После ещё двух исчезновений (17 мая и 24 мая), а также в связи с участившимися кражами электропроводов и прочих металлосодержащих предметов, имеющих народно–хозяйственное значение, начальником отделения милиции Центрального района майором Ляпуновым П. У. была подана на имя начальника Великоволжского УВД подполковника Семёнова А. В. служебная записка, предлагающая:

1. Сократить количество приёмных пунктов чёрных и цветных металлов, расположенных на административной территории города Великоволжска с 27 до 3.

2. Обязать владельцев приёмных пунктов принимать металл от граждан только с предъявлением паспорта или заменяющего его документа (офицерской книжки, свидетельства о рождении).

По представлению Семёнова А. В. 30 мая главой администрации города Великоволжска Жарским Г. П. было выпущено постановление о новом порядке приема лома чёрных и цветных металлов. С этих пор количество правонарушений, связанных с хищением металлов, сократилось на 56 %.

Однако введённые охранительные меры не отразились на сохранности решётки на крыльце гостиницы «Волга». В течение последних двух месяцев решётка исчезала ещё пять раз. Всякий раз предпринимаемые розыскные мероприятия пока результата не дали.

Незначительность ущерба не даёт оснований для открытия уголовного дела по факту исчезновения решётки. Ситуация взята на оперативный контроль. О результатах расследования мне поручено докладывать Вам лично.

Оперуполномоченный

УВД г. Великоволжска

лейтенант Глазьев В. В.

Грамотный лейтенант, далеко пойдёт, подумал Степанов. Он даже вспомнил этого Глазьева. Крепенький такой, с круглым лицом. Участвовал тогда в осмотре мэрского джипа, только что вытащенного из воды. После бритья пользуется одеколоном «Шипр». Где он только его берёт в сегодняшних–то обстоятельствах?

Однако к расследованию таинственного исчезновения гостиничных решёток докладная Глазьева мало что прибавляла. Грамотная, хотя и пустая отписка. Было ясно как день — местная милиция и ухом не повела, чтобы вычислить злоумышленников. Пора было включаться в это дело самому.

Раскланявшись с администраторшей, дежурившей на ресепшене, Степанов вышел на крыльцо гостиницы.

Решётка была на месте.

Степанов внимательно осмотрел место происшествия. С одной стороны крыльца по–прежнему стоял бетонный вазон с цветами, с другой — памятник командировочному. Мужчина чуть затуманенным взором смотрел в пространство. На его голове сидел взлохмаченный голубь и чистил перья.

Степанов спустился с крыльца. Встревоженный голубь недовольно улетел — но недалеко. Видимо, рассчитывал вернуться.

Высокое крыльцо представляло собой монолитное бетонное сооружение, скованное металлическим каркасом. Под ним естественным образом сохранялось некоторое открытое пространство, заросшее травой и лопухами. И в его тени, поближе к фундаменту здания гостиницы, возлежали две псины. Они одновременно подняли головы и посмотрели на Степанова. Почуяв нутром, что человек опасности не представляет, они обе, разом вновь уронили головы на землю.

Согнувшись в три погибели, Степанов влез под крыльцо. И сразу обнаружил следы. Ближе к тому месту, где последняя ступенька соединялась с асфальтом, трава и лопухи были примяты. Более того. При детальном рассмотрении удалось обнаружить и чётко обозначившиеся параллельные полосы, выдавленные в грунте. То есть, решётка здесь лежала какое–то время. Видимо, пользуясь моментом, злоумышленник снимал решётку с крыльца и прятал её под крыльцом. Подобную манипуляцию можно было произвести в течение очень короткого времени: снять решётку, спустить её боком на землю, а потом — засунуть непосредственно под крыльцо. Правда, злоумышленник должен был быть человеком довольно сильным и ловким. Потом, под покровом ночи — освещено ведь было только само крыльцо — решётку уже легко было утащить и увезти на специально подогнанном автомобиле или даже унести на руках.

Степанов, вновь поднявшись к дверям гостиницы, посмотрел сначала в одну, потом в другую сторону от крыльца. И там, и там перед стоянкой для машин плотными рядами росли синие ёлки.

Итак, способ умыкания решеток стал Степанову, наконец, предельно ясен.

А вот смысл зловредного мероприятия по–прежнему ускользал.

Напрочь.

На знакомые мелодии народ шёл, как рыба на свежего червячка. Ничто так не объединяет людей, как музыка. Лирические и торжественные, тревожные и до боли знакомые звуки старых добрых песен времён тоталитаризма действовали как дудочка крысолова. К проплаченным — триста заявленных, явилось двести восемьдесят девять — участникам шествия подтягивались всё новые и новые добровольцы.

Лишь гимн Сухов категорически отказался включать в музыкальный ряд, сопровождающий грандиозное действо под названием «Марш защитников».

Марш стартовал от памятника рыбаку–бурлаку ровно в пять тридцать пополудни, чтобы трудящиеся могли спокойно защищать город без ущерба для основной работы.

Впереди колонны демонстрантов шествовали Вован и Николай Николаевич, рабочие порта. Именно их, как настоящую «трудовую косточку», Генералов уполномочил нести транспарант–простыню с нарочито неровной, от руки начертанной надписью:

Мы — не рыбы! Молчать не станем!

Простыня была примотана к древкам от швабр, что создавало иллюзию истинно народного творчества.

Высокие парни–волейболисты шагали по обе стороны колонны так, чтобы приглашённым телевизионщикам было удобнее захватывать в кадр спортивные их фигуры в специальных майках, где на груди красовалось: «Мы за Виктора Сухова», а на спине: «Виктор Сухов за нас!».

Мальчишкам достались лопаты. На деревянных плоских поверхностях тексты были достаточно лапидарны. «За наше счастливое детство» — был из самых длинных.

Сам Виктор Иванович Сухов ждал защитников в конце набережной, на площади перед детским парком. Оттуда же шёл и основной источник звука — мощные динамики были установлены слева от наскоро сколоченной дощатой трибуны. Стереоэффект создавал автомобиль с матюгальником, крадущийся за все увеличивающейся толпой. Толпа нестройно подпевала, путаясь немного в словах. Понятно, что путались, живое всё же пение, не ущербное караоке.

Трибуна была установлена таким образом, чтобы естественным её оформлением, грандиозным задником являлась плотина Великоволжской ГЭС. Той самой, которую, собственно, и собирались не то взорвать, не то наоборот, куда–то перенести и воздвигнуть. В общем, жители Великоволжска не очень–то и понимали, что и от кого надо защищать. Но затопить любимый город, малую свою родину, позволить никак не могли.

Музыка смолкла. Народ криками приветствовал трибуна Сухова, вскинувшего руки в приветствии. От одной руки тянулся провод — микрофон нужной мощности удалось найти только такой, старомодный.

— Приветствую вас, друзья, земляки! Большая беда пришла на нашу землю! Но враг не пройдёт! — уверенно, по–левитановски прогремел голос, раскатился эхом по Волге–матушке.

— Носапаран! — завопил Вован, в ажиотации перепутав слоги заученного клича.

— Враг не пройдёт! — подхватил Николай Николаевич.

— Не пройдёт! — взвизгнул незапланированный женский голос.

— Вместе отведём беду! — орал Сухов, размахивая микрофоном.

— Вместе! — вторили мужики из проплаченных.

— Вместе! — не сомневались и даром присоединившиеся.

— Мы защитим свою малую Родину! — Сухов рубанул воздух ладонью.

По этому сигналу мальчишки, сидевшие за трибуной, одновременно открыли клетки. И десятки белых голубей взмыли в высокое небо Великоволжска. На фоне серой громады плотины они смотрелись прямо ангелами, вестниками спасения.

Ангелов во избежание конфуза не кормили целые сутки, поэтому, сделав пару кругов, они что было сил полетели в сторону родной голубятни.