Так что Маргарита закрыла бархатную коробочку, покачала головой и проводила Григория с грустной улыбкой. А мама Лиза после отъезда полковника начала обрабатывать Риту.

Григорий Радукан прилетел через месяц. Все были на даче, только Маргарита в Москве, не смогла оторваться на выходные. Было уже десять вечера, сейчас в душ и в постель. Звонок в дверь удивил Риту. Открыла, а на пороге огромный букет роз, а за ним прячется Григорий. Пустила в дом, поговорили, пригубила шампанского. Нет, не выпила, только пригубила. Но почему-то от этого ей стало легко и просто. А-а-а, это угольные глаза Григория так согрели ее. Улыбнулась Маргарита своей догадке. Пальцы Григория дотронулись до ее руки, и тут уже не тепло, а пожар охватил Маргариту.

Григорий встал, включил музыку, протянул руку и пригласил на танец. Его рука скользнула по позвоночнику Риты, и от этого прикосновения дрожь пошла по всему телу. Не выдержала его взгляда и опустила ресницы. Григорий притянул женщину к себе и прижал к груди. Цыган он, что с него взять, он гипнозом владеет. Еще играла музыка, а Григорий уже понес Маргариту к кровати. И столько нежности, столько тепла было в его ласках, что Маргарита поняла, насколько красива бывает любовь.

© Александр Быков, 2014

Афганистан, провинция Парван. Я – командир сапёрной роты, молодой старлей. Недавно стукнуло двадцать пять, жизнь казалась прекрасной, но проблем хватало, ведь нам приходилось не только нежиться на солнышке, но и воевать. Тем более сапёрам на войне ошибаться нельзя. Проблемы были, в основном, служебные, маленькие и большие. Самой большой и волнующей проблемой была грядущая смена поколений. Это бывает два раза в год, весной и осенью. Приходилось с сожалением расставаться с возмужавшими, окрепшими, уверенными в себе солдатами и сержантами, а взамен принимать хоть и после учебки, но желторотых, нескладных, хлипких и плохо соображающих солдатиков. Больше половины моей роты готовились к этому неизбежному и сладкому событию под названием «дембель». Все календарики давным-давно перечёрканы, форма глажена-переглажена. И в письмах коротко написано: «Ждите».

Как раз в это время я получил приказ через два дня выехать с тремя группами сапёров на Саланг для прикрытия автомобильной дороги Кабул – Хайратон – Термез. Со взводными и «желторотиками» мы не вылезали с полигона. Тренировались с учебными минами, усваивали способы маскировки, порядок действий при обстреле, как обращаться с автоматами, подствольниками, гранатами, как перевязывать раненых. Однако трудно было смотреть, как молодой солдат трясущимися руками вставляет запал (хорошо, что учебный) в мину и в третий раз нарушает порядок перевода мины в боевое положение. А ведь счёт уже пошёл на часы. Скоро им придётся работать с боевыми минами, которые не прощают и малейших ошибок. Не спорю, в учебке их учили. Матчасть они знали. Знали, сколько осколков, какой заряд взрывчатки, радиус сплошного поражения. Знали и… боялись.

Будь у меня побольше времени, с каждым отработал бы до автоматизма. Но у меня его не было вообще. Между тем мои дембеля готовились к увольнению. Для роты они были уже отрезанными ломтями. Списки составлены, борта от Кабула до Ташкента заказаны, документы на оформлении в штабе. По неписаным традициям за недельку-две до увольнения мы старались не брать в горы старичков. А может, и просто берегли. Досталось их призыву крепко. Были и раненые, и убитые. Вечером, после жаркого дня на полигоне, издёрганный новорожденными сапёрами, сидел я у себя в канцелярии. Тук-тук:

– Разрешите?

Заходит делегация старослужащих. У меня в голове вопрос: с чем пожаловали мои аксакалы? Вроде все проблемы решены. Самый уважаемый в роте сержант Демиденко молвит:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите на боевые с вами.

Разорвись тут же снаряд, у меня было бы гораздо меньше эмоций. Я закрыл глаза, но через пару секунд с надеждой открыл их. Нет, никто не растворился, не исчез, как в пустыне мираж. И дембеля стоят здесь же рядком, и просьба их, одновременно и глупая и мудрая, висит над нашими головами огромным вопросительным знаком.

– Да вы что, ребята? Вы своё отбарабанили сполна. А вдруг что случись? Я этого не прощу ни себе, ни вам. Тем более через три дня вам домой. Да я и БЧС уже подал в штаб.

И вот тут дембельскую плотину прорвало. Заговорили все сразу:

– А вы видели, как они ставят мины?

– Они и сами подорвутся, и ребят положат!

– Они и по горам не умеют ходить, и воду литрами глушат, а потом хэбчики выжимают. А как стреляют?

– Уж лучше мы их научим, чем душманы будут учить кровью!

Пришлось рявкнуть и выгнать всех вон. Чтобы не видели, как я улыбаюсь во весь рот. Я откровенно радовался за своих мужиков. Не зря, выходит, мы трепали друг другу нервы. Признаюсь честно: была у меня такая мыслишка, но не мог я её озвучить, гнал от себя, как паршивого ишака. А если мысль эта пришла от моих дембелей, то не ишак это вовсе, а уже симпатичный ослик.

Вызвал взводных, собрал сержантов. Выслушал их предложения, обсудили, внёс свои коррективы. Из двадцати трёх дембелей желают все, но двое после желтухи и у одного нога распухшая. Этих не берём. Двадцать штыков, закалённых на Алихейле, в Кандагаре, под Джелалабадом. С такими не стыдно и к Ахмад-шаху в гости идти. За каждым старослужащим закрепили молодого. Осталось убедить комбата и командира полка. Побежал к начальству. Первый сдался быстро. А вот командир полка несколько раз уточнял и переспрашивал:

– Неужели сами? Ты, наверно, в приказном порядке всех завербовал в добровольцы?

– Нет, – говорю, – инициатива снизу.

Последний день подготовки прошёл в суете. Загрузка боеприпасов, продовольствия, заправка горючим, последние уточнения, инструктаж, получение карт, проверка радиостанций. Когда моя колонна выехала из полка, вздохнул облегчённо.

А вот пошла и наша сапёрная работа. Мне приятно наблюдать за старшим призывом. Выдвигаемся к месту минирования. Каждый дембель поставил молодого за собой. Впереди опаснее, можно напороться на душманские мины. Шаг в шаг.

Прибыли, приступили к установке минного поля. Мину поставить – не картошку посадить, хотя и картошку надобно сажать с умом. Любо-дорого смотреть на руки опытного сапёра. Все движения отработаны и отточены. Смотрю, спокойствие и деловитость переходят к молодым. При отходе молодёжь пустили вперёд, потому что сзади может прилететь пуля или осколок. Вот она – настоящая дедовщина. На правах старшего, более опытного товарища сделать самую опасную работу и при этом научить молодого, уберечь его от ошибок. А где-то и прикрыть собой.

Через два дня провожали дембелей. Последний раз они стояли в строю, смуглые и поджарые. У многих на груди позвякивали медали. Молодёжь завидовала, не скрывая. А сами старослужащие сквозь радость грустили. Наверное, оставляли здесь что-то очень важное. И мне было грустно. Какую-то часть себя я с ними провожал. Да и ветрено было в этот день. То и дело песчинки попадали в глаза.

© Дмитрий Суслин, Николай Суслин, 2014

В семье полковника погранвойск Георгия Реута росли двое детей, Сергей и Светланка. Жена, милая и веселая хохлушка, ни разу не оставила своего мужа одного, следовала за ним по всем заставам, по всем захолустьям, пока он не дослужился до полковника и не получил хорошее место в большом и красивом городе Львове.