За год до начала этих событий мы с М. П. Рупышевым тралили мины на подходах к островам Лункулансари и Мантсинсари. Не думал и не гадал я тогда, что здесь мне доведется принять боевое крещение в Великой Отечественной войне.

22 июля десантники — 4-я бригада морской пехоты — на судах Северо-Западного пароходства прибыли в Шлиссельбург. В этот же день начальник нашего гидрорайона старший лейтенант Лобов приказал мне явиться в распоряжение штаба Ладожской военной флотилии.

В штабе флотилии среди суетившихся, сновавших из кабинета в кабинет командиров различного ранга трудно было выбрать старшего. Наконец я выбрал человека с удивительно проницательным взглядом и внешне самого спокойного. Это оказался тот, кому я был нужен, — начальник оперативного отдела штаба капитан 3-го ранга Лопухин. Он отвел меня в сторону и, не вдаваясь в подробности, объявил, что мне надлежит отправиться в распоряжение военного коменданта транспорта «Совет».

На улице стояла двадцатипятиградусная жара. Вовсю палило полуденное солнце. За Новоладожским каналом ребятишки прыгали с самодельного трамплина в Неву у самых Железных ворот, названных так потому, что здесь была самая узкая и опасная часть речного фарватера с очень сильным течением. Недолго думая, я перебрался через канал к загорелым и веснушчатым ребятишкам и вместе с ними несколько раз прыгнул в приятно освежающую крутоверть Невы. Бултыхаясь и брызгаясь водой с ребятами, я на некоторое время забыл обо всех на свете делах.

Стоило мне сесть на камень, чтобы обсохнуть, как ко мне подбежали самые бойкие ребятишки из той породы, которая в пропахших смолой и рыбой речных затонах вырастает достойной сменой моряков.

У нас в Приладожье большая часть детворы белобрысая и голубоглазая. Один из таких мальчишек спросил меня:

— Ты не из десантников ли, дядя?

— Откуда это тебе известно?! — воскликнул я с удивлением.

— Как откуда? Глянь-ка на теплоходы — там наших переодетых балтийцев в тельняшках будь здоров сколько!

Так неожиданно я и узнал о цели своей командировки.

Небольшой двухпалубный пассажирский теплоход «Совет», превращенный в военный транспорт, сияющий белизной своих бортов, мирно стоял у гранитной стенки пристани. Экипаж его сохранился прежний — из невоеннослужащих. Военно-Морской Флот на «Совете» представляли его комендант — старший лейтенант В. В. Черепанов и три краснофлотца.

Плотно сложенный, выше среднего роста, розовощекий, с волевым подбородком и слегка прищуренными глазами, Черепанов производил внушительное впечатление. Он сообщил мне, что идут последние приготовления к выходу десанта в озеро. Спросил, знаю ли я подходы к островам Лункулансари и Мантсинсари. Получив утвердительный ответ, он посоветовал сходить в гидрорайон и получить там карты, лоции и секстант. Словом, на переходе мне поручалось исполнять роль штурмана, а при высадке десанта на берег быть лоцманом.

Возвратясь на борт «Совета», я принялся за изучение состояния и приведение в порядок штурманского хозяйства. Оно состояло из пятидюймового путевого магнитного компаса в ходовой рубке, прокладочного инструмента и секундомера. Скорость теплохода определялась по числу оборотов винта. Судно не предназначалось для плавания в удаленных районах моря: оно не имело радиостанции.

С наступлением сумерек транспорты и корабли охранения вышли на внешний Шлиссельбургский рейд и оттуда направились на север. На траверзе мыса Морье повернули на северо-восток, чтобы прийти в район высадки десанта к 3.00 24 июля. Днем 23 июля мы шли вдоль восточного берега кильватерной колонной, растянувшейся примерно на шесть миль. Дул слабый южный ветер. На озере возникали и быстро исчезали полоски ряби. Берег заволакивал дым лесных пожаров.

Мне не пришлось близко познакомиться с кем-нибудь из десантников. Я мог лишь наблюдать из ходовой рубки, как краснофлотцы, командиры, политработники и медицинский персонал спешно готовились к высадке, распределяли грузы, договаривались о связи, уточняли свои задачи.

Позднее я узнал их по боевым делам на Лункулансари и не раз вспоминал этих мужественных и отважных людей. Хотя они тогда еще не были хорошо подготовлены к боевым действиям на суше, их нельзя упрекнуть в недостатке отваги и храбрости. Впоследствии 4-я бригада морской пехоты своей стойкостью, своими боевыми делами вписала не одну яркую страницу в историю битвы под Ленинградом.

Ночью к «Совету» несколько раз подходил флагман на сторожевике «Пурга». Чувствовалась нервозность штурмана Н. Ю. Рыбалтовского, обычная в столь сложных обстоятельствах. Наконец, определили диспозицию перед высадкой. Нашему транспорту отвели бухту Сиколахт, на побережье которой нам предстояло высадить морских пехотинцев.

Началась артиллерийская подготовка. Канонерские лодки «Олекма», «Бира», «Селемджа» и сторожевой корабль «Пурга» вели сосредоточенный огонь по берегу. Сторожевые катера поставили дымзавесы. В воздухе появились наши гидросамолеты-разведчики. Противник открыл ответный огонь.

С первым броском я пошел к берегу на катере, чтобы уточнить, куда подвести транспорт. Выяснилось, что «Совету» лучше зайти в бухту и носом приткнуться к песчаному берегу. Черепанов согласился со мной. Эту задачу экипаж теплохода выполнил блестяще. Все наши десантники быстро и без потерь перешли на берег. Затем «Совет» благополучно отошел от берега и лег в дрейф (далее ему поручалась роль санитарного транспорта).

Снаряды противника все точнее и точнее стали падать вблизи кораблей и транспортов. Получила попадание снаряда в корму «Олекма». Наш «Совет», прикрываемый дымзавесой и огнем артиллерии кораблей флотилии, маневрировал на расстоянии 2–3 километров от бухты Сиколахт, уклоняясь от снарядов противника.

Двое суток десант успешно сражался с врагом, подтянувшим свежие силы. За это время я несколько раз ходил в бухту Сиколахт за ранеными. В конце вторых суток танкетки противника переправились с материка на остров и начали теснить наших к берегу.

На третьи сутки мы остались одни. Командование переключило все силы на высадку десанта на соседний остров — Мантсинсари. Имея на борту свыше 200 человек тяжело раненных бойцов и командиров десанта, «Совет» получил приказание — по семафору от проходившего мимо сторожевого корабля «Пурга» — следовать в Шлиссельбург, куда мы и прибыли к вечеру 30 июля.

Итак, первое боевое крещение я получил вместе с отважными балтийцами 4-й бригады морской пехоты. Они как бы на всю войну зарядили меня неистребимой верой в нашу победу над коварным и жестоким врагом.

Неудержимой лавиной катилась война, охватывая Ладогу огненным кольцом. Неожиданно на Озерный район Гидрографической службы КБФ выпало столько первостепенных задач, что справиться с ними стало почти невозможно. Мы имели всего шесть командиров-гидрографов и около двух десятков рабочих и служащих. В нашем распоряжении были один мотобот и катерок «Чайка». Требовалась экстренная помощь. Она вскоре подоспела.

На Ладогу были переброшены гидрографический корабль «Сатурн» и катер Г-60, поступило много новой навигационной и гидрографической техники, карт и пособий для мореплавателей. Но все еще не хватало командиров-гидрографов и краснофлотцев. В это время на Балтике шли ожесточенные бои и все основные силы Гидрографической службы КБФ, включая резерв, участвовали в боевых действиях.

Мне и моим товарищам командирам-гидрографам К. М Тихонову, Ф. М. Корневу, Т. И. Зуйкову, X. Н. Мамяну и нашему начальнику К. В. Лобову приходилось бросаться с одного участка боев на другой. Вместе с нами отправлялись на боевые задания тогда еще не мобилизованные вольнонаемные прорабы Е. А. Косолапое, В. А. Сенин, Н. Н. Борейша, старший лоцман Н. М. Денисов, моторист А. А. Литвинов, старшина катера Н. Смирнов, снабженец Шашин и другие.

В нашей деятельности, как и во всей боевой деятельности Ладожской флотилии, наиболее ярким событием в августе 1941 года была эвакуация трех дивизий Красной Армии из шхер Ладожского озера.