— Я же тебе сказал: во Францию, — ответил железнодорожник.

— Удивительное дело: во Францию, а заехали в Сибирь!

— Из Владивостока морем поедут, — сказал Виктор.

— А! Откуда же они взялись?

Виктор рассказал историю Чехословацкого корпуса.

Корпус этот был создан штабом главнокомандующего генерала Алексеева еще до Февральской революции. В России тогда находилось в плену до двухсот тысяч чехов и словаков — австро-венгерских подданных. Они неохотно воевали за поработившую их Австро-Венгрию и часто во время боя, бросая оружие и поднимая руки, целыми полками сдавались в плен. Зная их ненависть к Австро-Венгрии и Германии, царское правительство стало формировать из них корпус для войны против этих государств. Формирование корпуса продолжалось и после Февральской революции. К 1918 году это была целая армия в сорок или шестьдесят тысяч легионеров — так называли солдат корпуса. Председатель чехословацкого «Национального совета» Масарик, находившийся в эмиграции во Франции (он был сторонником независимости Чехословакии), объявил корпус частью французской армии. «Союзники» обещали ему и другим чехословацким буржуазным деятелям в случае поражения Германии и Австро-Венгрии помочь образованию чехословацкой республики. Перед Советом Народных Комиссаров «союзники» поставили вопрос о переброске корпуса во Францию.

— А мятеж почему же? — допытывался артиллерист.

— Ничего не могу сказать, — ответил Виктор.

Для него, как и для всех, кто находился по эту сторону Байкала, мятеж чехословацких войск представлялся загадкой. Никто не знал его истинной причины и подлинной цели. Никому не было известно, что еще в ноябре 1917 года в румынском городе Яссы состоялось секретное совещание представителей «союзников» с русским белогвардейским командованием, на котором обсуждался вопрос об использовании Чехословацкого корпуса в борьбе против Советов. Об антисоветских настроениях командного состава корпуса стало известно советскому правительству. Надо было поскорее вывести его из пределов республики. Но как? По какому маршруту? Везде чехословацкие войска могли войти в контакт с враждебными советской власти силами: на юге действовали контрреволюционеры, на севере начали военные действия англичане, на востоке были наготове японцы. В конце концов решено было разоружить корпус и отправить через Владивосток. Командование корпуса дало согласие на разоружение, и эшелоны двинулись, растянувшись по всему Великому Сибирскому пути. 25 апреля во Владивосток прибыл первый эшелон легионеров.

Никто из деятелей Приморья не мог знать и того, что 14 мая, то есть спустя три недели после того, как первый эшелон корпуса достиг Владивостока, в Челябинске, во время стоянки там нескольких эшелонов, состоялось совещание представителей чехословацкого, английского и французского командования, правоэсеровских боевых дружин и членов комитета Учредительного собрания, где был выработан план вооруженного выступления с целью свержения советской власти. Был дан приказ по корпусу: «Оружие ни в коем случае не сдавать».

В то время когда армия Лазо готовилась к штурму правого берега Онона, чешские войска, поддержанные белогвардейцами, захватили станцию и город Мариинск, а затем — Новониколаевск и Челябинск.

И всю Сибирь охватил мятеж, слухи о котором в Забайкалье доходили как о чем-то непонятном и невероятном.

Это был один из многочисленных случаев в истории, когда целые народы оказывались одураченными кучкой правителей или даже одним властелином. Десятки тысяч чехов и словаков, одетых в солдатские мундиры, были обмануты командирами, авантюристами из «Национального совета».

Солдатам говорили:

— Мы едем во Францию, чтобы бороться за свою независимость, за чехословацкую республику.

Они верили и готовы были ехать, куда их повезут.

Им говорили:

— Советская власть умышленно задерживает продвижение эшелонов.

Они верили и волновались.

Легионерам говорили:

— Советская власть нас разоружает, чтобы обезоруженных сдать нашим поработителям.

Они верили и не сдавали оружие.

Им сказали:

— Надо силой пробивать дорогу.

Они поверили и подняли мятеж.

— Должно быть, дело сурьезное, — проговорил железнодорожник.

— Удивительно! — сказал артиллерист. — А мы с ними братались…

В теплушку поднялся Гуляев.

— Что такое с чехами? — спросил Виктор.

— Мятеж, — ответил Гуляев. — Получен приказ всем Совдепам по железнодорожной линии от Пензы до Омска… Каждый чехословак, который будет найден вооруженным на линии железной дороги, должен быть расстрелян на месте, каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный, должен быть выгружен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных.

— В чем же дело? — не понимал Виктор.

— Темная история, — только и мог сказать Гуляев.

— А как во Владивостоке?

— Спокойно.

Гуляев подсел к Виктору, взял его руку.

— Как чувствуем себя?

— Да чувствую-то я себя хорошо.

Гуляев молча считал биение пульса.

— Шестьдесят, — сказал он. — А все прочее?

— Все в порядке.

— У вас такая сиделка, что иначе и не может быть, как в порядке. Да и характер… С таким характером люди быстро справляются с болезнями. Я заметил, что у людей беспокойных, мрачных даже раны медленнее заживают!

— Интересное наблюдение.

— Да. Говорят: «Здоровый дух в здоровом теле». Это правильно. А тут вот дух помогает телу.

— Дух помогает телесным недугам тогда, когда он вообще здоровый.

— Вот я и говорю… ваш характер помогает вам.

— Что же там происходит? — возобновил Виктор разговор о мятеже. От волнения лицо у него несколько порозовело.

— Ничего не пойму, — ответил Гуляев. Он обратился к артиллеристу: — Ну, как дела?

— Четыре сбоку — и ваших нет.

— Это что значит?

— Да это я так, поговорка такая ходит.

— А что она означает?

— Я и сам не знаю. У меня порядок, вот я и говорю: четыре сбоку — и ваших нет.

Гуляев улыбнулся. Спускаясь по лестнице, он сказал:

— Держите дверь открытой: погода прекрасная, воздух великолепный.

Двадцать девятого мая в шесть часов вечера Костя Суханов с погасшей трубкой в руке сидел у аппарата Морзе на Центральном телеграфе на Китайской улице. Тревога была написана на его лице. Тут же находился комиссар телеграфа Дмитрий Мельников. За окнами сумеречно моросил туман.

Дробно стучал аппарат. Телеграфист читал бежавшую ленту:

— «У провода председатель Центросибири Яковлев».

Костя говорил:

— «У провода председатель Совета Суханов. Что произошло в Иркутске с чехословацкими эшелонами? В городе ходят слухи о кровавых столкновениях. Верно ли это?»

Аппарат выстукивал ответ Яковлева. Телеграфист читал:

— «Чехословацкие отряды усиленно стремятся во Владивосток. Между тем Амурская дорога может принимать только один эшелон в два дня. Они думают, что мы искусственно препятствуем их продвижению, и решили пробиваться силой. Предпринято их разоружение. По соглашению, оставляем тридцать винтовок на эшелон. Каждому эшелону дали комиссара. Есть попытки использовать чехословаков против Советов. В Нижнеудинске Совет разогнан, в Мариинске чехословаки завладели городом. Туда двинуты большие силы, и если они не согласятся разоружиться, то будут раздавлены. Однако мы избегаем конфликта. Задержка чехословаков не в наших интересах, ибо она разбивает продовольственный план, и все конфликты являются чистой провокацией. Вчера в присутствии представителей чехословаков я потребовал от французского и американского генеральных консулов скорейшей отправки их из Владивостока, ибо задержка их там является более чем странной. Обещали телеграфировать. Примите со своей стороны меры к скорейшей отправке, в крайнем случае предложите свой пароход. Воздействуйте на консулов и в случае неудовлетворения широко опубликуйте и разъясните чехословакам, кто виновник их задержки. Передайте все краевому Совету. Телеграфное сообщение на запад имеем только до Красноярска. Вот и всё».