— Ну, отдыхайте, набирайтесь сил для новых подвигов, — пожелал он журналисту.
— О, ждите новых «Профилей»! — бодро пообещал раненый. — Я уже присмотрелся к работе медбрата. Так что «Шесть дней в Мариинской» будут следующим выпуском.
В кабинете профессора уже бегал из угла в угол Призоров.
— Кто позволил допрашивать подозреваемого? — накинулся он на Грушевского. Административный зуд чиновника был сравним разве что со злостной чесоткой. Он жаждал все держать под своим контролем и неусыпным призором. Мало что могло его вывести из себя больше, чем неуместное проявление инициативы со стороны подчиненных, которых жандармская фортуна послала ему в этом сложном деле.
— Да мы просто поболтали по-дружески, — оправдывался Максим Максимович. — И не связан он с террористами, они его за дурачка держали. Ничего он не знает. Помогите нам лучше попасть на аудиенцию к Борису Георгиевичу Керну, он ведь начальник ваш?
— Что? Кто? — растерялся Призоров.
Эге, подумал Грушевский, да не скрывает ли от нас чего чиновник по поручениям? Уж больно виноватое у него выражение лица.
— Исключено! — отрезал, придя в себя, чиновник.
— Ну, в таком случае мы сами просто пойдем и запишемся к нему на прием, — предложил Максим Максимович.
— Не вздумайте! Не смейте! Умоляю…
— Тогда расскажите про «Карателей» этих, что вам известно?
Прежде чем сдаться, Призоров еще полчаса возмущался дилетантством некоторых вроде бы профессионально причастных к полиции лиц, которым честные люди вынуждены были довериться и так далее, и так далее. Но, в конце концов, Призоров и сам понял, что делать нечего, и раз уж он оказался в связке с компаньонами, то ради пользы дела придется их просветить в кое-каких моментах. Если бы «Каратели» не были так тесно связаны с уголовным делом по факту убийства княжны, Призоров с превеликим удовольствием свалил бы поиски убийцы на плечи тех, кто этим и должен заниматься, — уголовной полиции. Но все слишком запуталось, и на несчастном чиновнике пудовыми гирями висит слишком большая ответственность, чтобы так рисковать своей головой и карьерой. Ох чует Призоров, того и гляди, пойдет утопленником ко дну.
— «Каратели». Боевая пятерка максималистов, не ясно, эсеры они или эсдеки. Такое ощущение, что сами по себе работают, просто из яростного стремления перебить как можно больше представителей власти, — Призоров повалился на стул, утирая платком пот со лба. — Неизвестно, кто главарь, да и не всех участников знаем. И то по кличкам.
— Хмурый, Бабушка, — кивнул Грушевский.
— И Типограф. Все, что я могу вам открыть, не погубите, господа!
— Хорошо, — согласился Грушевский. — Вы занимайтесь своими «Карателями» и пулей. Мы будем вести линию отравителя.
— Или отравительницы, — вставил Тюрк.
Однако, успокоив таким образом чиновника охранки, наши компаньоны отнюдь не собирались исполнять обещание. Между прочим, Призоров рассказал им, что из Сан-Ремо пришел отчет об эксгумации госпожи Зимородовой. Никаких следов отравления, как и предполагали компаньоны.
— Визит к Афине Аполлоновне только завтра, не пропадать же целому дню и свежему керосину! — заметил Грушевский Тюрку, и, распрощавшись с Призоровым, который, пожимая руки, все старался заглянуть им в глаза, компаньоны поехали прямиком на Мойку, в квартиру, которую сняли для себя князья Ангеловы. Благо Призоров, скорее всего, побежал к своему ужасному шефу, а не то столкнулись бы.
В знаменитом доме, в котором когда-то жил великий поэт, и располагалась роскошная квартира князей. Она занимала сразу два этажа, а салон княжны вмещал приличное количество обожателей, стремившихся пасть к ногам новой королевы. В гостиной, богато и со вкусом обставленной, их встретили оба супруга Ангелашвили. За окнами плескался синий простор Невы, яркое солнце заливало комнату. Такое палаццо с венецианским видом, отделанное по последнему слову техники и распоследнему писку моды, стоило никак не меньше ста двадцати, а то и ста пятидесяти рублей в месяц. Грушевскому его приют на Гороховой обходился в жалкие, по сравнению с этими цифрами, пятнадцать рулей в месяц.
— Прошу вас, господа. — Князь предложил им сесть в кресла у дивана, на котором он расположился с женой.
На них были траурные платья, но больше никакие следы горя и скорби не проявлялись.
— Еще раз примите мои соболезнования, — с чувством произнес Грушевский.
— Благодарю вас, — тихо ответила княгиня. — Мы ценим ваши старания по расследованию дела. Господин Призоров держит нас в курсе, он хорошо о вас отзывался. Но он слишком заботиться о нашем горе. Пожалуй, больше, чем наш семейный врач и мы сами. Я бы хотела узнать о ходе дела. В подробностях.
— Касательно дела я и хотел задать вам несколько вопросов, — откашлявшись, решился приступить Грушевский. Но князь удивленно его перебил:
— Позвольте, нельзя ли обойтись как-нибудь без нашего участия? Думаю, княгиня не вполне оправилась…
— Оставь, друг мой, — княгиня решительно прервала супруга тихим, но твердым голосом. Стало сразу ясно, кем в доме любуются, а кто решает дела. Князь присел рядом с женой и взял ее руку.
— Спрашивайте, господа, — пригласила княгиня.
— Я хотел уточнить, не знали ли вы о душевных увлечениях княжны. Молодая девушка, неужели она полностью предоставила вам решать ее судьбу?
— Потрудитесь объяснить!.. — взвился князь, но жена удержала его.
— Вы имеете в виду кого-то конкретного? — испытующе вглядевшись в Грушевского, произнесла княгиня.
— Молодой человек по имени Зиновий, усыновленный известным писателем, — выложил сразу все карты Максим Максимович.
— Я знаю о нем, — кивнула, немного подумав, мать. — Неудавшийся актер, без профессии, без образования. Действительно, его недавно усыновил некий литератор с псевдонимом Горький, который находился в ссылке в Арзамасе. Я наводила справки о семье этого Зиновия. Усыновление сделали в два дня ради того, чтобы он выехал в Москву, играть в театре, куда его пригласил Немирович-Данченко, когда гостил у писателя. Поскольку Зиновий из еврейской семьи, он не имел бы права пересечь черту оседлости без этих бумаг.
— Стало быть, вы достаточно хорошо осведомлены об этом юноше?
— В пределах степени профессионализма частного сыщика, нанятого нами. Он выяснил, что у его отца, господина Радлова, есть типография. Что у Зиновия есть также брат Яков, с которым у него сложные отношения. Я видела копию заявления, которое Яков написал на брата в полицейскую часть. Он обвинял его в избиении, а также в том, что по вине Зиновия Яков потерял глаз.
— Друг мой… — пролепетал изумленный князь.
— Отец проклял Зиновия за отречение от веры. Вскоре вслед за братом из Нижнего Новгорода, где все они проживали, выехал и Яков. Предположительно в Санкт-Петербург.
— Возможно, вам известно местонахождение Зиновия в данный момент? — удивление Грушевского не знало границ. Вот тебе и благородные господа, нанимают сыщика для слежки за поклонниками дочери!
— Если вы его подозреваете, скажите мне, господа, немедленно, — встала вдруг княгиня со своего трона. — Мне, как матери, невыносимо думать, что именно тот, кого мы подозревали с самого начала, действительно оказался причастен к величайшей трагедии, которая только может произойти в жизни родителей. Если бы я тогда позволила себе чуть больше, чем просто наведение справок, если бы мы тогда воспользовались своими связями и расположением людей, облеченных властью… Да я бы его собственными руками задушила еще до того, как он смог причинить вред моей дочери!
— Умоляю, возьмите себя в руки. — Максим Максимович испугался горячего порыва горюющей матери. — Мы ничего точно не знаем и даже не подозреваем… Но будьте справедливы. Вы ведь и сами в свое время проявили к нему настороженный интерес, было бы по меньшей мере странно, если бы мы не задали вам эти вопросы!
— Я обратилась в сыскную контору потому, что заметила некоторое чувство со стороны дочери. Даже не это, — поправила себя немного успокоившаяся княгиня. — В общем, я не хотела идти против желаний Саломеи, но было бы куда благоразумней с ее стороны увлечься более достойным, я уж не говорю состоятельным, человеком. Только это я и хотела выяснить. И, разумеется, открыла бы глаза дочери, выйди ее интерес к этому молодому человеку за рамки приличий.