Иные нравы были присущи армии Османской (Турецкой) империи в силу ряда обстоятельств, существенными среди которых являлись восточные обычаи и ислам. Известно арабское выражение, произнесенное самим пророком: «Всемогущий Аллах говорит: «Имею армию, которой дал имя «турки»: когда люди вызывают у меня гнев, тогда насылаю на них моих турков»». Эта репутация турецкой армии — «правой руки» султана — основывается прежде всего на традициях беспримерной отваги и абсолютного послушания. Эти две добродетели были общи таким, на первый взгляд, противоположным категориям ее солдат и офицеров, как свободные мусульмане (феодальные землевладельцы) и имеющие статус невольников христиане «по рождению» янычарам. Феодальный армейский корпус состоял из кавалеристов — сипахов, — которые имели в ленном владении землю; эту землю обрабатывали крестьяне, для которых они были сеньорами и с которых они получали дань. Взамен этого они обязаны были служить в армии — некоторый срок в мирное время, и всегда в военное время, и, кроме того, должны были выставлять одного или нескольких полностью экипированных всадников. При этом численность сопровождающей его свиты зависела от их ранга и размеров имения. В мирное время некоторая часть сипахов несла полицейскую службу (340).

Ни один из этих сипахов не проходил регулярной военной подготовки, однако все они были смелыми наездниками, с детства знающими толк в военном ремесле. Во время войны один из десяти сипахов оставался в стране для поддержания порядка, а входе военных кампаний, когда отряды находились на зимних квартирах, им разрешались отъезды домой, чтобы собрать десятину и иные виды доходов с крестьян. Ведь это единственный источник их доходов и основа жизни как в мирное время, так и при прохождении военной службы. Помимо сипахов в феодальном армейском корпусе служило определенное число добровольцев; одни из них воевали исключительно с целью захвата добычи, однако встречались и христиане–ренегаты, которые перешли в ислам, и, воюя под его знаменами, получали награды и продвижение по лестнице военной иерархии. Нередко также, благодаря способностям и непримиримой враждебности к христианству, они достигали высоких должностей. Не менее двадцати предводителей сухопутных армий и четыре самых знаменитых в истории империи предводителей флота были старыми христианскими сол–датами, которые приняли ислам и перешли на службу в армию, где не обращалось внимание на происхождение и имелись шансы для неограниченного продвижения по службе.

Совершенно особое место в армии Османской империи занимали янычары — отобранные из христиан юноши, которых из–за их физической силы и психического здоровья считали добротным «материалом» для формирования воина. «Всех пленных юношей — неверных — надо зачислять в наше войско», — такой совет дал султану Орхану визирь и воинский судья Аллаэдин. Эта идея была осуществлена при султане Мураде I (1360–1389 гг.). Перед распростертыми на земле юношами возвышалась фигура известного дервиша шейха Бекташа. Подойдя к тому их них, кто находился поближе, дервиш поднял руку над его головой, осеняя ее рукавом своего халата, и произнес: «Да будете вы ены черы». Так было положено начало особому корпусу янычар (от «ены черы» — «новое войско»). От остальных военнослужащих их отличал головной убор — белый войлочный колпак с висящим сзади куском материи, напоминающим по форме рукав халата Бекташа. Вооружение янычар составляли копья, сабли и кинжалы, а роль знамени исполнял котел для приготовления пищи. Некоторые воинские звания в янычарском корпусе также были заимствованы из «кухонного» лексикона, например, полковник назывался «чорбаджи», т. е. «кашевар».

Значительная часть янычаров (кроме меньшей, занятой в осуществлении административных функций имперских органов) образовывала корпус на условиях платы (корпус профессионалов). Этот корпус представлял собою приватное и сильнейшее оружие в руках султана. Им командовал ага, который одновременно исполнял должность начальника полиции Стамбула и заседал вместе с министрами в диване. На войне он сопровождал султана и командовал его отрядами, в чем ему помогал совет из пяти наивысших офицеров. Янычарский корпус насчитывал несколько дивизий, каждая из которых располагалась в собственных казармах, а во время войны — в больших шатрах. Смысл существования янычар, оторванных в детстве от родителей, которым нельзя было ни жениться, ни заниматься каким–либо ремеслом (к тому же у них не было к этому никаких навыков), ограничивался участием в битвах во время войны и поддержанием порядка в мирное время.

Янычары больше были привязаны к своим товарищам, чем к султану, а еще большая близость возникала между янычарами одной и той же казармы, которые приносили друг другу присягу на мисочке соли, Коране и мече. Еще большей опекой, нежели войсковые знамена, они окружали большие медные котлы, коих приходилось два или три на казарму (в них они готовили себе рис и вокруг них проводили все вечера). Если хотя бы один из этих котлов терялся в битве, то все офицеры из опозоренной казармы увольнялись; в случае поступления вновь на военную службу их никогда не принимали в то же подразделение.

На нравы и поведение янычар сильное влияние оказывали дервиши из ордена Бекташа, которые так тесно были связаны с янычарами, что в 1591 году весь этот орден был включен официально в 99-ую дивизию, а его шейх получил звание «чорбаджи». Восемь дервишей были прикреплены к казармам янычар в Стамбуле — их задача заключалась в вознесении молитв за империю и ее армию. На парадах же по случаю разных празднеств они маршировали перед агой, и в ответ на выкрик ведущего шествие «Аллах керим» («Аллах является щедрым») отвечали долгим, звучным «хууууу–ом». Можно сказать, что для янычар был характерен религиозный фанатизм, чем и объясняется признаваемая даже врагами их потрясающая дисциплина и неукоснительный порядок (340, 36).

Необходимо отметить еще и такие характерные для нравов янычар черты, как своеволие и бунтарство, которые со временем возрастали. Если, например, после окончания сторожевой службы во дворце, когда происходило заседание дивана, янычары отказывались от приготовленной им пищи и переворачивали котлы, то власти старались их задобрить, чтобы предотвратить разрастание их недовольства. Более того, они постоянно культивировали право утверждать на троне каждого нового султана. Когда–то Баязет II путем подкупа в 1481 году получил их поддержку для своих необоснованных претензий на трон. Янычары поняли этот «дар» как прецедент и с тех пор требовали от каждого очередного султана вознаграждения под угрозой отказа в своей поддержке. В противном случае они поднимали бунт и ставили на престол угодного им султана; они внушали такой страх, что, как правило, их требования всегда удовлетворялись (340, 35).

Следует подчеркнуть, что янычары показали себя плохими защитниками Османской империи на поле боя. Они внесли свой вклад в то, что общие потери Турции в войнах, например, XVIII века с Австрией и Россией, составили 200000 человек, что в четыре раза больше потерь русских и австрийцев (288, 71). К тому же янычары служили ненадежной опорой султанского трона; поэтому Махмуд II решил создать новое постоянное войско, причем эти солдаты получили большее денежное довольствие, нежели янычары. Парад нового войска перед их казармами они восприняли как вызов и в ночь на 15 июня 1826 года взбунтовались. В результате их истребили артиллерийским огнем, уцелевших (около одной тысячи) осудил военный трибунал, после которого все осужденные были удушены, и их тела были брошены в Мраморное море. Таким образом, своеволие и бунтарство как характерные черты нравов янычар (этой гвардии султана) привели к их полному уничтожению.

Императорская Россия представляла собой централизованное бюрократическое государство, ибо, несмотря на власть самодержца, ею фактически управляло чиновничество. Основателем императорской бюрократии считается Петр I, который ввел в действие знаменитую «Табель о рангах» 24 января 1722 года. В разработке этой «лестницы чинов», кроме самого императора, принимал участие целый ряд крупных государственных деятелей и дипломатов России, а именно: канцлер, сенатор граф Г. И.Головкин и вице–канцлер, сенатор граф А. И.Остерман, князья Д. М.Голицын и А. Д.Меньшиков, графы Ф. М.Апраксин и П. А.Толстой и другие. При этом учитывался и опыт законодательства европейских государств, однако не в форме слепого копирования, а путем рационального переосмысления. Наибольшее влияние на формирование «Табели о рангах» оказали нормы Шведского, Датско — Норвежского и Прусского королевств. Однако не следует забывать и незримого воздействия византийских и татарских традиций регулирования деятельности чиновничества. К тому же необходимо считаться с тем, что указанные выше нормы и традиции функционировали в различных социокультурных средах и различных типах систем управления — стационарно–энергетических с доминированием правовых мотиваций (Византийская империя и др.), стационарно–энергетических с преобладанием витальных мотиваций (империя Чингис–хана и пр.), динамично–энергетических систем с акцентированием правовых мотиваций (королевство Пруссия и другие германские государства) и т. д. (338). Понятно, что взаимопереплетение этих разнородных норм и традиций породило своеобразные черты чиновничества императорской России, которые существуют и в наше время.