В высшем свете требуется, чтобы знатный человек умел разбираться до тонкостей в качестве еды, питья, костюма и пр.; это, в свою очередь, оказывает влияние на образ жизни, воспитание, духовное развитие праздного индивида. Чтобы не подвергнуться насмешкам, ему приходится воспитывать свой вкус, становиться знатоком в яствах, напитках, безделушках, в приличествующем облачении и в архитектуре, в оружии, играх и танцах. Для такого эстетического развития способностей нужно время, силы и требования, предъявляемые к благородному господину. Все вместе взятое ведет к превращению его праздной жизни в усердное занятие освоением секретов приличного образа жизни. «Существует требование, тесно связанное с необходимым условием потребления тех, а не иных товаров, — благородный господин должен уметь потреблять их подобающим образом. Он учится вести свою праздную жизнь по должной форме. Отсюда и возникают хорошие манеры… Благовоспитанное поведение и высокородный образ жизни — это следование нормам демонстративной праздности и демонстративного поведения» (40, 113). Отсюда и устройство дорогих увеселений, пиров и балов, раздаваемые подарки. Понятно, что здесь присутствует целый ряд мотивов — обычай праздничных сборищ своими корнями уходит в религиозные мотивы и пиршества, другими мотивами являются потребности в развлечении и веселом общении; здесь осуществляется и «завистническая» — цель. Однако одним из основных мотивов является доказательство всемогущества данного лица, что требует приглашения друзей и соперников.[6]
В качестве примера достаточно привести фрагменты из жизни князя Г. Потемкина, фаворита Екатерины II, точнее: из приватной, частной, жизни. В тех же Яссах его пребывание было окружено огромной пышностью и великолепием, громадные суммы тратились на удовлетворение прихотей светлейшего и окружавших его женщин. У него была группа музыкантов, им выписывались танцовщики из Франции, его развлекал собственный театр, следующий за ним повсюду; он содержал за дорогую цену различного рода виртуозов, певиц, плясунов, забавных дураков, а также хор раскольников, услаждавших слух старинным пением. Для его стола из разных российских городов доставлялись кислая капуста, соленые огурцы, стерляжья уха; галантерейные вещи ему привозили из Парижа (одна разовая пошлина обошлась ему в 12 000 руб.), за столом у светлейшего всегда находились гости, званые и незваные, потребляющие изящнейшего вкуса и разного рода драгоценные вина. Иными словами, приватная жизнь Г. Потемкина фактически ничем не отличалась от королевской, что свидетельствовало о его высоком престиже и положении в высшем свете (190).
В Петербурге князь Г. Потемкин проводил время в увеселениях, причем в его честь дворяне давали балы и пиршества, на которых старались сами ему прислуживать. Однако он всех затмил данным им в честь Екатерины II празднеством, устроенным в Таврическом дворце. Во время празднества оркестр из 300 музыкантов исполнял роговую музыку, дворец освещали 140 тысяч лампад и 20 тысяч восковых свечей. После просмотра двух французских комедий и двух балетов императрицею и частью гостей начался бал, затем был подан ужин на 42 стола, уставленных посудой из серебра и фарфора с отличнейшими яствами, и опять до утра бал. Весь праздник обошелся по самым скромным подсчетам в 200 000 рублей (190, 28). Вся жизнь князя Таврического в последнее пребывание его в Петербурге превосходит все, что можно представить, в роскоши, излишестве и праздности, характерных для высшего русского света.
То, что российские нравы претерпели эволюцию на протяжении XVIII столетия в сторону их улучшения, можно увидеть весьма наглядно в следующем. Известно, что Петр Великий прибегал к самым жестоким мерам, чтобы заставить служить отечеству дворян. В случае уличения кого–либо из них в уклонении от службы его имущество объявлялось конфискованным. Как подчеркивает князь П. Долгоруков, «донос был возведен в обязанность» (104, 18); доносчиков поощряли обещанием имущества, конфискованного у обвиненных; крепостной же, донесший на своего господина, сразу получал вольную. Понятно, что такого рода бесчестные нравы, возведенные в долг верноподданного, нанесли большой ущерб нравственности нашего народа (достаточно вспомнить доносительство в недавнем прошлом, приведшее к многочисленным жертвам и искореженным судьбам). Служилые дворяне стремились попасть в гвардию или ко двору, хотя бы на самую скромную службу в одной из столиц. Из них и формировался высший свет с его первоначально грубыми нравами на немецкий лад в смеси со старорусскими обычаями. Затем началась шлифовка нравов в созданных Минихом кадетских корпусах, при елизаветинском дворе и в петербургском высшем свете.
И только в 1762 году российское дворянство получило свободу в соответствии со знаменитым «Указом о вольности дворянства». Только с этих пор личные воззрения, вкусы, нравы и пристрастия дворянина стали определять сферу его интересов: служить в гвардии, в канцелярии, жить в Петербурге, в Москве или деревенской усадьбе. «И чрезвычайно быстро выработался новый стиль жизни, который вознес уже не императора, а помещика… Еще недавно в центре интересов дворянина был император, а значит его барочный дворец, который поражал экстазом световых, водных и огненных извержений, вихрем архитектурных форм, роскошью и блеском убранства» (222, 49). Все большее значение приобретает теперь дворянская усадьба, возникает усадебная культура, культивируются определенные нравы. Самое интересное, что старая Москва приобрела новое значение, стала хлебосольным домом всего русского дворянства — его Карамзин назвал дворянской Республикой.
В свое время А. Пушкин в «Путешествии из Москвы в Петербург» писал: «Некогда в Москве пребывало богатое неслужащее боярство, вельможи, оставившие двор, люди независимые, беспечные, страстные к безвредному злоречию и к дешевому хлебосольству; некогда Москва была сборным местом для всего русского дворянства, которое из всех провинций съезжалось в нее на зиму. Блестящая гвардейская молодежь налетала туда ж из Петербурга. Во всех концах древней столицы гремела музыка, и везде была толпа. В зале Благородного собрания два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут молодые люди знакомились между собою; улаживались свадьбы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками; московские обеды (так оригинально описанные князем Долгоруким) вошли в пословицу. Невинные странности москвичей были признаком их независимости. Они жили по–своему, забавлялись как хотели, мало заботясь о мнении ближнего» (218, 530). В описании А. Пушкина Москва предстает как своего рода анти-Петербург, причем средоточием независимой, свободной и веселой жизни он называет зал Благородного собрания, представляющий собой синоним хлебосольного высшего света с его патриархальными нравами.
Москва вместе с тем испытывала и влияние Петербурга; так, щеголихи, перенимая петербургские моды, придавали нарядам неизгладимое своеобразие. Надменный Петербург издали «смеялся и не вмешивался в затеи старушки Москвы» (А. Пушкин); хотя вся шумная, праздная, беззаботная жизнь с ее балами, пирами и гуляньями была характерна для обеих столиц. И в Петербурге богатые вельможи давали роскошные праздники, не думая о расплате за них. Весной (как правило, первого мая) в рощах Екатерингофа разбивались палатки и устраивались веселые гулянья. Палатки вельмож были «сотворены» из дорогих турецких шалей, в них на столах стояла роскошная трапеза, рядом располагались оркестры дворцовых музыкантов. Всюду прямо–таки азиатская роскошь. М. Пыляев пишет: «Вельможи, приезжая сюда со свитою в несколько десятков человек, пировали по три и по четыре дня; перед их палатками плясали и пели песенники–цыгане в белых кафтанах с золотыми позументами. Здесь же на потеху народу завязывался кулачный бой, в который вступая, по русскому обычаю, соперники троекратно целовались и обнимались» (220,435).
В царствование Екатерины II непомерная роскошь настолько была сильна, что императрица издала указ о том, как и кому ездить. Двум первым классам (по табели о рангах) ездить цугом с двумя вершниками; 3, 4, 5 классам — только цугом; 6, 7 и 8 классам — четвернею; обер–офицерам — парою; не имеющим офицерских чинов — верхом, в одноколке или санях с одной лошадью. Ливреи лакеев тоже были разными в зависимости от ранга их хозяев. И нравы в высшем свете были таковы, что если кто–нибудь приезжал в гости к вельможе в не соответствующем его положению экипаже и одежде, то его просто не принимали, а потом выражали ему порицание и возмущение.
