— Он никогда не упоминал о человеке по имени Леон Готт?

Эдди повернулся к ней.

— Так вот из-за чего весь сыр-бор? Из-за убийства Леона Готта?

— Вы его знали?

— Не лично, но, само собой, я знал его имя. Большинство охотников знали. Мне его услуги были не по карману, но если вы хотели сделать из своей добычи чучело, стоило обратиться к Готту. — Эдди помолчал. — Так вот почему вы расспрашиваете о Нике? Думаете, он убил Готта?

— Мы всего лишь спрашиваем, были ли они знакомы.

— Мы читали статьи Готта в журнале «Охотник за трофеями». И ездили в «Кабелас»,[90] посмотреть на чучела животных, которые он сделал. Но, насколько я знаю, Ник никогда не встречался с этим парнем.

— Он когда-нибудь ездил в Монтану?

— Много лет назад. Мы ездили вдвоем, чтобы увидеть Йеллоустоун.[91]

— Сколько лет назад?

— Это имеет значение?

— Да, имеет.

Эдди положил заточенный нож и тихо спросил:

— Почему вы спрашиваете о Монтане?

— Были убиты и другие люди, мистер Тибодо.

— Вы имеете в виду, так же, как и Тайрон?

— Есть совпадения.

— Кто те другие люди?

— Охотники в Монтане. Это произошло три года назад.

Эдди покачал головой.

— Мой брат исчез пять лет назад.

— Но он бывал в Монтане. Ему знаком этот штат.

— Это была одна гребаная поездка в Йеллоустоун!

— А что насчет Невады? — спросил Фрост. — Там он когда-нибудь был?

— Нет. Что, он якобы и там кого-то убил? — Эдди перевел взгляд с Джейн на Фроста и фыркнул. — Любые другие убийства вы хотите повесить на Ника? Он не может себя защитить, поэтому можно сбросить на него все свои нераскрытые дела.

— Где он, Эдди?

— Хотел бы я знать! — В отчаянии он швырнул в сторону пустую миску, и она ударилась о бетонный пол с оглушающим звуком. — Хотел бы я, чтобы вы, проклятые копы, выполняли свою гребаную работу и приходили с ответами! Вместо этого вы достаете меня насчет Ника. Я не видел и не слышал его пять лет. В последний раз, когда я его видел, он сидел на крыльце и пил пиво вместе с Тайроном. Они спорили из-за какого-то дерьма, которое они подобрали в палаточном лагере.

— Подобрали? — фыркнула Джейн. — Вы имеете в виду, украли.

— Без разницы. Но это не было дракой, ясно? Это были… оживленные переговоры, вот и все. Они оставили вещи в доме Тайрона, и на этом все. Это был последний раз, когда я видел их. Через несколько дней сюда заявилась полиция штата. Они нашли грузовик Ника, припаркованный у пешеходной тропы. И нашли Тайрона. Но так и не нашли ни единого следа Ника. — Словно слишком выдохшись, чтобы стоять, Эдди опустился на скамью и раздраженно выдохнул. — Это то, что я знаю. Это все, что я знаю.

— Вы сказали, что грузовик Ника был припаркован у пешеходной тропы.

— Да. Полиция предположила, что он ушел в лес. Что он где-то там, словно Рэмбо, кормит себя охотой.

— Как Вы думаете, что произошло?

С минуту Эдди молчал, уставившись на свои мозолистые руки, под ногтями которых была корка запекшейся крови.

— Я думаю, что мой брат мертв, — негромко вымолвил он. — Я думаю, что его кости где-то разбросаны, и мы просто еще его не нашли. Или он висит на каком-то дереве, как и Тайрон.

— Значит, Вы думаете, что он был убит.

Эдди поднял голову и посмотрел на нее.

— Я думаю, что они повстречали кого-то там в лесу.

Когда всходит солнце, я одна посреди дикой природы. Несколько часов я брела в темноте, и понятия не имею, насколько далеко ушла от лагеря. Я только знаю, что шла вниз по течению, потому что всю ночь справа от меня шумела река. Пока небо становится из розового золотым, я так обезвожена, что падаю на колени у края реки и пью словно дикий зверь. Еще вчера я бы настаивала на том, чтобы вскипятить воду или сначала обеззаразить ее йодом. Я бы переживала обо всех микробных ужасах, которые глотаю, о смертельной дозе бактерий и паразитов в каждом глотке. Сейчас ничего из этого не имеет значения, потому что я все равно умру. Я зачерпываю ладонями воду и пью с такой жадностью, что она разбрызгивается по моему лицу, струйками стекая с подбородка.

Когда, наконец, я утоляю жажду, то откидываюсь назад на корточках и вглядываюсь сквозь заросли папируса в деревья и колышущуюся траву за рекой. Для созданий, населяющих этот зеленый и чужой мир, я не более чем ходячий источник мяса, и всюду, куда смотрю, я представляю себе зубы, ждущие, чтобы проглотить меня. С восходом солнца раздается шумное стрекотание птиц, и когда я смотрю вверх, то вижу стервятников, описывающих ленивые круги в небе. Они уже пометили меня для их следующего приема пищи?

Я поворачиваюсь вверх по реке, в сторону лагеря, и вижу отчетливые отпечатки ног, которые оставила вдоль берега. Я вспоминаю, как легко Джонни отслеживает даже самые нечеткие отпечатки лап. Для него мой след будет ярким как неон. Теперь, при дневном свете он станет охотиться на меня, потому что не может позволить мне выжить. Я — единственная, кто остался, кто знает, что произошло.

Я поднимаюсь на ноги и продолжаю бежать вниз по течению.

Я не могу позволить себе думать о Ричарде или остальных. Все, на чем я могу сосредоточиться — выживание. Страх заставляет меня двигаться, толкает все глубже в дикую природу. Я понятия не имею, куда ведет эта река. Из путеводителя я помню, что реки и ручьи дельты Окаванго наполняются от осадков в горах Анголы. Вся эта вода, ежегодно затопляющая лагуны и болота, из которых волшебным образом вырастают рощицы, в конечном итоге высыхает в выжженной пустыне Калахари. Я смотрю вверх, чтобы узнать направление солнца, которое только сейчас поднялось над верхушками деревьев. Я иду на юг.

И я голодна.

В своей заплечной сумке я нахожу шесть батончиков «Сила леопарда», 240 калорий в каждом. Я вспоминаю, как складывала их в чемодан в Лондоне, просто на случай, если не смогу есть пищу в буше, и вспоминаю, как Ричард издевался над моими вкусовыми рецепторами, которым неведома жажда приключений. За мгновение я расправляюсь с одним батончиком и заставляю себя отложить оставшиеся пять штук на потом. Если я останусь у реки, то, по крайней мере, у меня будет вода, бесконечный запас воды, даже если она, без сомнения, несет в себе множество заболеваний, названия которых я даже не смогу произнести. Но кромка воды является опасной зоной, где так часто встречаются хищник и жертва, где сходятся жизнь и смерть. Мне под ноги попадается череп животного, выбеленный от солнца. Какое-то существо, похожее на оленя, встретило здесь, на берегу реки, свой конец. Линия ряби нарушает ровную поверхность воды, и крокодил поднимает над ней свои глаза-бусинки. Это не лучшее место для пребывания. Я иду к траве и ищу тропу, на которой есть следы. Отпечатки ног в пыли говорят мне о том, что я следую за слонами.

Когда ты напуган, все видится в более резком фокусе. Ты так много видишь, так много слышишь, и я поражена быстрой сменой картинок и звуков, каждый из которых может быть предупреждением о чем-то, что убьет меня. Все их сразу же обрабатывает мой мозг. Трава колышется? Всего лишь ветер. Очертания крыльев, парящих над тростником? Орлан-крикун.[92] Шуршание в подлеске — всего лишь бородавочник, рыскающий там. Рыжевато-коричневые импалы и черные тени южноафриканских буйволов движутся вдоль горизонта. Повсюду я вижу жизнь, летящую, стрекочущую, плывущую, кормящуюся. Красивую, голодную и опасную. А теперь меня нашли комары и пируют моей кровью. Мои драгоценные таблетки остались в палатке, поэтому можете добавить малярию в список способов умереть, наряду с вариантами быть растерзанной львом, затоптанной буйволом, утопленной крокодилом и раздавленной бегемотом.

Когда жара нарастает, комары становятся неумолимы. Я машинально отбиваюсь от них, пока иду, но они собираются в кусачее облако, от которого я не могу убежать. В отчаянии я возвращаюсь на берег реки, где пригоршнями зачерпываю грязь и толстым слоем обмазываю свое лицо, шею и руки. Скользкий ил пахнет гниющей травой, и этот запах вызывает у меня рвотные позывы, но я накладываю все более и более толстый слой, пока не оказываюсь полностью покрыта грязью. Я поднимаюсь на ноги, первобытное существо, вышедшее из глины. Словно Адам.