— Как ты могла пригласить к себе в дом Корнелию и ничего мне не сказать? — прошипел он. — Я думал, мы с тобой пришли к единому мнению об этой особе.
— Пришли. И мое мнение ничуть не изменилось. Эта девица — настоящий паровой каток. Мне позвонила Марта Фейрчайлд и попросила ее пригласить, я ей сказала, что не могу, гостей и без того перебор, но она так настаивала, была готова остаться дома и отдать приглашение Корнелии. Всё, Фейрчайлды у меня в последний раз, век живи — век учись. Мне не удалось найти благовидного предлога, чтобы отказать.
— Но уж в следующий раз изволь его найти.
Дотти положила руку на рукав Уайета и посмотрела на сына с материнской тревогой.
— Никогда не видела, чтобы ты так волновался. Ты влюблен в эту девушку Люси?
Уайет посмотрел в сторону двери и увидел на пороге гостиной Трипа с Элоизой и Люси, которая шла за ними; ее темные волосы блестели на фоне дубовых панелей.
— Вот она, только что вошла! — воскликнул он, чувствуя, как на него вновь накатывает волна паники. — Поздно. Я буду просто всеми силами стараться держать их на как можно более далеком расстоянии друг от дружки. — Он схватил стакан виски и сделал глоток. — А что касается твоего вопроса, я влюблен в свою книгу. Преждевременная встреча с Корнелией может погубить все, ради чего мы с Люси трудимся.
Дотти Хейз проследила за взглядом сына и увидела в двух шагах от Трипа и Элоизы статную, прекрасно сложенную молодую женщину, которая осматривала комнату большими темными глазами. На ней было платье цвета персидской сирени, перехваченное поясом, который подчеркивал женственность фигуры. Темно-каштановые шелковые волосы были уложены в гладкую прическу, в ушах были подвески из настоящего океанского жемчуга. Ноги в изящнейших туфлях “Роже Вивье” казались неправдоподобно длинными. Дотти Хейз давно не видела такой красавицы.
— В книгу ты влюблен, как же, — сказала она сыну.
С портретов предков, которыми была увешана гигантская гостиная Дотти, на Люси глядели суровые лица, напоминая ей, что она здесь — случайно затесавшаяся самозванка. Если бы эти важные господа узнали, кто она такая, ее послали бы разносить шампанское. Так уже однажды случилось.
Она вздрогнула и стала с опаской всматриваться в гостей. Пугало не только то, что все здесь были безупречно одеты, хотя именно так и было. Одежда мужчин была от частных портных с Сэвил-Роу, костюмы сидели на них как влитые, нигде не тянуло, не морщило, шелковые галстуки были мягких приглушенных тонов. Но особенно поражали женщины — в прелестных коктейльных платьях и осыпанных драгоценностями туфлях, изготовленных в единственном экземпляре. В кружащей голову атмосфере роскоши и богатства сверкающие в ушах дам бриллианты в пять карат почему-то не казались такими уж огромными. Вот глаза Люси остановились на даме постарше с серебряными волосами и тремя рядами прекрасного жемчуга на шее, так эффектно смотревшимися на фоне темного бархатного жакета, рядом с ней стояла молодая брюнетка со скулами, как у Марии Шрайвер. Обе дамы показались ей смутно знакомыми, но ведь среди знаменитостей Нью-Йорка особенно много тех, кому принадлежат богатство и власть. “Этим людям ничего не надо доказывать”, подумала Люси. И еще она подумала, что вот сейчас, в эту минуту, она после долгих недель обучения наконец-то поняла, в чем состоит разница между старыми и новыми деньгами.
Как ребенок, цепляющийся за подол матери, Люси старалась не отстать от Элоизы, которая двигалась по гостиной Дотти, здороваясь с гостями. Какое счастье, что у нее есть Элоиза! С того дня, что они провели вместе в салоне красоты, ее спокойная прямота и доброжелательность стали для Люси опорой, помогавшей выдерживать штормы и бури, которые обрушивал на нее Уайет своими требованиями. Девушки быстро подружились. Элоиза была умна и практична, обладала прекрасным вкусом, но оказалась еще и понимающей, чего Люси никак не ожидала. Она рассказала Элоизе о себе все без утайки, о том, каково это — быть дочерью помешанной на знаменитостях маникюрши Риты, о своих попытках как-то пробиться на Манхэттене, а Элоиза в ответ призналась, как она страдает из-за своих отношений с Трипом, она любит его всем сердцем, а у него и в мыслях нет на ней жениться, скорее ей сделает предложение его святейшество кардинал Нью-Йорка. Если бы сегодня здесь не было Элоизы, от Люси осталось бы только ее лиловое шелковое платье, она была уверена — особенно после того, как увидела мать Уайета, такую царственную, что королева Елизавета показалась бы рядом с ней всего лишь Шерон Осборн. Люси узнала ее по семейным фотографиям, которые висели в кабинете Уайета.
— Постарайся успокоиться, — прошептала Элоиза, подбодряя Люси улыбкой. — Ты всем понравишься, вот увидишь. Тебе не о чем тревожиться.
Мать Уайета подошла к ним поздороваться.
— Элоиза, какое восхитительное платье. У тебя безошибочный вкус.
Элоиза улыбнулась.
— Спасибо, Дотти. Это наша приятельница Люси Эллис.
— Очень рада с вами познакомиться, — сказала Дотти, протягивая руку. Ее белоснежные пышные волосы были элегантно подстрижены, изящная прическа напомнила Люси взбитые сливки. — Я мама Уайета.
— Очень вам благодарна, миссис Хейз, за то, что вы меня пригласили, — сказала Люси, неловко пожимая ей руку. Как страстно она хотела держаться так же непринужденно, как Элоиза. А она, Люси, словно не говорит, а читает с экранного суфлера. — Ваш дом… ой, он просто потрясающий. — Ну вот, опять ойкнула. Хорошо хоть Уайет был далеко и не слышал.
— Пожалуйста, зовите меня Дотти. Спасибо за добрые слова. Я сейчас меняю обстановку, поэтому тут некоторый беспорядок.
Люси внимательно оглядела гостиную. Идеальный порядок, даже все пепельницы “Эрмес” стоят именно там, где положено.
— Если вы называете это беспорядком, не хотела бы я, чтоб вы увидели мою гардеробную!
Дотти вежливо засмеялась.
— Что вы будете пить, душенька?
— Что есть.
— Есть все, — ответила Дотти.
Судя по рядам официантов с подносами, Люси поняла, что действительно здесь есть все.
— Тогда… ой… может быть, сингапурский слинг? — Она брякнула первое, что пришло в голову — напиток из множества компонентов под бумажным зонтиком, — но, судя по замешательству хозяйки, брякнула что-то не то.
— Сингапурский слинг? — Дотти нахмурилась. — Простите, но боюсь…
— А может быть, шампанское? — предложила Элоиза.
— Ой, да, шампанское лучше всего, — с облегчением произнесла Люси. — Я бы с удовольствием выпила, если у вас есть.
Она так волновалась, что начала делать элементарные ошибки. На всех светских мероприятиях принято пить шампанское! Неужели раут Нолы ничему ее не научил? Но Уайет не говорил ей, что именно полагается пить во время коктейлей перед ужином. Что еще он не потрудился ей объяснить?
— Конечно. Официант сейчас принесет. Простите, я на минуту отойду — там мэр со своей невестой. — И Дотти упорхнула.
— Мне здесь нечего делать, — Люси вдруг почувствовала, что больше ей не вынести. — Все на меня пялятся. Они такие изысканные. Так роскошно одеты. Так…
— А ты разве нет? — Элоиза незаметно повернула ее к большому старинному зеркалу, что висело на стене рядом с ними. — На тебя смотрят, потому что ты красавица. Но я знаю, каково тебе сейчас. Вид этого сборища слегка подавляет, но среди них есть и очень славные люди. Хотя бы Мими Резерфорд-Шоу. Она тебе понравится, я уверена.
Элоиза помахала рукой блондинке с необъятным бюстом в розовом платье “Эмилио Пуччи”. Мими была всеобщая любимица, Люси это сразу заметила, и вовсе не потому, что рядом с ней все женщины казались более стройными, — даже в этом чопорном окружении Мими искренне радовалась жизни.
— Привет, Эл! — Мими, переваливаясь, подошла к ним.
— Мими, я должна представить тебе мою подругу Люси.
— Да какая же вы красавица! — сказала Мими, целуя Люси. Уайет рассказал Люси вкратце о Мими, равно как и обо всех, с кем надо держать ухо востро. Мими была Гордая Красавица Юга, и чем дольше она жила в Нью-Йорке, тем явственнее становились ее южные интонации и выговор, так что сейчас многие уже с трудом ее понимали. — Очень рада с вами познакомиться. Откуда вы, деточка?