— …рядом с платьями от Ральфа Руччи, Веры Вонг, Ральфа Лорена… — Люси замолчала, в ее глазах мелькнула паника. — Уайет, предстоит битва титанов. О чем, черт возьми, я думала?..

Корнелия потратила целый час, чтобы создать образ сексуального тайного агента. Выходя из лимузина и окунаясь в сырой утренний воздух Манхэттена, она подняла воротник пальто и сунула коричневый конверт в сумочку “Луи Виттон”. В конверте лежало столько компромата на Люси Эллис, сколько она и не надеялась раздобыть.

Всего два дня назад, пригласив убитую горем Риту выпить в сомнительном баре, неподалеку от “салона”, она вытянула из маникюрши все. Мать Люси! До сих пор не верится. Дейвилл, Нола Синклер, безумная попытка Уайета создать идеальную светскую львицу… наконец фрагменты пазла сложились. Внезапное появление Люси и нежелание Уайета мириться с Корнелией обрели смысл. “Я для него слишком самостоятельна”, — подумала Корнелия. Уайет предпочел девушку, которая выполняет приказы, говорит чужими словами, послушно играет роль — Люси для него все равно что резиновая кукла. Наутро после пьяной беседы с Ритой, в воскресенье, помощница Корнелии разыскала в сети компрометирующую фотографию безымянной официантки, которая провалилась под подиум на презентации Нолы — вот что лежало в коричневом конверте. У Корнелии всегда было ощущение, что Люси кажется ей смутно знакомой. Теперь-то она знала почему. Пришлось рассмотреть снимок под лупой, чтобы узнать девушку, но Корнелия не сомневалась, что читатели “Таунхауса” последуют ее примеру.

Она устроилась в кожаном кресле в закусочной, сморщив носик (который стоил пятьдесят тысяч долларов) от запаха яичницы с кетчупом.

— У меня нет ни одной лишней минуты, — предупредила Меллори Килер, когда Корнелия уселась.

— Ты не получила мое сообщение? Я попала в ужасную пробку в центре.

— Я сама ехала из центра, детка.

— Правда? Ну… извини, — сказала Корнелия и улыбнулась, надеясь перевести разговор на дружеский лад. Она по-прежнему злилась на Меллори за то, что та унизила ее, предпочтя выскочку Люси для съемок в “Таунхаусе”. Пришлось ненадолго позабыть о собственной гордости, чтобы взять трубку и позвонить.

— Отлично выглядишь, Мел. Шарф просто супер.

Шарф как две капли воды напоминал те тряпки, которые можно купить на Канал-стрит за пять долларов, но, черт возьми, что знает какой-то паршивый редактор о стиле? Она до сих пор не могла взять в толк, почему Меллори так дружит с Тео Голтом.

— Волнуешься насчет новых духов, Корнелия? Говорят, твое лицо будет на огромном плакате на Таймс-сквер. Невозможно не заметить.

— Знаю. И в каждый подарочный пакет на балу мы вложим пробный флакон.

— Слышала-слышала. А еще ты подумываешь об участии в реалити-шоу?

Корнелия кивнула с напускной скромностью.

— Просто безумие… Понятия не имею, как все это произошло. Как будто только вчера Патрик фотографировал меня на вечеринке… а сегодня я уже — бренд.

— Спроси у Дафны, — невозмутимо ответила Меллори. — Твой пиарщик, наверное, в курсе, как такое бывает.

Вот хамка! Очень неприятно, когда какие-то бесцветные пустышки не в силах преодолеть зависть, но такова уж судьба Корнелии.

Официантка с пугающим количеством пирсинга возникла рядом со столиком, держа в руке блокнот.

— Еще кофе? — спросила она, и Меллори кивнула. — А вы?

— У вас есть эспрессо?

— Тут, по-вашему, что — “Старбакс”? — поинтересовалась официантка, шепелявя из-за огромного “гвоздя” в языке.

— Тогда половинку грейпфрута.

Официантка, что досадно, как будто не узнавала ее, но Корнелия успокоилась, подумав, что скоро положение вещей изменится. Вынимая персональное столовое серебро из сумочки и протягивая ошеломленной официантке фарфоровую миску (Корнелия никогда прежде не бывала в подобных забегаловках и не собиралась рисковать, доверяя их сомнительным стандартам чистоты), она задумалась, отчего для нее так важно быть знаменитой. Она встряхнула головой, вспомнив о своей миссии, хитро улыбнулась Меллори и поставила локти на исцарапанный стол.

— Так в чем дело? — спросила Меллори. — Зачем ты позвонила? Вряд ли это твое любимое место для завтрака…

— Я не хотела, чтобы меня увидели, — шепнула Корнелия. — Мне, честное слово, не следовало бы лезть не в свое дело… — она сняла огромные солнечные очки, — но я хочу помириться. Ты сама не знала, что творила. Люси Эллис всех одурачила. Поэтому… я тебя прощаю.

— Очень великодушно с твоей стороны, — буркнула Меллори.

Корнелия предпочла не обращать внимания на сарказм.

— Когда я узнала, что ты пишешь разоблачение, то решила, что обязана поговорить с тобой об этой мошеннице Люси.

— О ком?!

— Прости, но неужели ты надеялась сохранить тайну? Боюсь, слух уже прошел…

Меллори вздохнула.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Но все только об этом и болтают! — Корнелия понизила голос, как будто хозяева этой убогой забегаловки были тайными сотрудниками конкурирующего издания. — Меллори Килер расскажет всю правду…

— Корнелия, хватит. Я не пишу никаких разоблачений и не собираюсь играть в твои игры. У меня, в отличие от тебя, есть работа, которая требует времени и сил.

Какая наглость. Корнелия с трудом подобрала слова. Но затем она показала обложку “Таунхауса” с кошмарной фотографией Люси.

— Ты должна ее разоблачить.

Меллори покачала головой.

— Я в курсе, что ты не любишь Люси. — Корнелия мгновенно ощетинилась, но ничего не сказала. — Но это не значит, что ты имеешь право пускать всякие сплетни…

— Сплетни? — Корнелия больше не в состоянии была сдерживать гнев. — Знаешь что, Меллори? Твой паршивый журнал не заслуживает такой сенсации. Пиши себе о всякой ерунде, а я пойду в “Таймс”, — она быстро встала и схватила сумочку. И с чего она взяла, что эта снулая рыба оценит несправедливость, совершенную Люси? — Я думала, ты серьезный журналист. Видимо, я ошиблась.

Меллори изучала ее лицо. Потом жестом попросила Корнелию сесть.

— Ну ладно, я слушаю. Что ты хотела сказать?

“Это уже лучше”. Корнелия села и с улыбкой Чеширского кота положила на стол коричневый конверт.

В тридцати кварталах от Корнелии, в кремовой спальне Паркера Льюиса, Фернанда приоткрыла один глаз и чуть не замурлыкала от удовольствия. Она наслаждалась мягким светом, который сочился сквозь жалюзи, красотой их сплетенных рук и ног, теплым дыханием Паркера у себя на затылке. Ее волосы сбились, отсутствие макияжа слегка смущало, но в кои-то веки Фернанду ничто не беспокоило.

Она была обручена. Ну… почти. Вчера за ужином, у пылающего камина, Паркер сказал, что готов провести с ней всю жизнь. Фернанда испытала облегчение на грани экстаза. Она даже не стала немедленно заговаривать о кольце (бриллиант в форме подушечки, в обрамлении двух сапфиров, чем больше — тем лучше).

— Я беру тебя в заложницы, — промурлыкал Паркер, пошевелившись. — Домашние блины с черникой и прогулка по снегу с мистером Пусиком, а потом мы разожжем огонь в камине и проведем остаток дня, свернувшись клубком…

— У меня нет права голоса? — поддразнила Фернанда, хотя его слова были для нее как музыка. Ей не хотелось вновь брать отгул “по болезни”, особенно после разговора с шефом, но в общем внутренний голос не возражал.

— Если хочешь, — сказал Паркер, — можешь есть блины с бананами. Но в остальном я не приму отказов.

Фернанда перекатилась на бок, чтобы поцеловать возлюбленного в шею.

— А как насчет твоей работы? Тебе не нужно никуда спешить?

— Работа может подождать денек. — Паркер сел. — Это не самое важное в жизни…

Он поцеловал ее в лоб и свесил ноги с постели.