— Ну, я ему и передал: пусть заплатит мне командировочные по сто долларов за день, проведённый за колючкой. Значит он, сволочь, посчитал только мой второй срок! И тут сжульничал!

— Чем отчасти упростил мне задачу, — ответил Степанов. — А вы собирались выдвигаться в мэры?

— Тогда я этого ещё не решил.

— Но деньги бы всё равно взяли?

— Бросил бы ему их в его наглую усатую морду. И наблюдал бы потом, как он ползает у моих ног, собирая эти поганые зелёные бумажки!

— А убивать вы его не собирались?

— На кой он мне сдался? Только руки пачкать! — на лице Васи отразилась гримаса отвращения, как если бы он наступил на огромную зелёную гусеницу, брызнувшую своим липким содержимым во все четыре стороны. — Да он, сволочь, так и не явился!

— То есть, вы не видели, как джип упал с моста в реку?

— Ничего я не видел. Проторчал там час, выкурил пачку и на Волгу подался — там лодка у меня стояла, на ней и приехал.

— А где вы были всё время от дня происшествия до своего явления народу у фонтана?

— Как где? У Дятлова.

Неведомый, но наверняка существующий свидетель-Дятлов и вовсе выбил почву из–под ног Степанова. Пришлось отпустить подозреваемого несолоно хлебавши. Едва ручки друг другу не пожали. Степанов даже забыл поинтересоваться, что означали инициалы «В. Г.» на денежной пачке. Хотя и сам уже догадывался: что–нибудь вроде «Вася Гад». Или того похлеще. Не было в их сердцах любви друг к другу.

Маразм в душе и в голове следователя Генеральной Прокуратуры только крепчал.

Степанов тяжело вздохнул. Для хоть какого–то прояснения ситуации надо было встретиться ещё с Натальей Сергеевной Суховой, которую все тут величали по–простому тёткой Натальей. Она, возможно, последней видела Жарского. К тому же приходилась родной тёткой подозреваемым братьям Суховым. Все они тут, что ли, на веки породнились? Но та, как выяснилось, уехала в Заречье.

Ещё оставался из пока не охваченных следствием местный олигарх Заусайлов. Тоже — тёмная лошадка. Хозяин заводов, газет, пароходов.

Не в слишком логической последовательности, если исходить из всех предыдущих размышлений, Степанов взял в руки ксерокопию пожарного плана городской администрации. И разглядывал его со вниманием несколько минут. При этом он отвратительно цыкал зубом — благо, здесь и сейчас его никто не слышал. В конце концов, он вернул план на прежнее место, на рабочий стол.

Открыв записную книжку, Степанов начал набирать первый из многочисленных номеров олигарха.

Сначала Сухов надел шапку, а потом уже увидел ноги. Шапка была новенькая, ондатровая. А ноги — длинные и очень даже знакомые. Сухов повернул шапку так, чтобы бирка болталась прямо посередине лба и подмигнул зеркалу. Левая нога в ответ лениво помахала красной туфелькой. Над туфелькой красным смутным пятном — зеркало не могло похвастаться идеальной амальгамой — вырисовывался деловой костюм. Чуть выше — белоснежное пятно блузки и неразличимо прекрасное лицо с серыми, кажется, глазами и крошечными бриллиантами в ушах.

— Привет, как тебе моя обновка? — Сухов сделал вид, что ничуть не удивился, обнаружив в гостиничном кресле госпожу Жарскую. Он вышел из полутьмы прихожей в комнату и кокетливо крутанулся вокруг собственной оси.

— К лицу, — кратко ответила Ольга. — Особенно эта деталь, — она указательным пальцем изобразила виртуальный прямоугольник.

— А… — Сухов погладил бирку, — моя новая чёлка! Можно зачёсывать набок.

Он повернул шапку так, что ценник переместился к уху, и наклонился над креслом. Ольга отклонила голову.

— Значит, целоваться не будем? — удивился Сухов.

— Не будем, — подтвердила Ольга. — Сними шапку.

— Чем же тогда обязан? — слишком любезно спросил Сухов и, сняв шапку, прошептал в её нутро трагично: — Свет мой шапочка, скажи…

— Не паясничай, Витя, — поморщилась Ольга. — Я — по делу.

— Господи, куда катится мир? Красивая женщина приходит к импозантному мужчине в номер… Что за дело? Если ты насчёт выборов, то должен предупредить: это не моё решение. Это — приказ. Оттуда!

Сухов поднял руку к люстре, едва не сбив пару печально звякнувших хрустальных висюлек.

— Баллотируйся на здоровье, — усмехнулась Ольга. — Я по другому поводу. Ты знаешь, что у нас проблемы? Товарищ следователь очень интересовался, где именно ты был в тот день.

— В день, когда я запускал шар?

— Когда пропал Жора. Я сказала, что ты был у меня.

— Тогда я спокоен. Наши показания совпадают, — Сухов наконец положил шапку на стол и сам уселся рядом, на краю. — А ты прекрасно выглядишь. Может, всё–таки…

Блестящими глазами глядя ей прямо в вырез белоснежной блузки, он привстал было со стола, но Ольга жестом остановила его.

— Нет, — сказала она жёстко. — Ты… сказал ему, что был у меня?

— Он это знал и без меня. Итак, что тебе от меня надо? Заметь, дорогая, ты сама сюда пришла. Притом — без санкции. Думаю, нам надо привыкать к таким терминам, — и Сухов засмеялся, увидев, как в глазах Ольги промелькнуло нечто, похожее на испуг.

— Да, я пришла. Потому что мы с тобой — подозреваемые. Кстати, я тоже решила баллотироваться, — не совсем кстати сообщила она.

— Мои поздравления, коллега! — Сухов склонил голову. — Но я понял, что основной фигурант дела… привыкай, привыкай, родная, основной фигурант всё–таки — ты.

— Да какая разница, кто основной! Послушай, Сухов, у меня есть план. Если сделаем — получим время, а за это время или ишак сдохнет или… Но для этого плана нам нужен третий.

— И я его знаю?

— Знаешь. Нам нужен Вася. Ты знаешь, что в тот день он тоже был в городе? Мне следователь проговорился.

— Наш брат! — обрадовался Сухов. — Он и сейчас в городе. Тряс своими булками перед фонтаном. Слушай, Оль, давай спустимся в бар, что–то на сухую разговор не в разговор.

Дверь ресторана на первом этаже была заперта. На ручке болталось объявление «ЗАКРЫТО НА СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ». Никаких признаков спецобслуживания — громких тостов, звона посуды, топота танцев — не наблюдалось. Из–за запертой двери едва слышались нежные звуки немного расстроенного пианино.

Ольга, игнорируя насмешливые взгляды Сухова, достала из сумочки телефон и набрала номер ресторана:

— Это Жарская. Мне нужно войти. Да, немедленно. Сейчас откроют, — сказала она уже Сухову.

— Убедительно получается, — похвалил он. — Маленькая хозяйка большого города. Мороз воевода дозором…

— Помолчи, да? — поморщилась Ольга. Она казалась спокойной, но на одной щеке проступило крошечное красное пятнышко, что означало — Сухов помнил! — высшую степень волнения.

Дверь открыла испуганная официантка в не слишком свежем кружевном переднике:

— Пожал–ста, Ольга Ильинична, для вас — всегда, пожал–ста, Ольга Ильинична, — зачастила она, пропуская неурочных гостей.

Зал ресторана был абсолютно пуст. Лишь в отдалении, на сцене, одинокий мужчина наигрывал на рояле что–то минорное.

— Шуман, — определила Ольга.

— Шопен, — поправил Сухов.

Мужчина на сцене перестал играть и повернулся к вошедшим.

— И тот самый искомый Вася, — сказал Сухов.

— Наедине с собой, любимым, — отозвалась Ольга.

То, что за вывеской «спецобслуживание» скрывался именно первый бывший муж, показалось ей добрым предзнаменованием. Значит, получится. Значит, так тому и быть. Красное пятнышко на щеке чуть увеличилось.

Официантка за спинами бормотала что–то своё — металось, слипаясь в одно, несуразное: «ольнишна, ольнишна, ольнишна»…

Вася встал на сцене и вскинул руки. Словно хотел всех обнять. Или — сдаться в плен.

Встреча действующих кандидатов в мэры города Великоволжска выглядела почти дружеской. По крайней мере, с первого взгляда. И взгляд этот принадлежал следователю Генеральной Прокуратуры Юрию Аркадьевичу Степанову.

Дождь шёл весь день. Палыч чувствовал себя немного виноватым — ответственным за организацию съёмок кандидата был именно он. Но ничего, обошлось. Основной материал отсняли в студии.