Дафна подхалимски согласилась, и Корнелия почувствовала, как мышцы спины начали расслабляться. Она подняла на лоб огромные солнечные очки и протянула продавщице черную кредитку “Америкэн Экспресс”. Впервые за все время после презентации “Таунхауса” она ощутила, что жизнь прекрасна.

Ее именем назовут духи! И когда она пошлет Уайету свою подвязку, надушенную “Корнелией”, он растает.

— Духи? — переспросила Дотти Хейз, подняв бровь.

— Она очень пробивная особа, — сказала Бинки Хоу.

В полутора тысячах миль к северу по-прежнему гремели вечеринки, однако значительная часть светского общества переместилась с Манхэттена в Палм-Бич — принять участие в широко известных сезонных благотворительных мероприятиях. На веранде Бинки, защищенной от полуденного солнца огромным баньяном, собрался организационный комитет помощи Музею Флаглера — общество дам от двадцати пяти до семидесяти пяти лет, одетых, при всей разнице в возрасте, на удивление одинаково.

Нарушила негласно утвержденный дресс-код только Корнелия Рокмен: на ней было обтягивающее платье, оставляющее полностью открытыми не только длинные стройные ноги, но и крепкие бедра.

Она сидела среди более молодых членов комитета.

— Пробивная, — повторила Дотти, неодобрительно глядя на нее. — Думаю, это очень точная характеристика.

Бинки наклонилась к ней.

— Меня поражает, сколько молодых женщин сейчас занимаются бизнесом. Лично я, когда вышла замуж, бесконечно участвовала в благотворительности. Но продавать какое-то изделие, названное твоим именем…

— Ах, не продолжайте, — сказала Дотти и протестующе подняла руку. Где мать этой девушки? Хотелось бы знать. Верена Рокмен подчас ведет себя нескромно, но, по мнению Дотти, как мать она не имеет права пустить все на самотек. До чего докатилась ее дочь — красуется на обложке последнего номера журнала “Светская жизнь в Палм-Бич”! Впрочем, стоит ли удивляться, ведь Верена и сама была моделью, демонстрировала купальники. Может быть, родив Корнелию, она заметно обесцветила голубую кровь Рокменов.

— Ты уж, Дот, не убивай меня, — повинилась Бинки. — Корнелия попросила посадить ее рядом с тобой. И так настаивала, я просто растерялась…

— Ну что ты, пустяки.

Дотти тотчас же захотелось уйти с обеда, которого она так ждала всю неделю. Ей было неприятно, что Корнелия втерлась в состав правления заведения, столь дорогого ее сердцу. Она уже двадцать лет входила в правление Музея Флаглера, как и ее мать, которая трудилась на этом поприще до нее. Со времен ее юности музей был единственной отдушиной в культурной жизни высшего общества, съезжавшегося в Палм-Бич. Построенный по проекту Каррера и Гастингса, знаменитых архитекторов, проектировавших здание Нью-Йоркской публичной библиотеки, Музей Флаглера словно бы возвращал ее в Золотой век, когда ее семья, ее родные, друзья и ближайшее окружение наживали огромные состояния.

— Обед подан, — провозгласила служанка в накрахмаленном переднике, и дамы двинулись по каменным плитам веранды к столу.

— Прости, — шепнула Бинки и, сжав локоть Дотти, отошла.

Дотти сразу нашла свое место и, пока остальные дамы рассаживались, любовалась салатными тарелками с желтой каймой. Да, Бинки всегда все делает безупречно, вот только настырным молодым девицам дать отпор не умеет. У нее в Палм-Бич шесть фарфоровых сервизов, так что ее гостям, приезжающим на уикенд, всегда подают на разных. Имя на карточке было написано от руки изящным каллиграфическим почерком многолетней помощницы Бинки, Мэри Сью; худая, жилистая особа, она неизменно сопровождала свою хозяйку, куда бы та ни отправилась, и если верить сплетням, а Дотти решительно отказывалась им верить, иногда даже делила с Бинки постель. Бинки, как и многие их подруги, уже лет двадцать как жила с мужем в разных комнатах. Зачем тесниться в одной спальне, когда этих самых спален так много?

— Оказывается, мы сидим рядом? — прощебетала Корнелия и чмокнула Дотти сначала в одну щеку, потом в другую. — Какая удача!

— В самом деле, — сказала Дотти.

Обед прошел быстро за общей беседой, дамы клевали салат “Цезарь” и чилийского сибаса и обсуждали последние поступления в фонд музея, чтобы потом всласть посплетничать об общих друзьях. К досаде Дотти, Корнелия с поразительным упорством переводила любую тему на Уайета. Когда Сюзанна Грей, чья семья недавно купила яхту Морганов, стала советоваться о дизайнерах — кому лучше поручить заново отделать интерьер, Корнелия кинулась расхваливать Тикки Морриса, который сотворил нечто грандиозное в квартире Уайета. Когда Жаклин Гриффин заговорила о прошедших выборах, Корнелия просветила сидящих за столом по поводу мнения Уайета о каждом из кандидатов. На десерт подадут лимонный торт безе? Это любимый торт Уайета, объяснила Корнелия, но это никого не заинтересовало.

Дотти весь обед успешно отражала попытки завести разговор о ее сыне, но когда убрали десертные тарелки, Корнелия посмотрела на нее в упор своими кошачьими глазами.

— Вы, наверное, слышали, что мы с Уайетом сейчас не встречаемся, — произнесла она с надрывом.

— Как это печально, — сказала Дотти. — Но я уверена, что у такой красавицы, как вы, нет недостатка в очарованных вами поклонниках.

— Они меня не интересуют, — отрезала Корнелия, удивив Дотти своей настойчивостью. — Мы с Уайетом созданы друг для друга, я это знаю. Мы хотим от жизни одного и того же. Мы оба страстно любим свою работу — Уайет изучает приматов и людей, а я занимаюсь благотворительностью и… и хочу заняться бизнесом. У нас общие нравственные ценности.

Дотти молчала, складывая и раскладывая салфетку и стараясь не показать, как ее оскорбило последнее заявление Корнелии. Подумать только, и она еще совсем недавно просила сына дать этой девице еще один шанс!

— Может быть, он передумает, если вы поговорите с ним. Он так высоко ценит и уважает вас, Дотти… я уверена, он прислушается к вашему мнению.

— Уайет такой упрямый, — сказала Дотти. Да, она оговорит сына, это единственный способ выкрутиться из этой ситуации дипломатическим путем. — С ним очень трудно. Он всегда должен настоять на своем. А до чего груб! Просто невыносимо. Совсем не похож на отца характером, должна признаться. Его отец был истинный джентльмен, без страха и упрека.

— Уайет тоже джентльмен, — не сдавалась Корнелия. — У него безупречные манеры — просто он не желает ими пользоваться.

— И потом эти его постоянные путешествия, — продолжала Дотти. — Я никогда не знаю, в какой точке земного шара находится мой сын. Не представляю, чтобы человек с таким характером мог построить серьезные отношения.

Корнелия поняла, что ей не завербовать Дотти в свои сторонники, ее лицо на миг исказилось злобой. А Дотти нервно перевела разговор на другую тему:

— Как это замечательно, милая, что вы решили заняться делами музея. Нам нужны молодые люди, которые осознают свою ответственность перед обществом.

— О да, я очень хорошо осознаю свою ответственность перед обществом, — Корнелия откинулась на спинку кованого чугунного стула и сложила руки на груди. — Я вхожу в состав тридцати семи комитетов.

Дотти была потрясена.

— Тридцати семи, вы сказали? Да как же у вас на все хватает времени?

— Многим нужно просто мое имя, для рекламы. Ну, знаете, чтобы привлекать людей на разные мероприятия. А я рада, что могу помочь.

— Понимаю, — сказала Дотти. Наглость этой девицы просто пугает. И это — будущее правления Музея Флаглера? — Да, мир неузнаваемо изменился со времен моей молодости. В вас, молодых, гораздо больше… энергии. — Она взглянула на часы. — Мне пора. В три теннис. Рада была повидать вас, Корнелия. Передайте от меня привет родителям.

— Обязательно, — Корнелия уже не считала нужным скрывать свое недовольство. — Уайет не собирается сюда приехать?

— Увы, вряд ли. Работа не позволяет ему отлучиться из Нью-Йорка.

Дотти внимательно наблюдала, как Корнелия воспримет это сообщение. Дамы поднялись и, холодно обменявшись поцелуями, расстались.