— Отчего же не мог. Мог. Стрелка из него не получится. Это уж поверьте мне. Но попасть в человека на тридцати шагах — это не исключено. Вот ведь как подстроено — дуэль… А они со стороны… И бомбу бросать не нужно… Однако ж вы, Антон Игнатьевич, их разгадали? Наверное, умозаключение сделали?

— Да, братец, вот теперь приходится умозаключения делать, — удивляясь осведомленности хозяина заведения, сказал Бакунин. — А ты про умозаключения откуда взял?

— Из вашей книги.

— Так ты что же, читал мою книгу?

— А как же.

Бакунин не смог скрыть удовольствия.

— Ну и как тебе, братец, нашел что-нибудь интересное?

— Нашел. Читал я, читал да и думаю: дай-ка и я книгу напишу.

— Вот как? И о чем же ты будешь писать?

— А о стрельбе. Я когда вашу книгу читал, то так и понял: писать надобно о том, о чем знаешь.

— Это дельная мысль.

— А я о чем знаю? О стрельбе. Уж я об этом, кажется, столько знаю. И ведь в этом деле есть свои тонкости, то есть философия.

— Философия?

— Именно философия. Ведь вот сколько я хороших стрелков знавал. Все люди разные. И привычки разные у всех, и характер. А только вот суть одна. Не всякий может хорошим стрелком стать. Даже если долго упражняться. Вот Толзеев тот же — не станет. И вот князь, — Протасов повернулся ко мне, — стрелял сегодня неплохо, хоть и первый раз. А стрелком князю не стать. Тут особый характер нужен. Особый. Вот об этом я и решил написать. Ведь я, может, один об этом задумался. Подмечают, может, многие, а так, чтоб задуматься…

— Это ты, братец, прав, — Бакунин обнял хозяина заведения за плечо. — Обязательно напиши. Вот ты эти тонкости, философию эту подметил. А пройдет время — забудется. А все мы не вечны. Даже солнце. Нужно, чтобы все оставалось.

«Ну, — подумал я, — если сейчас дойдет до угасания солнца и переселения на другие планеты, значит, опять придется остаться без обеда». Но на этот раз пронесло. Словно что-то вспомнив, Бакунин замолчал и сказал:

— До свидания, братец.

— До свидания, Антон Игнатьевич. Благодарю за посещение. Истинную душевную радость доставили. До свидания, князь.

— До свидания, — попрощался и я.

— Хороший человек, — сказал Бакунин, выходя на улицу. — Вот этого господина Протасова и посадить бы в Думу. Ан нет, там сидят Толзеевы. Ну да ладно, князь, это все философия или, как господин Протасов изволил выразиться, тонкости. Давай-ка возьмем извозчика.

Пройдя минут десять, мы взяли подъехавшего к нам извозчика. Усевшись в коляску, Бакунин по-свойски спросил его:

— А что, братец, ты лошаденку свою с утра-то кормил?

— Кормил, барин, — ответил извозчик.

— Овсом или сеном?

— Как можно, барин. Известное дело — овсом.

— Ну коли овсом, так давай-ка с ветерком к ресторану Егорова. За ветерок пятак прибавлю.

Слова Бакунина возымели действие. Извозчик довольно быстро домчал нас до ресторана Егорова.

В ресторане Егорова Бакунина хорошо знали. Тут же явился хозяин и проводил нас в кабинет.

— Рады видеть, Антон Игнатьевич, — радушно, с поклоном поприветствовал нас хозяин. — Сегодня Маша поет.

— Братец, не до песен. Вот князь с голоду умирает. Второй день не обедавши.

— Как так, — всплеснул руками хозяин ресторана. — Обедать полагается каждый день. Это вы напрасно, князь, пренебрегаете.

— Это князь по молодости, — пояснил Бакунин, — в его годы я, бывало, и по три дня кряду не обедал.

— Врете, Антон Игнатьевич. Вы мне как-то говорили, что в молодости обедали трижды вдень.

— И такое бывало. Ну да ладно. Мы сегодня только пообедать. Ушицы нам. Уха у них, князь, отменная.

— Это верно изволили заметить, — улыбнулся хозяин.

— А как у тебя насчет поросенка?

— Специально для вас всегда наготове. С хреном прикажете или со сметаною?

— Видишь, князь, у них по Гоголю. Послушай, Спиридон, ты Гоголя-то читал?

— Никак нет. Мы уж коли что и читаем, то что-нибудь поосновательнее.

— Вот как. Ну и что ж ты читаешь поосновательнее?

— Я про Ваньку Каина люблю. Поучительная вещь!

— В каком же это смысле она поучительная?

— А в том, что, мол, не воруй, то есть не разбойничай.

— Это правильно. Значит так, неси уху и поросенка в сметане — так, князь?

Я молча кивнул, полностью полагаясь на вкус Бакунина.

— И все остальное — на твое усмотрение: закусочки, пироги.

— Водочки прикажете?

— Нет, братец, водочки не нужно, так только, графинчик, для пищеварения, как господин Павлов велел.

— А кто такой будет господин Павлов?

— Врач. Очень большой знаток по этой части. Величина. Европейского, братец, масштаба и более того.

— К врачам мы всегда с уважением. Все сей минут доставим, — хозяин поклонился и уже хотел уйти.

— Да, — остановил его Бакунин. — Может, Акакий подойдет, веди его сразу же к нам.

— Все исполним, — хозяин, наконец, ушел.

Усевшись поудобнее, Бакунин спросил меня:

— Ну, как тебе Кондауров?

— Необычный человек.

— Да, непрост, — согласился Бакунин. — Обратил внимание на его глаза? С такими глазами, брат, за парижскими актрисами не бегают. Они за ним сами толпой побегут. Очень сильный человек. Скрытен, закрыт. Это не Толзеев. Впрочем, теперь все от Толзеева зависит.

— Почему от Толзеева?

— Очень важно определить, как был сделан вызов.

— Но ведь Кондауров рассказал.

— Он не то рассказал. Или не хотел, или в самом деле не обратил внимания. Убийца или знал о месте и времени дуэли, или следил за ними. И есть третий вариант.

— Какой?

— Убийца или те, кто организовал убийство, сами все подстроили.

Подошел официант и принес графинчик с водкой и закуски.

— Уху сразу нести? — спросил официант.

— Сразу, братец, сразу. — Бакунин налил себе и мне по рюмке водки, и не успели мы закусить селедочкой, как тут же на столе появились две тарелки с янтарной ухой.

— Уха у них особенная, перед ней нужно еще рюмку, — Бакунин налил водку, мы выпили и взялись за ложки.

Уха в самом деле оказалась особенной и вкусной.

— Нужно знать время и место, — продолжал Бакунин. — Если предположить, что встреча князя и Толзеева была случайна, определить время и место или невозможно, или нужен источник информации.

— Про Иконникова все, что он сказал, как-то неубедительно, — заметил я.

— К Иконникову заедет Акакий, — ответил Бакунин. — Если встреча князя и Бакунина была подстроена, то убийца получил точку отсчета — вызов. И уже мог следить за князем и за Кондауровым. Кондауров берет Иконникова, едет искать место. Стоит проследить за ними — и место фактически определено. Можно готовить засаду. Учитывая, что стреляли из винтовки, засаду можно устроить подальше, а чем дальше, тем больше обзор. Все станет ясно после разговора с Толзеевым.

— А если он не захочет говорить?

— В сыскной части — заговорит. Я таких крикунов знаю. Как только доставят в сопровождении двух полицейских, сразу становятся как шелковые.

— И все-таки Иконников… И эта странная история, когда он вообразил себя князем… Уж больно подходит он для сообщника террористов.

— Ну, так давно бы подложил бомбу в кабинет князя. Или того лучше — в спальню. Преступления, князь, как молнии — идут кратким путем. Очень много здесь ходов… Кому-то нужно убить князя! Зачем, с какой целью? Кто заинтересован? Любое преступление строится по единой схеме. Анатомия детектива, так сказать. Есть некто Зет. У этого Зета есть нечто такое, Игрек, которое очень нужно некоему Иксу. И чтобы завладеть Игреком, Икс убивает Зета. Или обворовывает. Это, кстати, князь, и есть анатомия детектива. Во второй части некто Сыщик, зная, что убит Зет, определяет Игрек, то есть из-за чего убили, и, зная Зета и Игрек, вычисляет Икса — того, кто убил[40]. У нас Зет — это князь. Нам нужно определить, почему его убили, то есть определить Игрек. Тогда станет ясно, кто Икс. Чем обладал князь, чем таким, что у него мог захотеть отнять Икс? Деньгами? Наследством? Тогда нужно искать в одном месте. Властью? Тогда в другом. Нам бросается в глаза именно это — князь обладал властью. Государь сделал его фактическим правителем. Но тогда его убили бы более простым способом, пошли бы более коротким путем. Сегодня мне непонятно, с какой целью убили князя. Как только это прояснится, искать станет легче.