— Петр Петрович…
— Аркадий Павлович, — холодно ответил дядюшка, — я тоже смущен тем, что мне приходится задавать княгине вопросы, которые ставят ее в неловкое положение. Но что прикажете делать? Убит князь Голицын. Убийца, чтобы скрыть следы, убивает Толзеева, который мог рассказать о подробностях вызова. Убита дочь князя — наследница огромного состояния. Князь и Толзеев убиты точнейшими выстрелами из какого-то бесшумного, новейшего оружия. Княгиня убита ударом ножа — но ударом точнейшим, прямо в сердце, что требует верной, крепкой руки. Теперь огромное наследство князя перейдет княгине Марии Андреевне. Отношения княгини и князя в последнее время стали почти враждебными. Причина? Князь, глава рода, запретил ей выйти замуж за ее любовника — полковника Федотова. Кстати, чемпиона Павловского полка по стрельбе, уж конечно хорошо знакомого с новинками оружия. И если немцы изобрели бесшумный револьвер, то не исключено, что Федотов мог быть осведомленным в этой области. Федотов брал отпуск на один день — тот самый день, когда состоялась дуэль и был убит князь. Вчера он тоже находился в Петербурге и вечером скрылся из гостиницы в неизвестном направлении, причем в гостиницу вернулся только в семь часов утра. Ну, а имея такие факты, нужно делать умозаключения. Если ваши люди привезут Федотова, думаю, мы сможем обойтись даже без умозаключений.
Полуяров вопросительно посмотрел на Бакунина.
— Такой ход событий пока нельзя исключать. Но я не верю в причастность к обоим убийствам княгини.
— Почему? — резко повернул голову к Бакунину дядюшка.
— Не верится… — задумчиво проговорил Бакунин.
— Очень аргументированный довод, — насмешливо прокомментировал ответ Бакунина дядюшка.
В кабинет вошел полицейский и доложил:
— Госпожа Югорская.
— Проси, проси, — сказал пристав и вышел из-за стола, чтобы встретить еще одну свидетельницу.
Вошла Югорская. Она была в черной накидке, черной шляпе с большими, опущенными вниз полями, с вуалью.
— Прошу извинить за беспокойство, но обстоятельства… — пристав пригласил Югорскую садиться.
Бакунин, дядюшка и я поднялись со своих стульев и поклонились Югорской.
— Полуяров Аркадий Павлович, — поклонился пристав и представил остальных: — Бакунин Антон Игнатьевич, Петр Петрович Черемисов, князь Николай Николаевич Захаров.
Югорская кивнула нам и села на предложенный ей приставом стул, сняла шляпу и положила ее на стол. Черные глаза, бледное лицо, тонкий нос, тонкие губы большого рта, черные, довольно коротко остриженные волосы.
— Князь? — вопросительно сказала она, обращаясь ко мне.
— Князь был последним, кто разговаривал с княжной перед тем, как ее убили, — ответил за меня на ее вопрос Бакунин.
Югорская внимательно посмотрела на Бакунина.
— Вы и есть тот самый знаменитый Бакунин? — спросила она своим как будто капризным, всегда с интонацией вызова голосом.
Глава сорок третья
ПОЗВОЛЬТЕ ЗАДАТЬ ВАМ ВОПРОС?..
(Продолжение)
Тот самый Бакунин. — Дом, открытый для всех. — Для каких ударов предназначено женское сердце. — Самая богатая в России наследница. — Напрасные подозрения. — Душа и презренные деньги. — Спор Милева с послом. — Знаю, но не скажу. — Безнадежно устаревший Фет.
— Да, я и есть тот самый Бакунин, сударыня, — ответил Антон Игнатьевич. — Позвольте задать вам несколько вопросов. Вы уже знаете о том, что произошло?
— Да, — спокойно ответила Югорская. — Ваши люди сказали мне. Убита княжна Голицына.
— Вы ведь знаете, что третьего дня убит сам князь Голицын? — продолжал Бакунин.
— Да. На дуэли.
— А вчера в ресторане убит господин Толзеев, который стрелялся с князем на дуэли.
— Я слышала о господине Толзееве. О его безобразиях в Думе. Но знакома с ним не была.
— Княжна была у вас вчера вечером. Вы не заметили ничего, что могло бы предвещать произошедшее?
— Вчера у меня французский посол читал свою повесть. Я не устраиваю официальных приемов. Мой дом открыт для всех, кто не в силах заглушить тоску иным способом, как душеизлияние в кругу себе подобных. Но вчера вечер прошел как официальный прием. Посол внес некий порядок в мой богемный омут. Поэтому вчера я не уделила внимания княжне.
— Вы не вспомните, с кем встречалась княжна, с кем разговаривала?
— Единственное, что я помню, так это то, что княжна все время находилась в обществе князя. Но, надеюсь, вы не подозреваете его в том, что он застрелил княжну.
— Княжну убили ударом ножа в сердце.
— Боже мой, как это ужасно. Женское сердце предназначено для ударов, но не безжалостной сталью.
— Скажите, это правда, что вы дочь князя Голицына?
Югорская посмотрела на Бакунина долгим пристальным взглядом, потом перевела взгляд на меня.
— Это вам рассказал князь?
— Да.
— А князю — княжна?
— Да.
— Я не хотела бы отвечать на ваш вопрос. Надеюсь, он не имеет отношения к убийству княжны. Или это очень важно для вашего расследования?
— Если это правда, то вы становитесь самой богатой в России наследницей…
Югорская рассмеялась сухим, неприятным смехом.
— И вы подозреваете, что ради наследства я убила княжну? Напрасные подозрения. Да, я дочь князя Голицына. Незаконнорожденная. Но я не стану добиваться наследства. Я поэтесса. Я презираю деньги.
— Но вы брали у княжны деньги за то, что не объявляли себя дочерью князя?
— Я никогда бы этого не сделала. Я презираю князя. И деньги не я брала, а княжна мне их давала, чтобы я молчала — я молчала бы, и если бы она не давала этих денег. Я брала их из презрения. Впрочем, не к княжне. Я готова была отдать ей свою душу. А она предложила мне деньги. Что ж, сказала я. Каждый дает ближнему то, что может дать.
Наступило долгое молчание. Югорская смотрела на Бакунина с вызовом, свысока и презрительно. Наконец Бакунин спросил:
— Вы не помните, когда княжна вчера ушла от вас?
— Нет.
— А вы не могли бы рассказать, если можно подробнее, как закончился вечер?
— Посол прочел несколько глав своей милой повести. Потом опять стал благодарить Россию за то, что ее воины спасли Париж и культуру. Возник спор. Один из моих завсегдатаев, Милев, высказал мысль, что культуре только на пользу, если ее время от времени уничтожают. Это помогает ей, как обрезка деревьев.
— Мысль интересная, — вдруг включился в разговор дядюшка, — Этот Милев склонен к философичности?
— О да, он философ, — согласилась Югорская и добавила: — Но, к сожалению, не поэт.
— А после спора? — спросил Бакунин.
— Посол не очень удачно спорил. Ему не понравились высказывания Милева. Он иногда бывает резок и груб. В результате все разошлись. Кроме тех, кто был пьян, разумеется.
— Госпожа Югорская, я прошу извинить меня, если мои вопросы показались вам бестактными, — сказал Бакунин.
— Наша беседа или допрос закончен? — спросила Югорская.
— У меня нет больше вопросов. Если только вы сами не вспомните какую-либо деталь, которая могла бы навести расследование на верный путь.
— Ничего не приходит в голову. Единственное, что я могу вам посоветовать… Ищите преступника в другом месте… Я думаю, что знаю, кто убил княжну…
— И вы скажете: кто?
— Разумеется, не скажу. Княжна играла в очень опасную игру. Я только догадывалась об этом. Но помочь вам ничем не могу. Когда вы изловите преступника, я скажу вам, была ли верна моя догадка.
Югорская поднялась со стула.
— Вы очень интересный мужчина, господин Бакунин. Если вдруг вздумаете посетить мой салон, я буду очень рада. Встреча с вами будет для моих завсегдатаев не менее интересна, чем встреча с французским послом. Мне всегда хотелось, чтобы мой салон был самым необычным в Петербурге.
— Польщен, — поклонился Бакунин.
— К тому же, я слышала, вы сочинитель? Вы пишете?
— Да. И иногда бываю близок к поэзии. Я работаю над сочинением о поэзии Фета.