— Герхард Вольф! — Окрик мамы заставляет инспектора переключиться на нее. — Как ты смеешь обвинять моего сына…

— Все в порядке, — успокаивает ее Стефан. — Мне нечего скрывать. Пусть инспектор убедится, что неправ и что я не храню запрещенных вещей.

Вольф долго смотрит на маму, потом снова оборачивается к Стефану.

— Благодарю, — улыбается он и снова отвешивает свой полупоклон, а потом подходит к лестнице, намекая нам с мамой уступить дорогу.

— Правда, мама, не беспокойся, — повторяет Стефан.

Мама отступает в сторону. Вольф поднимается по лестнице, чеканя каждый шаг. Наверху он замирает.

— Направо, — подсказывает Стефан.

Вольф исчезает в нашей спальне.

Ба с дедом подходят к нам. Мы стоим внизу и молча ждем, переглядываясь друг с другом. Слышно, как Вольф возится наверху. Скрипят половицы. Инспектор роется в вещах. Мы почти не дышим.

Стефан смотрит на меня и подмигивает. Мол, все обойдется, нам нечего скрывать.

Потом Вольф выходит из спальни и появляется наверху лестницы.

Он смотрит вниз, на нас со Стефаном.

— Мальчики, поднимитесь ко мне, я хочу вам кое-что показать, — говорит он.

— Что такое? — спрашивает Ба.

— Поднимитесь и сами посмотрите, — манит нас Вольф.

Стефан, похлопав меня по плечу, ободряюще кивает, и мы поднимаемся в спальню.

Стоит мне увидеть томик «Майн кампф» на комоде, как сердце замирает и подгибаются ноги. Рядом лежит листовка — неопровержимая улика страшного преступления.

— Объясни-ка, дружок, откуда это. — Вольф обращается не к Стефану, а ко мне.

— Я…

— Это ведь твоя книга? На ней стоит твое имя.

— Д…да.

Вольф кивает и достает из кармана ту листовку, что принес с собой. Разворачивает ее и кладет на стол рядом с моей.

— Полное совпадение. — Инспектор откидывается, будто отдает должное композиции из двух Гитлеров, стоящих над трупами немецких солдат. Потом переводит взгляд на Стефана.

— Поначалу я подозревал старшего, а оказывается, это младший…

— Это моя листовка, — выходит вперед Стефан. — Это я разносил листовки сегодня ночью.

— Как благородно взять на себя вину за преступление младшего брата, — заявляет Вольф. — Только меня не проведешь.

— Нет… — пытаюсь сказать я, но выходит сиплый писк. — Это моя. Я…

— Я распространял листовки, — говорит Стефан. — Могу показать конкретные дома.

Вольф поднимает брови.

— Ну ладно. Еще мне нужны имена твоих соучастников. Расскажешь все в штабе.

В штабе. После историй Стефана одно упоминание штаба вызывает у меня тошноту.

— Нет. — Мама встает между Вольфом и Стефаном. — Моего сына ты никуда не заберешь.

— Фрау Фридман, вы никоим образом не сможете помешать мне.

— Я тебе не фрау Фридман. Ты прекрасно знаешь, как меня зовут. Эта листовка не имеет никакого отношения к моим сыновьям. Ты подбросил ее, Герхард Вольф, чтобы у тебя был повод арестовать Стефана.

— Обращайся ко мне «инспектор уголовного розыска Вольф»! — требует он с угрозой. — Еще одно слово, и я арестую тебя тоже. А потом отправлю туда, откуда не возвращаются.

— Что?

— Скажу честно, только врожденная доброта мешает мне оставить твоего младшего сына круглым сиротой.

У мамы от ужаса распахиваются глаза. Она ничего не может сделать. Совсем ничего. Мы абсолютно бессильны.

— Все нормально, мама, — говорит Стефан, делая шаг вперед. — Все будет в порядке.

Храбрые слова, но я слышу, как дрожит его голос.

— Фрау Фридман? — Вольф жестом предлагает маме отойти в сторону. — Будьте любезны.

Мама высоко поднимает голову и смотрит Вольфу прямо в глаза.

— Что стало с мальчиком, с которым мы учились в школе? Куда делся Герхард Вольф?

— Он стал инспектором уголовного розыска и честно делает свою работу.

Мама качает головой:

— Как тебе удается уснуть?

— Запросто, — отвечает Вольф, забирая Стефана. — А когда мы заткнем глотку всем врагам фюрера, мой сон будет особенно сладок.

Мы расступаемся. Проходя мимо, Вольф посылает мне улыбку, исполненную такого сытого самодовольства, что внутри поднимается волна бешенства.

— Куда ты заберешь его? — с отчаянием спрашивает мама, выходя в коридор следом за Вольфом.

— Он же мальчик еще, — умоляет дед. — Ему всего шестнадцать, это глупая шутка.

— Открывай дверь, — приказывает Стефану Вольф.

Оказывается, перед домом курят двое солдат СС, а рядом с машиной инспектора дожидается фургон. В таком же увозили герра Финкеля.

При виде Вольфа солдаты встают по стойке «смирно», бросив сигареты на дорогу. Окурки рассыпаются искрами. Солдаты следят за нашей семьей, собравшейся в коридоре, а потом хватают Стефана и швыряют в фургон. Дверца с лязгом захлопывается.

— Вам должно быть стыдно! — кричит им мама. — Стыдно!

Ба хватает ее за руку и утихомиривает, пока мама не наговорила лишнего.

— Пожалуйста, — умоляет Вольфа дед. — Он же ребенок. Разве ты не помнишь, как сам был ребенком? Как делал всякие глупости?

Вольф разворачивается к нашему дому и смотрит на каждого по очереди. Подбородок вздернут, голова застыла, двигаются только глаза.

— Хайль Гитлер! — говорит он, вскинув руку.

И в тот же миг мама подходит к нему. В расправленных плечах читается сила. Она смотрит Вольфу в глаза и кривит в отвращении губу.

— Тебе должно быть стыдно за себя, Герхард Вольф.

Тот скалится!

— Инспектор криминаль…

— Позор тебе! — Мама стремительно подскакивает к нему, и ладонь с громким хлопком впечатывается в левую щеку инспектора.

Отвесить вторую пощечину она не успевает. Вольф так сильно бьет ее в лицо, что она отлетает назад. Сделав пару неверных шагов, мама спотыкается о коврик и со стуком падает на пол.

Бросившись к ней, падаю на колени.

Дед стискивает кулаки и делает шаг в сторону Вольфа, но Ба хватает его за руку. Дед замирает и смотрит на бабушку. Тяжело вздохнув, он переключается на маму.

Мама даже не пытается встать. Уткнувшись мне в колени, она всхлипывает, а я обнимаю ее и глажу по волосам. Подняв глаза на Вольфа, я ощущаю, как ненависть вскипает в крови. Тот достал пистолет и целится в маму, будто готов застрелить ее на месте. Обычно спокойное лицо искажено яростью. Глаза превратились в щелочки. Стиснув зубы, он тяжело дышит.

Обнимая маму, заглядываю в черный провал ствола. Потом перевожу взгляд на Вольфа. Интересно, что он будет делать?

Вольф целится в маму, потом медленно опускает руку. Постояв так, он убирает пистолет в кобуру. Видно, что он кое-как овладел собой.

— Не хочу забирать больше одного Фридмана за раз, — говорит он, поправляя шляпу. — За следующим вернусь как-нибудь потом. Хайль Гитлер!

Развернувшись на каблуках, Вольф идет к машине.

«Мерседес» исчезает вдали, а следом за ним, как привязанный, едет фургон.

Дед стоит у открытых дверей и смотрит в ночь, будто Вольф может приехать назад.

Мама затихла. Глажу ее по голове, лишь бы успокоить ее, но тут рука натыкается на мокрое. Глянув вниз, тут же осознаю, почему она не пытается встать. Мама вся в крови.

В суматохе никто не заметил. Лишь теперь мы видим, как густая жидкость растекается по полу, просачиваясь между досок. Она липкая на ощупь. По моей пижаме под маминой головой расплывается бурое пятно.

— Ханна! — кричит Ба. — У тебя кровь. Вальтер, скорее, поднимаем ее.

Ба хватает маму за руку, и они с дедом ставят ее на ноги.

— Я в порядке, не бойтесь, — бормочет мама, но у нее подгибаются ноги. Если бы ее не поддерживали, она бы снова осела на пол.

Кровь течет у нее по лицу, по шее, на ночнушку. Кровь повсюду. Меня одолевает паника.

— Спасите маму, пожалуйста, — прошу я.

Ба с дедом сажают маму за стол. Дед достает из буфета аптечку.

Ба пытается стереть кровь. Мама потихоньку приходит в себя. Когда дед приносит ей воды, она выпивает все до дна. Руки у нее дрожат, но стакан она держит уверенно. А потом просит еще.