Эх, нелегко быть кандидатом! Сухов сменил пять пиджаков, три свитера и несчётное число рубашек. Самой трудоёмкой оказалась «зимняя» фотосессия. По мысли Генералова, изображения Сухова должны были создать ощущение постоянного присутствия кандидата в регионе. То есть прекрасный фас и не менее замечательный профиль озабоченного судьбой народа Виктора Сухова надо было запечатлеть на фоне знаковых мест Великоволжска во все времена года. Сам–то фон вполне можно воссоздать и в фотошопе, а вот ради подлинной сезонности собственно Сухову пришлось порядком попотеть.

Результат впечатлял.

Сухов в кепке смотрит вдаль.

Сухов с кепкой в руке беседует с народом — народом стали секретарь Рита и водитель–заика, причём на качество снимка речевой дефект не повлиял.

Сухов в каске спасателя возле трубы батареи. Сухов приветственно машет каской народу — здесь народ лишь подразумевался.

Сухов в развевающейся рубашке навыпуск — вроде как в поле, с ролью ветра справился вентилятор — улыбается колоску.

Сухов зимний, строгий, в старом тулупе — достал Палыч, и в новенькой шапке — ярлык безжалостно оторван, прислонился всё к той же трубе — читай: заснеженной берёзе.

— Слишком много во всём этом Сухова, — задумчиво сказал Сухов, разглядывая на мониторе компьютера чуть ли не тысячное своё изображение.

— ВВП требует жертв, — рассмеялся Генералов, стоя за плечом уставшего кандидата. — Ещё три–четыре серии на воздухе, и на первое время материала хватит. Палыч, что там с погодой?

— Как заказывали — почти солнце, — доложил Палыч.

За окном действительно дождь сменился солнцем. Большим, тёмно–розовым, уже предзакатным.

— Свет — на час максимум, — определила Виктория.

— Успеем, — Генералов поправил очки и жестом велел фотографу поторопиться.

— Ну, если всё так серьёзно… — смиренно согласился Сухов, поглядывая на часы. Он частенько не мог понять, когда Генералов шутит, а когда совсем наоборот. — Шапку брать?

— Нет. Синий костюм, белая рубашка… Так, пиджак можно снять, рукава закатать… Виктория, возьми ещё куртку десантника, сделаем поясной портрет на фоне рыбака…

— Бурлака, — добавил Палыч.

Фонтан к приходу съёмочной группе освободили от абсолютно лишнего в данной ситуации народа. Пехота Палыча расставила заградительные ограды по периметру и отгоняла любопытных. Официальная версия была озвучена как очистительные работы, поэтому для правдоподобия старательный Палыч подогнал к фонтану газельку со строгой надписью «огнеопасно».

На фоне фонтана Сухов смотрелся особенно мужественно. Розовый цвет солнца преломлялся от воды странным образом: бронзовым казался не скульптурный рыбак–бурлак, а именно Сухов. Закатанные рукава рубашки подчёркивали мужественный облик борца за народное — а как иначе? — счастье. Будь, наконец, счастлив, рыбак, извините за выражение, бурлак!

— Памятник кандидату и неизвестному агитатору, — указывая на «фонтанную» парочку, склонилась Виктория к уху Генералова.

— Да, фактурный мужик, — согласился Генералов. — Виктор, теперь — десантником. И лицо — построже!

— Исключительно в честь ВВП, — пробормотал Сухов, переодеваясь в пятнистую, пахнущую чужим потом куртку. Он снова посмотрел на часы. Что ж, он может выделить на это зверское занятие ещё несколько минут. Но и только.

После куртки, когда настала очередь синего пиджака с крапчатым, как юный оленёнок, галстуком, выяснилось, что Сухов исчез. Как сквозь землю провалился. Был и — нету.

Только присутствие Виктории помешало Генералову сообщить присутствующим те несколько матерных слов, которые он иногда применял в экстремальных ситуациях.

Бойцы–охранники все как один клялись, что уж кого–кого, а «фотомодель» мимо них пройти ну никак не могла.

Лишь один, совсем молоденький и румяный, как девушка, смущенно признался, что пропустил тут одного:

— Старикашка такой, голосок скрипучий, сам в синем халате, низенький, и в шапке зимней, — объяснил паренёк срывающимся от волнения голосом.

— Ондатровой шапке? — уточнил Генералов.

— Ну, гладкой такой, блестящей, — паренёк залился краской по самые уши.

— Съёмки окончены, — хлопнул в ладоши Генералов.

«А ушёл–то он отменно хорошо, прямо как Лукич от царских шпиков!» — подумал Генералов уже про себя. И что–то даже прикинул в уме — не иначе как на будущее. Несмотря на исчезновение кандидата, день можно было считать удавшимся.

Льва Зайцева так сильно давно не напрягали. Он, политтехнолог со стажем и репутацией бешеной акулы отечественного пиара, любил иметь дело с послушными кандидатами. Если даже попадались отдельные индивидуумы, пытавшиеся поначалу кочевряжиться, то и они быстро становились шелковыми, не устояв под напором Лёвиного темперамента. Но на сей раз коса, кажется, нашла на камень. Тем не менее, это был Лёвин выбор, и не в его правилах было идти на попятную.

Чем подробнее Заусайлов рассказывал Льву о Васе — Царе, тем откровеннее и заметнее Лёва загорался. Хотя понравился ему Вася — Царь сразу, ещё когда они наблюдали за раздачей хлебов из окна мэрского кабинета. Тогда же, про себя, Лев и принял решение работать именно с этим народным героем, а не со смазливой длинноногой мэршей. Хотя в личном плане она ему нравилась несравнимо больше. Но в суровых делах политпиара нет места сантиментам.

Первую «пристрелочную» встречу Заусайлов организовал следующим же утром в своём головном офисе на углу Инессы Арманд и Крестовой.

Хотя глаз у Васи — Царя горел не хуже, чем у самого Льва Зайцева, он оказался человеком вполне понятливым. И сходу согласился участвовать в выборах мэра. Да и как тут было отказаться? Заусайлов обещал выделить достойное финансирование на проведение избирательной кампании, да и озвученный Львом собственный послужной список должен был вызвать если и не восхищение, то доверие.

Трудности начались с распределения ролей.

— И как вы думаете, господа, — обращаясь скорее к Петру Петровичу, нежели к Васе, поинтересовался Лёва, — кого бы нам привлечь в качестве начальника штаба?

— Начальником штаба буду я! — с незабвенной интонацией Остапа Бендера заявил Вася. А поймав недоумённый взгляд Льва, добавил: — А заместителем моим будет Дятлов! И это не обсуждается!

— Позвольте! — мягко парировал Лёва. — И кто такой Дятлов?

Труд объяснить взял на себя Заусайлов:

— Господин Дятлов работал у Василия Ивановича на прошлой избирательной кампании. В качестве начальника штаба. Вполне толковый малый, хотя и…

— И почто же его понизили теперь в должности? — перебил Лёва, опасно повышая язвительность тона.

— Квалификацию подрастерял, — без тени юмора пояснил Вася. — Но со мной — снова подтянется. А как мы с ним плакат с гранатой сочиняли! — ностальгически добавил он, возведя очи куда–то в потолок.

— Давайте мы с вами, Василий Иванович, — ледяным голосом продолжил Лёва, — изначально достигнем взвешенной договорённости, что любые кадровые, а также прочие решения по ведению избирательной кампании утверждаю я. Что не мешает любым проявлениям народного творчества и всяким прочим инициативам снизу.

— Инициативам снизу, говоришь? — взвился Вася, вскакивая с кожаного дивана.

Орали они друг на друга минут десять. Без перерыва. И благим матом. Когда тонус их беседы зашкалил до хрипоты в глотках, Заусайлов отлучился за коньяком.

Коньяк, как и предполагал мудрый купеческий потомок, их успокоил. Притом мгновенно и одним фактом своего появления на маленьком журнальном столике. Расстались почти друзьями, хотя каждый и остался при собственном мнении. Договорились встретиться ближе к вечеру в помещении избирательного штаба, под который Заусайлов готов был выделить один из офисов в только что отстроенном на Садовой торгово–офисном центре. Вася обещал привести для знакомства Дятлова.

Дятлов оказался моложавым кругленьким человечком с залысинами и близорукими глазами под толстыми стёклами очков. Как ни странно, после десятиминутной беседы Лев Зайцев утвердил его на должность заместителя начальника штаба.