян восхищались крестьянскими сметливостью в хозяйстве или художественным творчеством, но даже средние помещик и чиновник, обладавшие здравым смыслом, считались с крестьянским опытом и обычаем» (71, б). Сопоставление нравов русского, турецкого, японского и французского крестьянства феодально–абсолютистской эпохи весьма поучительно, позволяя более объемно представить фигуру крестьянина в ее многомерности. Османская Турция слагалась из территорий четырех типов, а именно: регионы, управляемые непосредственно (Анатолия, Румелия и некоторые другие провинции); регионы типа Египта, Мекки и Медины; провинции Румыния, Семиградье и пр.; протектораты, к которым относились вассальные государства Арабского полуострова и крымских татар. В наиболее чистом виде быт и нравы турецкого крестьянства проявлялись в Анатолии, где, в отличие от остальных регионов империи, крестьяне выплачивали десятину (это относилось к мусульманам) деньгами или натурой с произведенного продукта. Естественно, существовали налоги на заключение брака, на холостяков и др.

Все существование анатолийского крестьянства связано было с возделыванием земли, принадлежащей крупным феодалам–землевладельцам, получившим ее от султана. Эта земля на принципе долговременного владения передавалась крестьянским семьям, которые взамен обязаны были во время войны выставлять солдат, воюющих под началом феодала. Землю мог получить во владение сын умершего арендатора или его близкие родственники за небольшую оплату. В случае отсутствия наследника землю передавали кому–нибудь чужому; если же никто из крестьян не хотел воспользоваться ею, то ее можно было передать жителям другой деревни, однако местные сельские общины имели достаточно силы, чтобы этого не допустить. Следует иметь в виду то немаловажное обстоятельство, что правительственные чиновники стремились максимально ограничить свободное перемещение крестьян — существующие правила привязывали их к возделываемой земле, «поддерживали старые обычаи (340, 154–155).

Размеры земельных владений определялись тем, какой участок можно было обработать парой волов за день. Все члены крестьянской семьи занимались хозяйством, после смерти главы все имущество переходило к его детям. Старший сын принимал на себя обязанности отца, касающиеся прежде всего заботы о женщинах семьи, землю же делили. В силу этого возникало множество малых и экономически слабых хозяйств. Дочерям доставалось наследство в два раза больше, чем невесткам, причем они должны были оставаться в полученном хозяйстве, которым управляли их мужья. При заключении брака у кади между лицами, чьи земельные участки находились рядом, они могли быть объединены в один, что увеличивало урожайность. Арендаторы должны были извещать своих феодальных хозяев обо всех произошедших изменениях, но не было случая, чтобы какая–то семья произвольно была лишена земли, находящейся в собственности султана, если она соблюдала агротехнику и платила налоги. Если же арендатор не занимался хозяйством как положено, то на него накладывали штраф, пропорциональный размеру земельного надела, а после трех лет плохого хозяйствования его лишали этого надела.

Большая часть сельского населения проживала в гористой местности, вдали от дорог и имела спорадические контакты с внешним миром. Поэтому, находясь в таких условиях, замкнутые в себе крестьянские общины почти всем обеспечивали себя сами. Все хозяйственные орудия (плуги, бороны, сани и пр.) производились на месте, в основном из дерева. Овцы и козы давали не только молоко, из которого вырабатывались продукты, составляющие вместе с овощами пищу крестьян, но и кожу и шерсть, идущие на изготовление одежды, обуви, шатров, ковров, пледов и мешков. Крестьяне (и горожане) очень хорошо обращались со своими животными; и хотя время от времени забивали их на мясо, а также использовали на тяжелых, монотонных работах, однако весьма редко к ним относились жестоко и даже самые бедные заботились о них не меньше, чем о своих детях. Существовало много хозяйств, занимающихся выращиванием племенных животных, хватало также квалифицированных ветеринаров. Особо заботились о конях — они не знали ни крика, ни битья, на ночь их укрывали шерстяными одеялами, а владельцы скакунов прекрасно разбирались в «генеалогии» жеребцов.

Дома крестьян представляли собой, по сути, выкопанные на склонах холмов ямы, извлеченную землю использовали для возведения стен и покрытия крыши, которая зарастала травой. В результате оставался видным только вход, а на поросшей дерном крыше паслись овцы и играли дети. Часть дома предназначалась для женщин и находилась в глубине, а конюшня и овин примыкали к переднему, главному помещению, обогревая его зимой теплом животных. Внутри, как во всех турецких домах, вещей было мало — пара диванов с одеялами, одежда, все же остальные вещи находились в кожаных торбах; полы были устланы шерстяными коврами. Помещения блистали чистотой, особое внимание уделялось той комнате, где обычно обедали. Принимая пищу, члены семьи сидели «по–турецки» на полу; меню же их составляли хлеб с солью, лук, чеснок, огурцы, йогурт, сыр и сушеные или свежие овощи. Баранину или курицу с рисом подавали в особых случаях; редко лакомились сладостями и напитками: щербетом, виноградным соком и водой с медом или сахаром.