Мы сели на стулья, словно нарочно приготовленные для нас.

— Княгиня Мария Андреевна говорила мне, что вы собирались посетить ее, — сказал Кондауров.

— Да, мы были в доме князя Голицына и в курсе того, что произошло там утром. Очень странная история, — ответил Бакунин.

— Как все, связанное со смертью князя, — согласился Кондауров. — Антон Игнатьевич, расследование этого дела ведете вы?

— Да.

— А вы, князь, тоже занимаетесь этим делом?

— Князь занимается этим делом вместе со мной. Но несколько с иными целями.

— Если не секрет, какими? — спросил Кондауров.

— Князю нужна практика, своего рода опыт… Князь будет писать романы в духе Конан Дойла… — пояснил Бакунин.

Когда речь заходила о будущих романах в духе Конан Дойла, Бакунин всегда оживлялся.

— Вот как? — заинтересовался Кондауров. — А почему в духе Конан Дойла? А если попробовать в духе графа Толстого или, скажем, Достоевского?[37] Однако, это интересно. В нашей литературе нет ничего подобного.

— Да, — согласился Бакунин. — Такие романы несвойственны нашей литературе, это верно.

А я вспомнил, что почти то же самое уже слышал от дядюшки.

— И вы хотите в основу вашего романа положить расследование убийства князя Голицына? — спросил, обращаясь ко мне, Кондауров.

Но Бакунин опередил меня и опять сам ответил на этот вопрос:

— О, не обязательно. Ведь князь будет писать не очерки, не документальное произведение, а именно роман. Князь воссоздает, так сказать, дух, ему нужны не факты, не имена, а образы.

— Понятно. И если вы намерены создать образы, подобные образам Конан Дойла, то, конечно же, в виде Шерлока Холмса под вашим пером оживет ваш уважаемый наставник? — Кондауров взглянул на Бакунина.

— Не знаю, не знаю, — опять не дал мне вступить в разговор Бакунин. — Я ведь не исключаю возможности принять участие в этом мероприятии не только как советчик… Но, возвращаясь к нашему делу, — я имею в виду собственно расследование убийства князя Голицына, — заверяю вас, что если это как-то и отразится в наших с князем… э-э-э, так сказать, замыслах, то никаких намеков или прямого сходства… Это я могу обещать. Если мы воплотим наш замысел, это будет исключительно литературное явление.

— Я спросил не из опасения попасть на страницы романа или увидеть там героев с чертами моих близких знакомых. Поверьте, я задал вопрос из чистейшего любопытства, — ответил Кондауров, тем самым как бы подводя черту под этой частью нашей беседы и как бы приглашая Бакунина приступить к основному разговору.

— Григорий Васильевич, — начал Бакунин, — Марья Андреевна в общих чертах рассказана нам о ваших взаимоотношениях с князем… Не могли бы вы рассказать кое о чем подробнее? И о самой дуэли, в той части этого, так сказать, события, которая происходила на ваших глазах, — я имею в виду сам вызов.

— Но, насколько я понимаю, дуэль имеет к убийству не прямое, а косвенное отношение? — спросил Кондауров.

— Возможно, косвенное.

— То есть террористы узнали о дуэли и о месте, где она должна состояться, устроили засаду…

— И в момент выстрела Толзеева выстрелили в князя, — закончил мысль Кондаурова Бакунин.

— Для этого нужно было точно знать место и время дуэли, — сделал вывод Кондауров.

— Да. Кто знал об этом?

— Никто. Кроме меня и Иконникова.

— А Иконников никому не мог сообщить этих сведений?

— Я исключаю это.

— Вы совершенно в нем уверены?

— Да. Этот молодой человек полностью предан князю… И мне… И потом, даже если бы он… Нет, я абсолютно уверен в нем.

— А что вы знаете о нем?

— Он одинок…

— Кто его родители?

— Он сирота… Родители его были бедные дворяне… Они давно умерли… Средств к существованию у него не было никаких…

— Ведь это вы определили его на службу к князю?

— Да, я. Я когда-то знавал его отца. Сам Иконников заканчивал курс в университете… Он обратился ко мне с просьбой подыскать ему место. Я тогда невольно втянулся в дела князя… И взял Иконникова к себе чем-то вроде секретаря. Он выполнял многие поручения. Узнав его поближе, я обнаружил в нем редкие качества. Он прилежен, исполнителен, у него прекрасный почерк. И потом, у него добрая душа. Он немножко, как бы это сказать… не от мира сего.

— Княжна рассказала нам странную историю о нем.

— Какую?

— О том, что однажды он, как бы забывшись, вообразил себя князем Голицыным.

— Ах да, помню. Ну, это своего рода курьез… Иконников одинок… Он очень благодарен князю за возможность работать у него… Он очень мечтателен… Видимо, это у него случилось на почве мечтательности. Но все сказанное и эта история, несколько странная, конечно, только подтверждает мою уверенность в нем. Если бы все молодые люди были такие, как Иконников, в России не было бы терроризма.

— Я бы не утверждал этого с такой уверенностью. Мне приходилось иметь дело со многими молодыми людьми, причастными к террору. Среди них встречались очень мечтательные.

— И все же я готов поручиться за Иконникова.

— Скажите, Григорий Васильевич, а сам князь не мог сказать об этом кому-либо? Совершенно случайно.

— Нет. Князь знал о времени дуэли. Но о месте он сам не знал. Он попросил меня подыскать место подальше от города и укрытое от посторонних глаз.

— И вы подыскали?

— Я знал это место. Однажды мне пришлось стреляться на дуэли… И она состоялась именно на этом месте.

— Вот как! То есть вы не искали место, а уже хорошо знали его.

— Да, знал. Но это было очень давно. Несколько лет тому назад. Я хотел еще раз осмотреть место. И потом это все-таки далековато… У меня на примете было еще одно место… Но, осмотрев его, мне показалось, что оно не совсем соответствует тем условиям, о которых говорил князь.

— Вы осматривали оба места вместе с Иконниковым?

— Да. Вернее, в непригодности одного из них я убедился один. А потом мы съездили с Иконниковым на Касьянов луг, и я решил, что хоть это и далековато, но все-таки более подходящий вариант.

— М-да, — Бакунин задумчиво покачал головой. — Очень ловко все подстроено… Не за что зацепиться… Григорий Васильевич, расскажите по порядку, начиная с вызова, как все было? Может, мелькнет зацепочка…

— Для умозаключения? — Мне показалось, что в голосе Кондаурова прозвучала насмешка.

— Вот-вот, — как будто обрадовался Бакунин. — Вы представляете, невозможно сделать умозаключение. А вы что же, изволили читать мою книгу об умозаключениях?

— Да. Книга ваша довольно известна. Читал. И с интересом.

— Благодарю за комплимент.

— Ну, я это сказал не для комплимента. Вы в самом деле тонкий психолог. У вас своеобразный, очень точный взгляд на вещи.

— В нашем случае злоумышленник сумел так умело остаться в тени, что просто не знаешь, с какой стороны подступиться. Даже как-то непохоже на террористов… И все-таки, Григорий Васильевич, расскажите по порядку, как, собственно, все произошло?

— Ну, все произошло случайно. То есть случайностью можно считать нашу встречу с Толзеевым в тот день. Мы с князем зашли пообедать в ресторан «Век», хотя никогда ранее ни он, ни я там не бывали. И совершенно неожиданно, то есть опять же случайность, встретили там сына Толзеева.

— То есть как сына?

— Когда-то князь Голицын, я и Толзеев — имеется в виду отец нынешнего Толзеева — вместе служили в Павловском полку. Полк привилегированный. Князь знатен и богат. Я тогда был просто богат. Ну и потом я состою в очень далеком родстве с князем. А Толзеев был не только не знатен, но беден. Однако блестящий офицер, храбрец. Мы тогда были молоды… Князь и Толзеев, отец разумеется, имели одно приключение… Они вдвоем посетили публичный дом. Находясь за границей. Потом прошли годы. Толзеев остался служить, но в генералы не вышел. Характер. После японской войны, весь израненный, поселился в своем маленьком имении. У него произошел конфликт с сыном. Он вырос мерзавцем. Князь вмешался в этот конфликт. Он был шокирован поведением сына. Вскоре Толзеев застрелился. Умер, лишенный сыном родового имения, которое тот промотал со скандалами в полгода. А потом Толзеев-сын вдруг оказался членом Государственной думы… Причем продолжал вести себя самым подлым, безобразным образом. И вот эта нелепая встреча… Толзеев почему-то решил объясниться с князем. Напомнил ему и о том посещении публичного дома, стал лить грязь на отца… Князь не сдержался, сделал вызов… Я хотел было сам стреляться с этим подонком. Но князь настоял… А потом опять нелепый случай — спускаясь по ступенькам, я вывихнул ногу. Пришлось пригласить секундантом графа Уварова. Он, кстати, не новичок в подобного рода делах…