Перед нами конец переулка. Мы с Лизой вылетаем на улицу.
Машина Вольфа набирает скорость, догоняя нас.
— Сюда! — находит силы крикнуть Лиза, показывая рукой.
Чуть справа, на другой стороне дороги, начинается железная ограда кладбища. До входа осталось всего ничего.
Уже можно разглядеть силуэт церкви, подсвеченный оранжевыми отблесками пожара.
— Быстрее! — кричит Стефан.
Позади зверем рычит машина Вольфа. Она выскакивает из переулка, как раз когда мы добегаем до входа и исчезаем темноте.
По ту сторону мы тут же сворачиваем с дороги и бежим там, где не проедет машина Вольфа.
Спина Стефана едва виднеется впереди. Мы несемся среди деревьев и могильных плит, уходим все глубже во тьму, стремимся к дальнему краю кладбища.
Лиза бежит рядом. Наше тяжелое дыхание звучит в унисон.
— Ложитесь, — говорит Стефан, заводя нас за низкую плиту.
Тяну Лизу за руку. Мы падаем на землю рядом со Стефаном и прячемся за памятником.
Глотаю воздух, не в силах отдышаться. Грудь горит огнем, ноги дрожат, как студень.
На дороге визжат шины. Вольф сворачивает на кладбище и тормозит. Мотор на холостом ходу громко пыхтит в ночи.
Ему ясно, что мы ушли. Наверняка его распирает злость.
— Надо отступить подальше, — говорит Стефан.
Прячась за могилами, он медленно движется в глубь кладбища. Мы с Лизой ползем за ним по пятам. Дорога остается все дальше. Наконец перед нами встает церковный флигель, и мы прячемся за него, садимся на корточки, прижимаясь к ограде.
В доброй сотне метров от нас взрыкивает мотор.
— Вольф уезжает, — говорит Лиза.
— Не поможет, — отвечает Стефан. — Он знает, кто мы и где мы живем. Ему не надо нас искать, он поедет прямиком на Эшерштрассе.
— Мама. — Стоит представить, что сделает с мамой Вольф, и меня накрывает ледяной озноб. — Ба с дедом.
— Нам хана, — говорит Стефан. — Чем вы вообще думали?
— Что же теперь делать?
В голосе Лизы звенит страх. Я бы утешил ее, но мы и впрямь ничего не можем сделать.
Мы попали в беду, и выхода нет.
— Я просто хотел быть как ты, — объясняю Стефану. — Они убили папу, а я мечтал тоже стать «Пиратом эдельвейса», показать им, что я о них думаю. А теперь они арестуют маму, Ба и деда, и все я виноват.
Машина Вольфа с ревом несется по кладбищенской дороге. Нам ясно, что он едет на Эшерштрассе. Все пропало. Надежды нет.
Вдруг до нас долетает удар железа о железо.
Глухой лязг, не дающий эха.
С этим звуком, словно вспышка, встает передо мной видение. Силуэт, зарывшийся в землю.
Не успеваю я додумать мысль, как неразорвавшаяся бомба становится разорвавшейся бомбой. Стоит машине Вольфа врезаться в нее, и она срабатывает. Мир вокруг наполнен грохотом.
Смерть на кладбище
Ударная волна проносится по кладбищу, сметая кусты и древние надгробия. Пролетев над могилами, она тараном врезается во флигель, за которым мы прячемся.
Останься мы в первом укрытии, и мы наверняка погибли бы.
Удар вышибает из меня дух. Наконец мне удается вдохнуть горячий воздух, густо пропитанный пылью. В уши будто вбили гвозди, глаза вылезают из орбит, тело визжит от боли.
Кладбище накрыто облаком разрушения.
В стену, словно брошенные ураганом, летят камни, ветки, куски машины Вольфа. С крыши сдуло черепицу, размолотило в шрапнель и швырнуло на улицу. В церкви вышибло все витражи. Осколки, отлетая от стен, дождем сыплются нам на головы.
Мы оказываемся в центре грохота, ветра и буйства сил.
Мир успокаивается незаметно для нас.
Я не могу связно думать, не могу нормально дышать, ничего не слышу, и мне очень больно.
В воздухе летает пыль, она забивает рот, горечью ложится на язык, скрипит на зубах.
Понимаю, что меня трясут. Оказывается, я свернулся в комочек и прижался спиной к стене.
Меня продолжают трясти. Подняв голову, вижу Лизу.
Не лучшая мысль. От движения из головы вылетают остатки сознания, все, на что я способен, — часто моргать.
Лиза склонилась надо мной, она что-то говорит, но голос доносится до меня как через толстый слой ваты. Слова превращаются в бормотание и тонкий писк. Разобрать невозможно. Если бы я лучше соображал, я бы испугался, что оглох навсегда.
Лиза орет мне прямо в ухо.
— …живы?
Смотрю на нее, собираясь с мыслями. Протерев глаза, трясу головой.
Лиза повторяет свои слова. Наконец я их как-то, но слышу.
— Мы еще живы?
Киваю, хочу положить ей руку на плечо, но тут глаза упираются в Стефана.
Брат лежит на земле лицом вниз и не шевелится.
Увидев тело, я разворачиваюсь и ползу к нему.
— Стефан, — пытаюсь позвать его, но голос не работает.
Едва я добираюсь до него, у меня подламываются руки, и я падаю лицом прямо на него.
— Карл?
Замираю. Правда ли я слышал его? В ушах звенит. Вдруг со мной играет шутки воображение?
— Карл, мне больно.
Тут же меня будто подбрасывает. Я сажусь, и всеобъемлющее чувство облегчения накрывает меня с головой.
— Стефан, ты цел.
Брат, перекатившись на спину, поднимает на меня глаза.
— Господи, что это было?
Возвращение в штаб
Посреди дороги появилась здоровенная воронка. Остатки машины Вольфа висят на стволе огромного дуба. Проверять, что с ним стало, мы не собираемся. Мы далеко не сразу пришли в себя, и люди с Фельдштрассе уже идут сюда, разбираться, что стряслось.
Едва поднявшись на ноги, мы уходим той же дорогой, которой пришли сюда. Мы сильно контужены, в ушах звенит, по телу будто проехали катком.
— Что дальше? — спрашивает Лиза.
— Домой? — предлагаю. Других вариантов у меня просто нет.
— Мне кажется… что надо… не знаю… — говорит Лиза. — Что Вольф, вот он… как бы…
— Погиб? — подсказывает Стефан.
— Ага, — кивает Лиза. — Только мне его совсем не жалко. А ведь это мы виноваты.
— Мы не виноваты.
— Но если бы мы сообщили о бомбе… Вот человек погиб, а я радуюсь. Это плохо?
— Я тоже доволен, — признаюсь ей. — Кстати, ты пыталась его предупредить, помнишь? Когда он поймал нас у штаба. Он мог бы внимательнее отнестись к твоим словам.
Лиза снова кивает.
— Ну что, пошли домой, — беру ее за руку.
— Вам придется сперва отвести меня назад, — говорит Стефан.
— Что?
— Вы должны пойти со мной в штаб и запереть меня в клетке.
— Нет. Мы…
— Карл, ты что, не понимаешь? Если они увидят, что меня нет, они решат, что я сбежал, и мне придется уйти в бега, а вы все, и мама, и Ба, и дед, окажетесь под ударом… — Стефан качает головой. — Я обязан вернуться назад.
— Мы не будем тебя запирать.
— Он прав, — говорит Лиза.
— А что, если они будут тебя мучить?
— Карл, пойми, так просто не сбежать. Они придут за мной. И за тобой. И за мамой. Заприте меня, они сами меня выпустят.
— А если нет?
— Выпустят, не бойся.
В голову лезут мысли о том, как брат первый раз оказался в лагере. А что, если во второй раз он не вернется?
— Кроме нас, никто не знает о том, что произошло, — объясняет Стефан. — Если я убегу, за мной придут, но если вы запрете меня в клетке, никто вообще не заподозрит, что я тут замешан. Все решат, что Вольф поехал на машине через кладбище и врезался в бомбу. Вы будете в безопасности.
Я бы поспорил, но Стефан, как всегда, прав. Поэтому мы возвращаемся в штаб гестапо и спускаемся в подвал. Брат обнимает меня на прощанье и заходит в клетку.
Ключ так и торчит в замке. Когда Стефан закрывает за собой дверь, связка брякает. Брат смотрит на меня через прутья.
— Запирай. Потом возьмите из кабинета все свои вещи, а ключи оставьте. Никто не знает, что вы были здесь.
— А вдруг тебя не выпустят? — У меня в голове теснятся сомнения. — Вдруг сделают с тобой что-нибудь страшное?
— Например? Они уже меня избили и побрили наголо. Что еще они могут со мной сделать?
