Яна трясет головой, будто не может поверить в происходящее.

— Я же не единственная девочка…

— Но тебя не было дома. — В голосе фрау Шмидт звенит густая смесь злости, отчаяния и вины. В глазах у нее стоят слезы. — Он убедился, что это ты. Готов был ждать тебя и арестовать, чтобы ты выдала ему товарищей, но я… я умоляла его оставить тебя. Забрать другого…

— И сказала ему про Стефана? — спрашивает Яна. — Но откуда ты-то узнала про него?

Фрау Шмидт смотрит на меня. Вспоминаю, как впервые пришел в этот дом. Как спрашивал про цветок. Про Стефана она узнала от меня.

И выдала его Вольфу.

Получается, я виноват.

— Мне так жаль. — Фрау Шмидт снова прижимает ладонь к губам, будто хочет удержать слова внутри. — Пойми, я должна была спасти мою доченьку. Вольф отнял у меня Джозефа и Макса. Я просто не могла отдать ему Яну. — Голос у нее дрожит, глаза блестят. — Я рассказала, как ты спрашивал про значок, который видел на куртке у брата, и что выяснить имена сообщников можно у него, что…

Не могу больше слушать ее. Не могу находиться с ней в одном доме. Мне нужно выйти.

Яна зовет меня по имени, хочет удержать, но я вырываюсь. Отталкиваю прочь фрау Шмидт и выбегаю на улицу.

Прыгнув на велик, кручу педали изо всех сил.

— Ты не виноват! — кричит Лиза, пытаясь угнаться за мной. — Ты не виноват!

Вечером Яна заходит к нам домой. Спрашивает про Стефана, но говорить с ней не лежит душа. Про брата ничего не слышно ни в тот день, ни на следующий, ни на третий. Мы не можем спокойно есть и спать, все разговоры вертятся вокруг Стефана. Из головы не идет, что Лиза не видела папу со дня ареста. Боюсь, что с нами получится так же. Меня будто засосало в кошмар. Жизнь полетела вверх тормашками.

Дед с мамой постоянно мотаются в гестапо, но там упорно молчат.

Иногда помогаю деду с машиной — мою кузов или подаю инструменты, практически не приходя в сознание. Даже вожусь на кухне с женщинами. Поначалу было опасение, что мама снова сляжет. Да, ей страшно и тяжело, но злость держит ее на плаву. Повязку ей сняли, на голове остался лишь небольшой шрам. Удивительно, что из такой маленькой ранки вытекло столько крови.

Единственное событие с ареста Стефана — новости от фрау Остер. Ей пришла похоронка. Муж, танкист из СС, убит в России. Ба сроду не любила фрау Остер, да и своих проблем у нас хватает. Но они с мамой и другими женщинами с Эшерштрассе собираются, чтобы поддержать бедняжку.

С каждым днем война все сильнее проникает в нашу жизнь.

Иногда мы с мамой ходим по магазинам, но в основном я сижу дома. Гуляю только с Лизой. Когда моя подруга возвращается из школы, мы прыгаем на велики, едем в сад и там обсуждаем план мести Вольфу.

На третью ночь после ареста Стефана мы решаем, что пришла пора.

Вечером, поднявшись к себе, я не ложусь в кровать. Жду, пока Ба с дедом уснут, и гляжу в окошко.

Уже стоит глухая ночь, а они все разговаривают, будто решили просидеть до утра. Прикладываюсь ухом к полу. До меня долетают обрывки разговора. Ба с дедом гадают, где сейчас Стефан и когда он вернется.

Наконец беседа замирает. Они поднимаются наверх. Прыгнув в кровать, притворяюсь, что сплю. Мама заходит, садится рядом и долго смотрит на меня. Гладит по голове, говорит, как сильно любит меня.

Притворяться нет сил. Открыв глаза, отвечаю, что тоже ее люблю.

— Все будет нормально, — шепчет она.

— Знаю.

— Вот увидишь, Стефан скоро вернется.

— Ага.

Жаль, но это всего лишь попытка утешить друг друга. Мы не знаем, как обернется дело. Неведение хуже всего.

Мама целует меня в макушку, гладит по волосам. Рядом с ней так уютно, что глаза сами закрываются. Но спать нельзя — меня ждет Лиза, а перед этим еще надо наведаться в подвал. Мысль спускаться туда глухой ночью совсем не греет, но мне важно показать Вольфу, что он не сломил нас. К тому же я обещал Лизе. Уговор есть уговор.

Бесшумно спуститься по лестнице непросто. Половицы скрипят от малейшего движения, но один раз у меня получилось, получится и сейчас.

На первом этаже замираю и прислушиваюсь. В спальнях стоит полная тишина. Значит, я не потревожил родных.

Довольный, что пока все идет по плану, крадусь по коридору. Луч фонарика нащупывает дверь под лестницей.

Сглотнув, берусь за ручку. Там притаилась тьма. В голову лезут мысли о чудовищах, копошащихся во мраке.

«Ты сможешь, — говорю я себе. — Ты же крепкий, как сапог».

Нет во мне сапожной крепости. Но я заставляю себя открыть дверь. Потому что пообещал Лизе. Надо кое-что достать из подвала, потом выйти из дома и встретиться с подругой. Таков план. И я Лизу не подведу.

Еще меня толкает вперед долг перед братом. Вольф забрал Стефана, и я не смог ему помешать. Зато могу отомстить. Я продолжу распространять сообщение, ради которого так рисковал брат и другие «Пираты эдельвейса».

За дверью прячется кладовка. Открываю люк в полу. Мрак, зевнув, проглатывает луч фонарика. Едва видно четвертую ступеньку, а дальше царит густая тьма.

Присев, сую руку в темноту и нащупываю у самого люка выключатель.

Голая лампочка заливает подвал тусклым светом. Всяко лучше, чем полная тьма. Осталось спуститься вниз, взять все необходимое…

Издали раздается вой сирены.

Застываю, едва шагнув на первую ступеньку.

Включается вторая сирена, в этот раз чуть ближе.

Авианалет. Скоро здесь будут самолеты.

Надо спешить.

Родные проснутся, спустятся вниз и обнаружат, что я уже сижу в подвале. Одетый как на улицу.

Меня трясет от адреналина. Выскочив из подвала, гашу свет и закрываю дверь. По дороге задеваю швабру с метлой. Они падают с громким стуком, но его заглушает вой сирен. Город уже стоит на ушах, можно не таиться. Главное — успеть к себе в спальню.

Утекают последние секунды.

В темноте прыгаю через ступеньки. Ничего не видно, но я давно способен пройти здесь с закрытыми глазами. Сейчас я буду в спальне.

Сирены завывают совсем рядом, вражеские самолеты уже над нами, а я бегу не в убежище, а от него.

На верхней ступеньке делаю неверный шаг, поскальзываюсь, падаю на четвереньки и вкатываюсь к себе в тот миг, когда начинает открываться дверь.

— Карл? — зовет мама из коридора. — Карл, вставай! Быстрее!

Распахнув дверь, она заходит в комнату. Слава богу, темно хоть глаз выколи.

— Да-да, иду. — Встаю на ноги.

— Быстро вниз, — говорит дед из коридора. — Немедленно!

— Что за суета? — Это бабушка. — Небось опять будут швырять листовки.

— А если нет? — отвечает дед. — Вот упадет тебе на голову бомба, будешь знать.

— Ничего не видно, — жалуется Ба.

В коридоре вспыхивает лампочка. Перед глазами пляшут цветные пятна.

— Ты чего творишь? — набрасывается на нее дед. — А ну выключи. Хочешь, чтобы дом было видно с неба?

— На окнах плотные занавески, — срезает его Ба. — А кому надо, тот и так знает, где стоят дома. Не наугад же они над нами летают?

— Хватит вам! — Мама утаскивает бабушку вниз.

В суете никто не обращает внимания, что на мне уличная одежда. Переодеваться в пижаму некогда. Надеюсь, прокатит.

Вокруг завывают сирены. Кажется, этот звук наполняет весь мир. Когда мы в прошлый раз сидели в подвале, он доносился куда слабее.

— Похоже, врубили все сирены в городе. — Дед подтаскивает ведро с водой ближе к столу, чтобы было под рукой на случай пожара. Сидим кружком, смотрим друг на друга. То, что творится на улице, пугает нас.

— Сыграем в картишки? — пытается отвлечь нас дед. Он берет со стола колоду и начинает тасовать.

Ждем, пока он раздаст, и делаем вид, что нам не страшно.

— Когда успел одеться? — спрашивает мама.

— А?

— На тебе одежда.

— А… я не спал, — на ходу стряпаю отговорку. — Услышал первую сирену, очень далеко, а потом завыла другая, и я оделся на случай, если мы потом пойдем на улицу…