Погрузить надо было два мотострелковых батальона и танковую роту. Грузить было положено в определенной последовательности в зависимости от того, кто первым высаживается и от технических особенностей кораблей. На каждой единицы техники мелом наносились номера погрузки, один сверху и два по бокам. Я не спал всю ночь, но приказ выполнил. Утром с чувством исполненного долга погнал колону на погрузку. Но оказалось, что я только зря потратил время. Погрузкой занимались старшие помощники капитанов кораблей, плевали они на мои номера, грузили так, как считали целесообразным.
Быстро загрузили корабль типа Ро-Ро, с него батальон на следующий день должен был десантироваться прямо на причалы Батумского порта и захватить порт.
Также быстро погрузили четыре МДК (малые десантные корабли) и два сторожевых корабля «Ворон» и «Волк». А вот с загрузкой сухогруза была проблема. В один из отсеков трюма загрузили батальон. А в другой отсек стали грузить танки. И чуть было не произошла трагедия. Один из солдат заметил, что стойка, на которой крепился кран, вышла из палубы корабля сантиметров на двадцать. В это время на стреле крана висел танк. Его срочно опустили на землю и погрузку прекратили. Если бы это во время не заметили, кран вместе с танком могли обрушиться в трюм и пробить днище. Корабль немедленно бы затонул, и весь батальон мог бы погибнуть. Для выхода из трюма, где солдаты уже легли спать, был всего один люк. Танки пришлось отправлять в Батуми железной дорогой.
Меня как старшего разместили на флагманском корабле, одном из сторожевиков. Около полуночи корабли пошли в сторону Батуми. Я лёг спать в отведенной мне каюте, но поспать так и не пришлось. Каждые полчаса раздавался вой сирены, и объявлялась тревога. Первый раз я оделся и выскочил из каюты, но мне сказали, что тревога касается только экипажа, а я могу спать. Тут поспишь, гудит сирена, затем отбой и объявляется приборка. Заходит матрос и начинает драить совершенно чистые полы. Когда он начал это делать в третий раз, я его попросил не тревожить пехоту, и он больше не приходил.
Утром я был приглашён на завтрак в кают-компанию. А буквально минут через тридцать после завтрака началась высадка. Высаживались мы на свой собственный полигон. Первыми высаживались подразделения и техника с МДК, а затем МДК подходили к сторожевикам, солдаты грузились на них и к берегу. За высадкой наблюдало всё командование 31 АК. Я потом получил нагоняй за то, что шёл сзади атакующих цепей с дипломатом в руках.
Были у нас и срывы в боевой подготовке. Приезжаю с академии, был на сессии, нет одного батальона. Привлекли на строительство дачи Горбачёва в Пицунде, выполняли там подсобные работы. Вот тебе и демократия. Месяца три батальон выполнял роль стройбата.
В начале осени 1987 года, я к этому времени уже закончил академию, в наш гарнизон прибыл командующий войсками округа генерал-полковник Кочетов, многие начальники его просто панически боялись. Во время своих поездок в войска округа он обязательно кого-нибудь снимал с должности, и даже кличка у него была «Фотограф», «Внимание, снимаю».
Наш полк подняли по тревоге и вывели на полигон. Командующий приказал построить офицеров штаба и управления полка. Проходя мимо строя в сопровождении командира корпуса генерал-майора Ковалева и командира дивизии, он здоровался с каждым, после того как они ему представлялись. Подойдя ко мне, он спросил: «У меня, что 90 полк парашютно-десантный»? Дело в том, что все мы были в полевой форме, а у меня в петлицах в место пехотных эмблем были воздушно-десантные. Ковалев из-за спины командующего погрозил мне кулаком. Но я быстро сориентировался, подозвал прапорщика и прямо на глазах командующего снял у него пехотные эмблемы и воткнул в свои петлицы. Кочетов хмыкнул и пошёл дальше.
Фото по окончании Академии с начальником курса
Затем все офицеры выполняли упражнение контрольных стрельб. Первыми стреляли командир полка и замполит, отстреляли на двойку. Во второй паре шёл я с начальником штаба полка. Нам командующий решил усложнить задачу и приказал стрелять в противогазах. Своего противогаза у меня не было, и я взял у солдата, чем и поплатился. Противогаз оказался совершено новым и был весь в тальке. Как только я его одел, у меня сразу стали слезиться глаза. Я уж даже не знаю, как умудрился отстрелять на отлично. Всё-таки сказалась подготовка в спецназе, да и в пехоте я с полигонов не вылезал.
После стрельбы положено докладывать старшему начальнику. Я подошёл, докладываю, а командующего практически не вижу, слёзы градом из глаз, тальк сделал своё дело. Кочетов спросил у сопровождавшего меня во время стрельбы офицера штаба округа, попал ли я гранатой в окоп, это было положено по условиям упражнения. Получив утвердительный ответ, разрешил мне идти. На построении после стрельбы, он, ткнув в меня пальцем, приказал командиру корпуса: «На этого подполковника, через два часа, принесите мне представление на должность командира полка».
Меня уже раз пытались назначить на должность командира полка, любимый комдив хотел в моё отсутствие меня «женить». Я находился на сессии в академии, позвонил начальник штаба нашего полка и сообщил, что на меня оформлены документы на назначение командиром кадрированного полка нашей же дивизии.
Такой должности я ни когда не хотел, не моё это дело копаться в бумагах. В таком полку человек сто солдат и офицеров, и ни какой боевой подготовки. Среди офицеров такие части не котировались, при назначении туда можно было ставить крест на карьере.
Всё это сделали, даже не спросив моего согласия, у меня были не простые отношения с командиром дивизии. Я всегда имел своё мнение по вопросам службы и всегда его отстаивал. Мало кому это нравится. А вот командиру корпуса генералу Ковалёву моё отношение к службе и моя личная подготовка, как мне кажется, нравились. Он часто меня поддерживал и на совещаниях часто ставил в пример.
Кстати моя первая встреча с ним произошла, когда я проводил показные занятия в учебном центре «Келета» под Ашхабадом, ещё в 1980 году, когда служил в спецназе. Ковалев был участником тех учебных сборов и запомнил меня.
Помог он мне и на этот раз. Он, как и я находился в Москве, учился на курсах при Академии Генерального Штаба. Я отыскал его в общежитии и изложил суть дела. Ковалев при мне позвонил в штаб корпуса и запретил посылать документы на утверждение в штаб округа.
После приказа Кочетова колесо закрутилось. В конце октября меня вызвали в штаб округа на собеседование с командующим. При назначении на должность командира полка было положено пройти собеседования во всех инстанциях от округа и до главного управления кадров Советской Армии.
Прибыл я в Тбилиси, в приёмной командующего человек шесть кандидатов на должности командиров полков разных родов войск. Заходили по одному, и беседа с командующим длилась до получаса. Во время беседы порученец командующего заносил в кабинет то какое-нибудь наставление по службе, то курс стрельб, то уставы. Офицер, который зашёл передо мной, вышел красный как рак и вспотевший от психологического напряжения. На одних служебных обязанностях командира полка можно себе шею сломать, а здесь гоняют по всем документам, регламентирующим деятельность полка. Мне было легче потому, что я почти три года, будучи заместителем командира полка как раз этой работой и занимался. Но все равно было страшновато.
Когда я зашёл и представился, Кочетов удивлёно спросил, зачем меня прислали, ведь он со мной уже беседовал на полигоне. Затем сказал: «Ну, что если приехал, садись, поговорим». Минут 5–7 он меня расспрашивал о положении дел в нашем полку. Затем спросил меня, каким полком я хотел бы командовать. Документы были у меня оформлены на один из полков нашего корпуса.
Дело в том, что когда я ещё находился в приёмной, со мной беседовал заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант Альберт Макашов. И уже задавал мне такой вопрос, я ему ответил, что мне все равно где служить, лишь бы полк был развёрнутый. Он предложил мне должность командира учебного полка. Макашов курировал учебную дивизию, полки которой дислоцировались в Тбилиси и его окрестностях, а командира одного из полков за упущения в службе снимали с должности. Я не ответил ни да, ни нет, мне хотелось не боевой полк. После нашей беседы Макашов зашёл к командующему и видимо с ним обговорил этот вопрос.
