Для гвардейских офицеров екатерининской эпохи характерна необычайная роскошь: каждый из них должен был иметь шесть или четверик лошадей, новомодную карету, множество мундиров (только один мундир стоил 120 рублей, а это огромная по тем временам сумма), несколько модных фраков, большое количество жилетов, шелковых чулок, башмаков, шляп, много слуг, егеря или гусара, одетого в золотые или серебрянные одежды. Роскошь вела к неоплатным долгам, к разорению, к злоупотреблениям и казнок–радствам. «Всем известно, — рассказывает А. Болотов, — что во время обладавшего всем князя Потемкина за несколько лет был у нас один рекрутский набор с женами рекрутскими, и что весь он был как им, так креатурами и любимцами его разворован» (300, XVIII). Вообще, рекрутов разворовывали офицеры и обращали их в своих крепостных. По словам Безбородко, «растасканных» различными способами из полков солдат в 1795 году насчитывалось до 50 тысяч человек и это при 400-тысячной армии! О злоупотреблениях в армии и гвардии живописует А. Болотов, говоря о борьбе с ними императора Павла I.
«Монархиня у нас была милостивая и к дворянству благорасположенная, — говорит А. Болотов, — а господа гвардейские подполковники и майоры делали, что хотели; но не только они, но даже самые гвардейские секретари были превеликие люди и жаловали кого хотели за деньги. Словом, гвардейская служба составляла сущую кукольную комедию. В таковом–то положении застал гвардию государь… он прежде всего начал… пробуждением всех гвардейцев из прежнего их дрема–ния и сна, так и неги и лени. Все должны были совсем позабыть прежний свой и избалованный совсем образ жизни, но приучить себя вставать очень рано, быть до света еще в мундирах… наравне с солдатами быть ежедневно в строю» (28, 65). Известно, что при Екатерине II не столько служили, сколько «записывались» в службу. Унтер–офицеров и сержантов «набилось в гвардию бесчисленное почти множество» — всего их насчитывалось до 20 тысяч человек. Интересно то, и это характеризует нравы офицерской корпорации екатерининского времени, что в гвардию записывали и грудных младенцев, и совсем еще не родившихся, получая на них паспорта с незаполненными именами. Таким образом, были, по замечанию А. Болотова, гвардии унтер–офицеры «имярек», в утробах матерей и неизвестного еще пола!.. Большая же часть взрослых и не думала служить: они проживали по своим домам и усадьбам и «либо мотали, вертопрашили, буянили, либо с собаками по полям только рыскали», однако «чрез происки и деньги» добивались чинов поручика и капитана. Каждый год они выходили из гвардии и армейские полки переполнялись этими тунеядцами и недорослями, преграждающими повышение по службе настоящим офицерам и получающими еще жалование.
И далее А. Болотов подчеркивает, что император Павел I навел решительный порядок — по его повелению к нему на смотр обязаны были явиться эти числящиеся и находящиеся в отпусках тунеядцы; все дороги Российской империи были переполнены кибитками скачущих гвардейцев и матерей, везущих на смотр к государю своих малюток. Везде скачка и гоньба, повсюду резко возросли цены на проезд к столице и повсюду слышны были стенания. Так, завершает рассказ А. Болотов, «наказано было наше дворянство за бессовестное и бесстыдное употребление во зло милости прежней милосердной монархини… и за обманы их непростительные» (28, 65–66).
Следует отметить, что Павел I в искоренении пороков русской армии вместе с водой выплеснул и ребенка, ибо наряду с распущенностью и злоупотреблениями под топор его указов попали и культивируемые Румянцевым и Суворовым лучшие традиции русской армии эпохи Екатерины II (185, 32–35, 41–42 т. 13 Ч. 2). В армии насаждалась дисциплина в капральском понимании этого слова, поощрялась плац–парадность — понятно, что военно–балетные па, великолепно выглядевшие на плац–параде, были бесполезны при отражении атак яростно визжащих турецких янычар, при штурме крепостей, в схватках с решительной французской пехотой. Но император преследовал и далекоидущую цель, а именно: он осознавал опасность усиления военной корпорации, способной выступать в качестве противовеса самодержавию с его централизаторскими тенденциями. Еще не изгладились из памяти дворцовые перевороты середины XVIII века, когда офицеры и солдаты гвардии составляли единое целое. Поэтому в павловское время рядовой состав гвардейских полков стали формировать уже не из дворян, что серьезно уменьшило политическое значение гвардии как дворянской организации (145, 57). Начала усиливаться бюрократизация армии, и в связи с этим процветают и новые нравы, т. е. начинает происходить бюрократизация нравов, их огрубление, достигшее своей вершины в царствование Николая I не без помощи небезызвестного Аракчеева.
В неписаный кодекс поведения русского офицерства входит и дуэль, которая была запрещенным занятием. И здесь Павел I, как замечает в своих «Записках» генерал граф Л. Л.Беннигсен, проявил несправедливость и самодурство. Двое молодых людей, один военный (князь Б. Святополк — Четвертинский), другой штатский (А. И.Рибопьер) подрались на дуэли из–за одной молодой дамы, пользовавшейся благосклонностью императора. Штатский, который был единственным сыном своей матери, оказался ранен в руку. Врачи перевязали ему руку и предписали лежать ему в постели, чтобы избежать смертельного кровоизлияния из–за истощения. Можно себе представить, как велико было горе матери; и здесь Павел I, ревновавший к молодому человеку, узнал о его состоянии и от радости обласкал молодого офицера; самого же штатского, его мать и сестер сослал (229, 31). Это тоже способствовало в конечном счете убийству Павла I в Михайловском замке. Необходимо отметить, что о дуэлях идет речь в «Войне и мире» Л. Толстого, в «Повестях покойного Ивана Петровича Белкина» и «Евгении Онегине» А. Пушкина, в повести «Поединок» А. И.Куприна. И хотя дуэль считалась поединком чести, неким рыцарским отношением офицера и дворянина к жизни, в принципе, она была убийством. Достаточно вспомнить, что именно на дуэли погибли А. Пушкин и М. Лермонтов, не говоря уже о других.
В определенных случаях вызов на дуэль давал возможность офицеру защитить свою честь, ибо не было других средств. Так, великий князь Константин Павлович довольно резко отозвался о кавалергардах, и поскольку обвинение оказалось незаслуженным, ему пришлось извиниться перед полком. В день, когда полк находился на учении, он подъехал к фрунту и громогласно сказал: «Я слышал, что кавалергарды считают себя обиженными мною, и я готов предоставить им сатисфакцию — кто желает?» Он насмешливо после этого поглядел на ряды кавалергардов, думая этим вызовом смутить всех. Однако один из офицеров, будущий декабрист М. С.Лунин, известный всему Петербургу своей беззаветной храбростью и частыми поединками, подскакал к великому князю: «Ваше высочество, — почтительным тоном, но глядя ему прямо в глаза, ответил он, — честь так велика, что одного я только опасаюсь: никто из товарищей не согласится ее уступить мне». И пришлось Константину Павловичу отделаться шуткой: «Ну ты, брат, для этого слишком молод!» В данном случае молодой офицер проявил смелость и чувство собственного достоинства.
В XIX — начале XX века в офицерском корпусе постепенно изменялись, эволюционировали нравы, но кодекс русского офицера оставался со своими традициями неизмененным. Действительно, А. Пушкин описывает жизнь армейского командира так: «Утром ученье, манеж; обед у полкового командира или в жидовском трактире; вечером пунш и карты» (218, 378). В карты играли практически все офицеры — одни для развлечения, другие оттачивали свой профессионализм. Зеленое сукно ломберного стола иногда поглощало целые состояния — проигрывались имения со всем движимым и недвижимым имуществом, с крепостными душами, лесами и угодьями.
В гвардии эпохи Александра I произошли изменения в умонастроениях офицеров и солдат, что было обусловлено заграничными походами и патриотическим подъемом. В армию пришло много новых людей, которым были чужды казарменная замкнутость и ограничение кругозора только пла–цом и стрельбищем. И хотя «число этих людей было сравнительно с общей численностью офицерского корпуса невелико, нельзя недооценить их значение», — пишет В. Лапин (145, 67). Происходила своего рода интеллектуализация армии и прежде всего гвардии, что повлияло на нравы.
