Была совершена большая ошибка, колону пригнали заранее, и она ночевала рядом с нашим лагерем. Все вокруг знали, что она пойдёт на Мазари-Шариф. Надо было отказаться от сопровождения, а я этого не сделал. Понадеялся на то, что если что-то и произойдёт, то для наших ребят всё закончится нормально. Один БТР стал во главе колоны, а другой в замыкании, чего тоже нельзя было делать, надо было их ставить вместе, чтобы они могли оказать друг другу огневую поддержку. У меня не было опыта в сопровождении колон.

Наследующий день рано утром колона пошла. Этот день самый чёрный день нашего отряда и лично мой. У кишлака Тимурак, душманы выстрелом из гранатомёта подбили последний БТР, а затем добили раненых.

Погибли:

— командир группы лейтенант Слепцов Андрей Александрович;

— сержант Шиварев Алексей Фёдорович;

— рядовой Чегодаев Виктор Анатольевич;

— рядовой Эшонов Шавкат Абдураимович;

— рядовой Милибаев Бахадыр Патидимович;

— рядовой Бабиев Хайридин Тешаевич.

У них забрали оружие, сняли сапоги и сложили вдоль арыка в рядок. Изуродовать не успели, подошла одна из наших рот. Только одному перерезали горло и вспороли живот. В их смерти был виновен только один человек и этот человек я.

Мы привезли ребят и сложили их в одной из палаток. В колону по одному прошёл весь отряд. А я заходил и смотрел ребят ещё дважды, набирался ненависти на душманов и на самого себя.

Я считал, что меня снимут с должности и отдадут под суд военного трибунала, но этого не произошло. Позвонил начальник штаба 40 Армии генерал-майор Тер-Григорьянц и сквозь зубы сказал всё, что обо мне думает. В заключении сказал, что ещё одна такая ошибка и суда мне не избежать.

Но самый страшный суд, это суд наше совести, и нашей памяти. Вот уже более двадцати лет эти ребята судят меня. Особенно в дни как-то связанные с Афганской эпопеей.

Мы конечно отомстили. В течение недели проводили боевые операции в этом районе, перебили несколько десятков душманов, в том числе двух главарей банд. Как раз тех, которые участвовал в нападении на колону.

Отряд практически ежедневно вёл боевые действия. Но подразделения выходили по очереди, группы ходили на засады, а роты прочёсывать проблемные кишлаки. Практически ежедневно мы имели не большие результаты, 3–5 душманов уничтожали или захватывали в плен. Но зато у нас не было даже раненых. До нас в этом районе душманами никто серьёзно не занимался и они обнаглели. Позволяли себе даже делать налёты на Акчу. Кстати выходя на прочёсывания, мы всегда брали с собой отряды самообороны. Они прекрасно знали местность и воевали гораздо лучше, чем цирондой, ведь все были добровольцами. У каждого из них был свой личный счёт к душманам. Костяк таких отрядов составляли партийные активисты из НДПА.

26 ноября 2 роты ушли ночью на блокировку кишлака Алайли. Ходили мы только пешком, а уже после того, как кишлак был блокирован, подходила бронегруппа. В кишлаке оказалась большая банда и попыталась прорваться из окружения. Я выехал с подкреплением, и мы удачно завершили операцию. Это был первый наш большой успех, 25 душманов было убито и 21 взят в плен. Я в первый раз представил группу солдат и офицеров, 7 человек, к правительственным наградам. Затем таких удачных операций было несколько.

После месяца нашей работы в зоне ответственности обстановка была несколько стабилизирована. Душманы теперь могли действовать только по ночам и только из засад, кончилась их вольница.

Боевые действия в нашей зоне ответственности имели свои особенности. Мы действовали на равниной местности с хорошо развитой оросительной системой. Имелось громадное количество больших и малых арыков. Они затрудняли наш манёвр, так как некоторые арыки были в ширину до двух метров и до трёх метров глубиной. Техника не проходила, даже если там не было воды. Душманы пользовались этим и уходили от преследования, тем более, что часто они были на лошадях. Надо было что-то делать. Мы при проведении операций захватывали кавалерийских лошадей, кавалерийских потому, что они не боялись выстрелов и по команде всадника ложились. Спрятавшись за них можно было вести огонь. Я приказал сформировать кавалерийский взвод.

Подобрали солдат из тех, кто умел сидеть в седле, в основном это были ребята из республик Средней Азии. Они были все из сельской местности и умели обращаться с лошадьми. Теперь душманам стало уходить сложнее. Да и ночью при выходе к месту засады, выйти в точку можно было бы гораздо быстрей, и при этом сохранялись силы. А в случаи необходимости можно было оторваться от противника. Был случай, когда благодаря нашим кавалеристам одна из рот избежала засады.

Рота шла ночью по полевой дороге вдоль не большого канала, впереди, в пятистах мерах, шёл головной дозор на лошадях. Душманы из засады их окликнули, приняв за своих. Ребята ответили на узбекском языке, те стали кричать, чтобы они срочно уходили, так как сзади идут шурави. Открыв огонь из автоматов, солдаты бросили лошадей и переплыли канал, никто даже не был ранен.

Засада была сорвана, и при подходе роты противник разбежался.

Мы только начали разрабатывать тактику действий этого подразделения. Но прилетел генерал армии Ахрамеев. Посмотрел лагерь, выслушал мой доклад и приказал лошадей передать местной власти. Я считаю это ошибкой, надо было целую роту посадить на коней. В труднопроходимой местности конь и сейчас незаменим. А уж при современной тактике ведения боевых действий без него не обойтись.

Пленные захваченные в кишлаке Джангаль-Арык (на переднем плане душман переодетый в женское платье]

Считаю, что и сегодня в войсках быстрого реагирования должны быть подразделения, где для передвижения используются лошади. Войны последнего десятилетия это в основном партизанские войны.

Проходят они, как правило, в труднодоступной местности, где использование техники затруднено, а зачастую и не возможно. К тому же организовать скрытое передвижение подразделений на технике это из области фантастики. А сейчас зачастую выигрывает тот, кто неожиданно для противника оказался в нужном месте и в нужное время.

Россия второе десятилетие ведёт войну в Чечне, да и в Таджикистане тоже. Имея тысячи подготовленных кавалеристов, казачество. Не делает даже попыток к созданию таких подразделений. А я уверен, там внизу, в войсках, при каждом удобном случае солдаты используют лошадей, так же как это делали мы.

Ахромеев улетел, сказав мне, чтобы я довёл до каждого солдата, что мы здесь не интернациональный долг выполняем, а защищаем южные рубежи Отечества.

Я дважды встречался с этим человеком и когда в начале девяностых годов объявили, что он повесился, я не поверил, и сейчас не верю. Такие люди, такие офицеры выдерживают любые удары судьбы и сами не вешаются.

Выполняли мы и задачи по обеспечению безопасности советских специалистов работавших в Шибаргане. От туда по трубе качали газ в Союз. Один раз душманы провели диверсию. Трубу взорвали, но не подумали о том, что в трубе газ. Рвануло так, что из диверсантов мало кто уцелел. Когда подошла наша рота вокруг места взрыва валялась обувь и окровавленная одежда. Больше они на трубу не совались.

Несколько раз мы проводили операции по вывозу семей партийных активистов и офицеров афганской армии в Акчу из дальних кишлаков. Душманы развязали против них террор, вырезали всех, от мала до велика. Вырезали и сочувствующих власти.

Делалось это так. Рота блокировала кишлак. Один из взводов блокировал необходимый дом. А затем афганцы в наши машины грузили семью и всё имущество. В Акче местные власти выделяли им дом. Так, что это были боевые операции. Один раз был случай, когда мы вытащили семью практически из-под ножа. Опоздав хотя бы на пол часа, нашли бы только трупы.

Со спасёнными детьми партийного активиста