Одно утешение — можно было любоваться видами Рима. Надо отдать должное Мередит Голт: художник, которого она наняла, воспроизвел их с поразительной точностью, сумев передать волшебство церкви Тринита-деи-Монти, собора Святого Петра и площади Венеции. В соседнем шатре пела сопровождаемая камерным оркестром Рене Флеминг, ее изящное сопрано легко и естественно заполняло окружающее пространство. Если бы с Уайетом сидела не эта надоевшая ему трещотка, а Люси, какой был бы прекрасный вечер.

— Ты меня не слушаешь, — сказала Ирина и положила руки на свою двадцатичетырехдюймовую талию.

А ведь женщины говорят ему эти слова всю жизнь, подумал Уайет, сколько он себя помнит. Он посмотрел на Люси, которая сидела по правую руку от Тео Голта в шатре Метрополитен-оперы. “Какой дурацкий спектакль, зачем мы только сюда пришли. Закатить такой прием в честь собственной персоны способен разве что Людовик XIV”.

— Нет, почему же, — ответил он Ирине и заставил себя посмотреть на свою соседку за столом, что потребовало, к его удивлению, довольно больших усилий. А ведь было в его жизни время, когда он готов был выслушать в исполнении Ирины телефонную книгу, лишь бы она потом поехала к нему домой. — Ты рассказывала, как Даниэлла украла у Даши ее… э-э… плюмаж?

Уайет с возрастающим беспокойством наблюдал, как Тео и Люси встают из-за стола и направляются к пустому танцполу в центре пятиугольника.

— Именно! Ее павлиньи перья, — подхватила Ирина. — Пришлось ей выйти на подиум во время показа Диора без плюмажа… Это была настоящая катастрофа…

И Ирина продолжила свою печальную повесть, так что Уайет снова получил возможность сосредоточить свое внимание на танцполе, где Тео буквально прижался всем телом к Люси. Это что, он так танцует вальс? Да он вообще стыд потерял. Похож на кобеля, рвущегося к сучке. И что самое мерзкое, Люси до сих пор не отхлестала его по физиономии.

— Официантам пора бы проверить, есть ли у гостей пульс! — Тео стиснул Люси и прижал к себе еще крепче. Она поглядела вокруг: и в самом деле, кто-то кивал головой, кто-то покачивался из стороны в сторону, но в целом большинство не проявляли признаков жизни. Они с Тео были единственными, кто танцевал. Да и она бы, если честно, предпочла вернуться на свое место и съесть бананово-карамельный десерт.

— Вы не такая, как я думал, — говорил Тео.

— А что вы думали? — она чувствовала, как на лбу у нее выступает пот.

— Ну, знаете, типичная аристократка с Парк-авеню, которая смертельно боится сказать слово, чтобы о ней не начали судачить… — он схватил ее руку и притянул к себе. — Поедем со мной в Испанию.

— Что?

Она была уверена, что ослышалась.

— Завтра я лечу в Барселону. Махнули со мной?

Люси встала как вкопанная, и Тео больше не мог крутить ее по залу резкими рывками. Взять и просто так полететь в Барселону с мужчиной, с которым она только что познакомилась? У нее даже паспорта нет. Впервые в жизни она села в самолет, когда они с Уайетом летели на свадьбу в Палм-Бич, — факт ее биографии, который она скрыла даже от Уайета. Неужели богатые и в самом деле так живут, и Тео, и Трип, и все эти беззаботные мужчины выбирают любую приглянувшуюся им девушку и летят, куда им вздумается и когда вздумается? Приглашают с собой совершенно незнакомого им человека!

— Позвоните мне, когда в следующий раз будете в Нью-Йорке? — спросила Люси. Тео Голт привлекательный мужчина, что и говорить, но она не готова позволить ему увлечь себя. И потом, что подумает Уайет? Она посмотрела в его сторону, и в первый раз за весь вечер увидела, что он в упор глядит на нее. Он быстро провел пальцем по горлу, что означало: “Кончай с этим”. Она отвернулась.

— Что ж, справедливо, — сказал Тео. — Мне придется изобрести повод, чтобы как можно скорее вернуться в Нью-Йорк.

К ним присоединилось еще несколько отважных пар, но Люси больше всего на свете хотелось сесть. Она повернулась к Уайету спиной, не желая видеть его нахальных жестов. Да как он смеет указывать ей, что она должна делать, когда сам бросил ее на весь вечер? Она уедет домой одна, как-нибудь найдет дорогу. Все что угодно, только не страдать от унижения, сидя рядом с ним и Ириной, когда они будут возвращаться домой.

Вдруг в десяти футах раздался оглушительный треск — один из светильников сорвался с потолка и, разбрызгивая снопы электрических искр, грянулся оземь. “Пожар!” — раздался истошный крик.

Люси мгновенно обернулась. Молодая женщина рядом с ней в ужасе указывала пальцем на соседний стол. Его лизали языки огня, и уже поднимался дым. Вмиг чопорное собрание обратилось в обезумевшее стадо, люди вскакивали, отшвыривали ногами стулья и неслись к выходам, дамы с задранными выше бедер юбками.

Обернувшись, Люси не увидела возле себя Тео, он барахтался в общей свалке. Она стала искать Уайета, но его нигде не было. Тогда она побежала к одному из выходов, ее отпихивали и отшвыривали самые богатые и именитые граждане страны, она задыхалась в ядовитом дыму горящей бутафорской Италии. Ее каблуки — эти окаянные пятидюймовые шпильки — подломились, и она стала падать под ноги несущейся орде.

— Вот ты где, — сказал Уайет, вылавливая ее и поднимая на поверхность. Он крепко взял ее за локти и повел к дверям, уверенно лавируя в этой свалке. Люси оглянулась и не поверила масштабам катастрофы. Одна из расписанных художниками стен рухнула и лежала на земле, как подгоревшее суфле. Рим горел. А Уайет спасал ее из этого ада.

— Люси! Привет, Люси!

Она подняла голову и увидела на противоположной стороне Лексингтон-авеню Макса Фейрчайлда, он изо всех сил махал рукой, стараясь привлечь ее внимание. Так вот откуда она его знает! Она сразу все вспомнила. На свою беду, Макс надел то же пальто из верблюжьей шерсти, что было на нем в тот злосчастный декабрьский вечер, — и как тут было не узнать подонка, который перехватил ее такси и оставил мокнуть под проливным дождем. Она еще не успела стереть с лица смятение, а Макс уже перебежал через улицу и чмокнул ее в щеку.

— Что с вами? — спросил он. — Случилось что-нибудь?

— Нет-нет, все хорошо, — сказала она, опомнившись. Чтобы она выдала себя? Да ни за что. — Простите, что я вам так и не перезвонила. Я сейчас страшно занята: готовлюсь к фотосессии для “Таунхауса”.

“Такой красивый парень, но нахал — крадет такси, какая жалость”, — подумала Люси. На нем был темнозеленый вельветовый блейзер и линялые джинсы, а золотая шевелюра взлохмачена ровно настолько, чтобы показать: он не слишком тщеславен.

— Как жизнь?

— До чего мне повезло — вот так вас встретить! — сказал Макс. — Может, поужинаете со мной сегодня?

Ужин! Люси в панике посмотрела на часы. Через двадцать минут к ней придет Уайет, а ей еще столько всего надо успеть.

— Сегодня у меня ужинает Уайет. Хочу хоть как-то отблагодарить его за все, что он для меня делает: познакомил со всеми своими друзьями, помог освоиться в Нью-Йорке. — Она подняла черно-золотой пакет из “Гарнетт”, в нем звякнули бутылки. — Может быть, как-нибудь в другой раз? Могу позвонить вам завтра.

— Обязательно позвоните! Желаю приятного ужина.

Макс так огорчился, что Люси тут же простила ему кражу такси. Он неплохой парень, это видно, только бесхарактерный. И, вспомнив об оставленной в духовке утке в апельсинах, она бросилась бежать с хорошей спринтерской скоростью.

— Успокойся, прошу тебя, — говорил Трип непереносимо благодушным голосом. — Ты взвинтила себя совершенно на пустом месте.

Элоиза ошеломленно глядела, как он идет по своей минималистски-современной гостиной к кофейному столику и берет “Таймс” за прошлую неделю с недоразгаданным кроссвордом. Вот он удобно устроился в имзовском кресле, снял с ручки колпачок. И все это с таким видом, как будто это не он только что взорвал атомную бомбу.