Пейринг: Гарри Поттер/н. ж.п.

Рейтинг: R

Жанр: AU/Romance

Размер: Макси

Статус: Закончен

События: Шестой курс, Анимагия

Саммари: Они неразрывно связаны. Она родилась из частички его души. Она всегда будет с ним и останется ему верна. Она — огненная дева, и она поможет ему. Альтернатива шестой книги.

Коментарий автора: Соавтор: Лицо в ночи (главы 1–16 полностью; редактура финальной битвы).

Заканчивался пятый день летних каникул. Гарри Поттер сидел на своей кровати в доме 4 по Тисовой улице. Дурсли все еще не закончили ужинать. Первые два дня в доме прошли в страшном напряжении. С одной стороны, семья дяди Вернона тряслась от возмущения, что какие–то ненормальные смеют им указывать, а с другой — опять же тряслась, но уже от ужаса, что эти психи к ним заявятся. Но потом Гарри и его родственникам удалось прийти к взаимовыгодному соглашению: они друг друга не замечали. Гарри проводил почти все время в своей комнате, туда же он уносил свои завтраки, обеды и ужины. Так было спокойнее для всех. К нему же в комнату свободно прилетали совы с газетами и письмами. Газета «Пророк» по прежнему содержала в себе способы самозащиты и истеричные сообщения, согласно которым Волдеморт только и делал, что прохаживался под окнами домов магов во всех концах страны. Еще не прекращали печатать статьи о происшествии в Министерстве, самая большая из них начиналась сверхгромким заголовком: «Гарри Поттер — Избранный?». По тому, что писали, становилось понятно, что дни Фаджа на посту министра сочтены.

Гарри глядел в окно, последние два дня он почти только этим и занимался, почти ни на что не реагируя. Гибель Сириуса в конце этого года что–то сломала в нем. Та жуткая тоска, что сковывала душу многие дни, прошла на третий день каникул, когда прибыло письмо от Гермионы. В нем она стремилась дать ему несколько полезных советов. Начав с того, что она ни в чем его не винит, она помянула ему и Окклюменцию, и тягу спасать всех подряд, и еще много чего. Приведя веские аргументы и логически рассуждая, она призвала Гарри сделать необходимые выводы. Все вылилось в заявление, что он не имеет права в чем–либо винить ни Альбуса Дамблдора, ни профессора Снейпа. В общем, если опустить вежливые обороты и полунамеки, то виновниками следовало считать их с Сириусом безрассудство и его неспособность обучаться вместе с Северусом Снейпом.

«Ты знаешь, чем оно обернулось. Директор никак не мог предугадать, что мы пойдем в Министерство, никто такого от нас не ожидал…» — это было одно из первых предложений этого письма. На этот аргумент — то, что все это было полной неожиданностью для Дамблдора, опиралась значительная часть рассуждений…

Это письмо вызвало у Гарри довольно странную реакцию. До его прочтения, он бы согласился с большей частью сказанного там. Гарри и до этого, не переставая, винил себя во всем случившимся. Но многое изменилось, когда он читал все эти рассуждения… «Дамблдор не знал…»… все он знал, не мог он не понимать этого, его люди стерегли Пророчество весь этот год, кроме именно этого дня, но это еще могло быть случайностью или хитростью врага. Но директор прекрасно понимал, что Волдеморт всеми силами толкал его, Гарри, пойти в Министерство, поэтому он устроил уроки Окклюменции… Все, что ему следовало сделать — это просто намекнуть Гарри на опасность, которая ему угрожала, и ничего бы этого не было.

А одна мысль несла за собой другую — насколько же удачно закончился для директора этот год, ведь вылазка в Министерство выдала Темного Лорда… Гарри предпочитал не заходить настолько далеко в своих рассуждениях. После прочтения этого творения его наполнила злость, не та, которая была ему знакома и привычна. Она была холодна, он не возмущался, не сжимал кулаков, не представлял, как наорет на эту всезнайку и выскажет ей все, что думает. Нет, он сел и написал ей ответное письмо; в нем, с поразившем его самого красноречием, он согласился с большей частью сказанного Гермионой. К числу своих ошибок он добавил зеркало и Снейпа — два способа связаться с крестным, о которых он позабыл. Гарри ничем себя не оправдывал, вся первая часть письма была покаянием в собственных ошибках. А потом, он начал с нового абзаца, словами: «Но в одном, Гермиона, ты не права…». И он развил идею того, что директор прекрасно понимал, что риск того, что Мальчика — Который — Выжил заманят в Отдел Тайн существует, и что он велик. Гарри обосновал свое заявление, а потом обрушил все рассуждения, согласно которым Дамблдор был невинен, как дитя. На этом он и остановился. Пока писал, часть того ледяного спокойствия покинула его, и окончание было уже в ином стиле: «и последнее, я больше не хочу иметь с тобой дело». Так он его и отправил. Сейчас, три дня спустя, уже успев остыть, он понимал, что в очередной раз погорячился, но писать письмо с извинениями не собирался.

Ему требовалось время, чтобы все заново осмыслить, ибо письмо Гермионы и все с ним связанное заставили его иначе посмотреть на вещи. Вот уже пять лет директор Школы Чародейства и Волшебства был для него идолом, тем, на кого можно положится, тем, кому следует обо всем рассказать, и кто поможет. Уже начало пятого года обучения, и все остальное, например, нежелание встречаться взглядом, поколебало эту идею. Странным образом разговор в кабинете, где Гарри успел устроить небольшой разгром, реабилитировал на время директора в его глазах. А письмо Гермионы словно бы вскрыло то, что этот разговор спрятал под впечатлением от Пророчества… Сейчас все те разговоры о том, что правду скрывали ради его собственного спокойствия, не казались убедительными. Суть была проста: или он, или Волдеморт. Даже если оно так, Пророчество не многое изменило, уже после Третьего Тура стало ясно, что для них двоих этот мир тесен… Убивать… Это пугало, это испугало Гарри тогда, и пугало сейчас, но не давило на психику… Похоже, сам того не зная, он с этим смирился, возможно, что смирился еще до того, как узнал о Пророчестве. Довольно долгое время он сам поражался своему спокойствию, пока наконец не нашел объяснения: убивать ему было не впервой! Профессор Квиррелл — ведь это его руки покрыли этого человека бесчисленными ожогами, которые и привели к гибели. Никогда раньше Гарри об этом не задумывался… Ведь он уже убийца, с одиннадцати лет… Странным образом это успокаивало, мысль о том, что убивать ему уже приходилось, казалась обнадеживающей…

Почему он раньше об этом даже не думал? Сейчас, задним числом причиной казались слова директора о Волдеморте: «Он оставил Квиррелла умирать…». Как говорится, первая трещина камень колет, и, однажды усомнившись в своем бывшем кумире, Гарри со все большим ужасом заново переосмысливал свою жизнь. История с Философским Камнем — несомненно подстроена директором, все то не могло быть лишь совпадением. Тайная Комната — либо еще одна умелая провокация, либо доказательство некомпетентности. Если ученики сумели разгадать загадку, то почему не смогли учителя и Великий Волшебник? Третий год… Здесь Гарри не мог сказать, что было случайностью, удачей, неудачей и замыслом… Четвертый год — и вновь директор оступается.

Многие годы директор им манипулировал… Он сам признавал, что послал Гарри к родственникам, чтобы тот не вырос «избалованным маленьким принцем…», кто знает, какие еще цели преследовал дражайший директор… Странно, какую неожиданную роль сыграло это письмо от Гермионы. Она хотела оправдать директора, которого он почти и не винил, а вместо этого… Вместо этого оно полностью подорвало то доверие, которым продолжал пользоваться директор в его глазах.

Это было обидно, это злило, но вновь это довольно быстро прошло… Гарри не мог бы точно сформулировать то, что думал. Он даже не возненавидел Дамблдора, хотя было за что, но сейчас это казалось ему детским. Директор, хоть это звучит и кощунственно, и даже глупо, хотел как лучше, может не по отношению к самому Гарри, но все же… Гарри признавал, что сам, наверное, не в состоянии управлять своей жизнью, и, одновременно, он представлял собой некую силу, а бесхозная сила не остается долго без хозяина… Если он хочет, чтобы его принимали всерьез, чтобы перестали сюсюкаться и контролировать его жизнь, он должен, прежде всего, научиться отвечать за себя сам. Весь пятый год он бесился оттого, что его, уже по самые уши завязнувшего в этой войне, пытались от нее оградить. Он хотел доступа к информации и доверия, которого, сейчас он был готов себе в этом признаться, не заслуживал, — как такому можно что–либо доверить? Не говоря уж об этой связи… Но все равно, директор и сам признавал, что многое все же стоило бы объяснить. Можно было рассказать о риске проникновения в его разум, Волдеморт, даже если бы смотрел тогда его глазами, ничего стоящего из этого бы не вынес. Знай он тогда всю сложность ситуации, то занимался бы усерднее…