Пока Дагда был у фоморов, Луг созвал друидов, кузнецов, лекарей и возниц со всей Ирландии, чтобы всем вместе решить, как действовать во время битвы.
Первого он спросил Матгена, чем он может помочь воинам.
– Вот чем, – ответил Матген. – Я могу обрушить на фоморов все горы Ирландии. Двенадцать самых высоких гор Ирландии послужат тебе: Слиав Леаг и Денда Улад, Беннай Бойрхе и Брай Рурай, Слиав Бладма и Слиав Снехте, Слиав Мис и Блай-Слиав, Немтанн и Слиав Маку Белгодон, Сегойс и Круахан Айгле.
Потом Луг спросил виночерпиев, чем они могут помочь воинам.
– Сначала мы напустим на фоморов жажду, – ответили они, – а потом принесем им двенадцать самых больших озер Ирландии, и хотя они будут умирать от жажды, им не напиться из наших озер. Я назову тебе их. Дерг-Лох, Лох-Луимн, Лох-Орбсен, Лох-Ри, Лох-Мескде, Лох-Куан, Лох-Лаэг, Лох-Эках, Лох-Фебайл, Лох-Дехет, Лох-Риах, Мор-Лох. А потом мы пойдем на берега двенадцати рек Ирландии и спрячем их от фоморов. Все спрячем. И Буас, и Бойнн, и Банна, и Нем, и Лай, и Синан, и Муайд, и Клайгех, и Самайр, и Фионн, и Руиртех, и Сайуайр. Фоморы ни за что их не найдут и не напьются из них. А мужи Ирландии смогут утолять из них жажду, даже если битва продлится семь лет.
Луг спросил и друида Фигала, сына Мамоса, чем он поможет воинам.
И он ответил:
– Вот чем. Тремя языками пламени я опалю лица фоморов и две трети доблести и храбрости отниму у них, слабыми станут сами фоморы, и слабыми станут их кони. Зато мужи Ирландии с каждым вдохом будут набираться сил, и, будь они в битве даже семь лет, не почувствуют усталости.
Луг спросил колдуний Бехуилле и Дайан:
– А вы чем поможете воинам?
– Вот чем. И деревья, и камни, и сама земля станут воинами против фоморов и такой ужас наведут на них, что не смогут они победить.
Луг спросил Карпре, сына Этайн, чем он поможет воинам.
– Вот чем. На рассвете я прочитаю поносные стихи на северном ветру, и стоять я буду на горе, уперевшись спиной в терн и взяв в руки камень и ветку терна, и от моих поносных стихов такой стыд овладеет фоморами, что не в силах они будут выстоять против воинов Ирландии.
Потом Луг спросил Гойбниу Кузнеца, чем он поможет воинам.
– Вот чем. Пусть воины Ирландии сражаются даже семь лет, сколько бы ни ломались у них мечи или копья, вместо каждого сломанного у них тотчас будет новый. И ни один меч, и ни одно копье, выкованные моими руками, не будут хуже прежних. И ни один фомор, раненный ими, не оправится от ран. Не сможет сделать такого кузнец фоморов Долб, сколько бы он ни старался.
– А ты, Кредне? – спросил Луг медника. – Чем ты поможешь воинам?
– Вот чем, – ответил Кредне. – Сколько бы ни потребовалось заклепок для копий, и рукоятий для мечей, и ободов для щитов, ни в чем не будет у них недостатка.
– А ты, Лухта? – спросил Луг плотника. – Чем ты поможешь воинам?
– Я дам им сколько нужно щитов и древков для копий.
И лекаря Дайансехта спросил Луг, чем он может помочь воинам.
– Сколько бы ни было раненых, если только не снесут им голов и не выпустят им мозги, все они будут живы и здоровы к следующему утру.
И Дагда сказал:
– Сколько бы ни хвалились вы своим великим уменьем, я один сделаю все то, что вы обещаете.
– Тогда ты добрый бог! – вскричали со смехом все, кто отвечал на вопросы Луга.
А Луг заговорил с воинами и вселил в каждого столько сил, что все они ощутили себя королями или великими героями.
Отсрочка тем временем подошла к концу, и фоморы с ирландцами сошлись лицом к лицу на равнине Маг Туиред. Однако это не та Маг Туиред, где они сражались в первый раз, а другая, которая расположена севернее, возле Эас Дара.
Два воинства грозно стояли друг против друга.
– Не откажешь в смелости мужам Ирландии, если они пришли сражаться с нами, – сказал Брес сыну Де Домнанна.
– Клянусь, – заявил тогда Индех, сын Де Домнанна, – на мелкие кусочки разрублю я их кости, если они не покорятся нам и не заплатят дань.
Сиды же постановили не пускать в битву Луга, потому что его смерть была бы для них невосполнимой утратой, и они приставили к нему семь воинов стеречь его.
В первый день ни один из королей не вступил в сражение. Бились не на жизнь, а на смерть только простые воины, гордые оказанной им честью.
Вечером воины расходились, а наутро вновь сходились в жестоких поединках, и так продолжалось много дней. Одного не могли понять фоморы, почему их поломанные мечи, брошенные на поле битвы, так и лежали там и их раненые умирали, не дождавшись рассвета, а у детей богини Дану все было по-другому. И мечи не валялись, и раненые шли утром сражаться как ни в чем не бывало.
А дело было вот в чем. К западу от Маг Туиред и к востоку от Лох-Арбах колдовали над родником Дайансехт и его сын Октруил и его дочь Айрмед. Всех, кого ранили днем, приносили сюда и опускали в воду как мертвых, а из воды они выходили сами на своих ногах, да и сил у них становилось не в пример больше.
С мечами же и копьями управлялись Гойбниу Кузнец да Лухта Плотник, которые умели работать быстрее всех на свете. Кредне Медник не отставал от них, и к утру все поломанные мечи, копья и щиты опять делались как новые.
Фоморы решили послать одного из своих юношей, чтобы он разузнал, как сиды умудряются столь быстро чинить свое оружие и исцелять своих раненых. Выбор пал на Руадана, сына Бреса и Бригит, дочери Дагды, потому что он был сыном и внуком сидов. Руадан ловко справился с тем, что ему было приказано сделать, и возвратился к фоморам. Выслушав его, фоморы решили, что больше всех вредит им Гойбниу Кузнец, и они послали Руадана убить его.
Руадан пришел к Гойбниу и попросил у него наконечник для копья. Потом он попросил у Кредне заклепки и древко у плотника. И все получил. А еще там была Крон, мать Фианлуга, точившая копья.
Руадан взял в руки копье и бросил его в Гойбниу. Он не промахнулся, но Гойбниу вытащил копье и метнул его обратно в Руадана, который тотчас упал замертво. И Брес, и все фоморово воинство видело, как он был сражен и умер. А потом пришла Бригит и оплакала своего сына. Гойбниу же вошел в родник и вышел из него живым и здоровым. Однако Октрайаллах, сын Индеха, призвал к себе всех фоморов и приказал каждому взять по камню и бросить его в родник. После этого родник пересох, а над ним выросла гора, которую назвали Горой Октрайаллаха.
Пока Гойбниу ковал наконечники для копий, дурные слухи дошли до него о его жене. Тяжело стало у него на сердце от ревности, а так как в ту минуту держал он в руках древко копья, то запел заклинания и, кого бы потом ни поражало копье, вспыхивал тот ярким пламенем и сгорал в мгновение ока.
Наконец настал день великой битвы. Фоморы покинули свой лагерь и стали тесными рядами. Не было среди них ни вождя, ни простого воина, который не прикрыл бы тело кольчугой, не надел бы на голову шлем, не взял в правую руку тяжелое копье, не повесил на пояс меч, а на плечо – щит. И идти против них в тот день было все равно что биться головой о стену или нападать на огонь.
Но сиды поднялись и, оставив Луга и девять воинов, стороживших его, вступили в бой. Мидир был с ними, и Бодб Деарг, и Дайансехт. Бадб, Маха и Морриган кричали, что идут с ними.
Трудный был бой. Поначалу тяжело доставалось сидам. Нуада Среброрукий, король Ирландии, и Маха, дочь Эрнмас, пали, убитые Балором, королем фоморов. Октрайаллах убил Кассмайла, и Кейтленн тяжело ранила копьем Дагду.
Но потом Луг убежал от стороживших его сидов и встал во главе воинства, зовя мужей Ирландии до конца защищать родную землю, чтобы никогда больше не быть им рабами чужеземцев. Он запел песню мужества, и сиды с громкими криками вновь бросились в битву.
Много полегло в тот день храбрых воинов, много мужей ушло в стойло смерти. Честь и позор шагали там рука об руку, твердость духа и кровавая ярость. И белая кожа юных воинов была в красной крови. Копья с грохотом бились в щиты, мечи полыхали огнем, кричали воины. Многие скользили в крови и падали под ноги сражавшимся, ударяясь головами о головы убитых, и река уносила тела врагов и друзей без разбору.
