— Вот так, Юрген, все и произошло, — закончил Бог Юргеновой бабушки. — И в то время Кощей сотворил и Меня вместе с серафимами, святыми и всеми блаженными — такими, какими ты нас видишь. И, конечно же, он заставил нас находиться здесь всегда, с начала времени, потому что это тоже было в книге.

— Но как это можно было сделать? — спрашивает Юрген, морща лоб. — И каким образом Кощей мог так жонглировать временем?

— Откуда я знаю, ведь я лишь старушечья иллюзия, как ты часто доказывал логически. Хватит и того, что все, желаемое Кощеем, не только происходит, но и уже произошло за пределами древнейших воспоминаний человека и его матери. Разве иначе он был бы Кощеем?

— И все это, — добродетельно сказал Юрген, — ради женщины, которая даже не была верна мужу!

— Весьма возможно! — сказал Бог. — В любом случае, это сделано ради женщины, которая любила. Кощей сделает почти все, чтобы ублажить любовь, так как любовь — одна из двух вещей, недоступных Кощею.

— Я слышал, что Кощею недоступна гордость… Бог Юргеновой бабушки поднял седые брови.

— Что такое гордость? Не думаю, что слышал об этом раньше. Наверняка нечто, не входящее сюда.

— Но почему любовь недоступна Кощею?

— Потому что Кощей создал все таким, какое оно есть, и денно и нощно он созерцает все таким, какое оно есть. Как же Кощей может что — либо любить?

Но Юрген покачал своей головой с прилизанными черными волосами.

— Вообще ничего не понятно. Если б меня посадили в темницу, в которой не было бы ничего, кроме моих стихов, я не был бы счастлив и, определенно, не был бы горд. Но даже при этом я бы любил свои стихи. Боюсь, что охотнее соглашусь с идеями Дедушки Сатаны, нежели с Твоими. И, не переча Тебе, не могу не удивляться: неужели то, что Ты открыл, — правда?!

— А откуда я узнаю, правду я говорю или нет? — спросил его Бог. — Ведь я лишь старушечья иллюзия, что ты часто доказывал логически.

— Ну и ну! — сказал Юрген. — Возможно, Ты во всем прав, и, несомненно, я не могу позволить себе сказать обратное. Но все же, в то же самое время!.. Нет, даже сейчас я не вполне верю в Тебя.

— Кто мог ожидать такого от умного малого, видящего насквозь старушечьи иллюзии? — спросил Бог немного устало.

А Юрген ответил:

— Бог моей бабушки, я не могу полностью верить в Тебя, а Твои деяния, как они записаны, нахожу непоследовательными и слегка чудаковатыми. Но я рад, что дело обернулось так, что Ты теперь всегда можешь быть реальным для прекрасных и кротких людей, почитающих, любящих и верящих в Тебя. Разочаровать их было бы несправедливо. И правильно, что перед лицом веры в Тебя даже Кощей, создавший все таким, какое оно есть, не в силах быть благоразумным…

…Бог моей бабушки, я не могу полностью верить в Тебя, но, вспоминая, сколько любви и веры отдано Тебе, я трепещу. Я думаю о славных людях, чья жизнь была полна надежды и радости благодаря вере в Тебя. Я думаю о них, и в моем сердце борются раскаяние, тоска и зависть, но все это скрашено легким изумлением. О Господи, никогда не существовало другого Божества, которого почитали бы такие славные люди, и Ты должен ими гордиться…

…Бог моей бабушки, я не могу полностью верить в Тебя, однако я не из тех, кто смотрит рассудочно на Тебя. Я, Юрген, вижу Тебя сквозь пелену слез. Ибо Ты был любим теми, кого я давным — давно очень сильно любил. И когда я гляжу на Тебя, то вспоминаю почитавших Тебя и славных верующих старины. И мне кажется, что даты, манускрипты и мнения ученых мужей — безделушки рядом с тем, что я вспоминаю и чему завидую!

— Кто бы мог подумать, что такой чудовищно умный малый станет завидовать старушечьим иллюзиям? — вновь спросил Бог Юргеновой бабушки, однако внешне он не казался недружелюбным.

— Но, — вдруг сказал Юрген, — но моя бабушка — некоторым образом — была права относительно Рая и Тебя. Ты, похоже, существуешь и царствуешь точно в таких владениях, какие она и описывала. И однако, согласно Твоему последнему откровению, я тоже прав — некоторым образом — относительно того, что это старушечьи заблуждения. Я гадаю…

— Да, Юрген?

— Я гадаю, верно ли все это. Я гадаю, самая ли это большая тайна из всех. Это было бы неплохое решение, сударь, — задумчиво сказал Юрген.

Бог улыбнулся. Затем внезапно эта часть Рая оказалась пуста, за исключением стоявшего в одиночестве Юргена. А перед ним находился престол исчезнувшего Бога и Его скипетр, и Юрген увидел, что семь пятен на огромной книге — из красного сургуча.

Юрген испугался, но его отчасти страшило осознание того, что он не дрогнет.

— Что ж, ты, бывший герцогом, принцем, королем, императором и папой! Разве такие титулы удовлетворяют Юргена? Ни в коей мере, — сказал Юрген.

И Юрген взошел на Небесный престол и сел под той чудесной радугой: у него на коленях лежала книга, а в руке он держал скипетр Бога своей бабушки.

Юрген сидел так довольно долго, рассматривая светлые, пустые пространства Рая.

— И что ты теперь будешь делать? — спросил Юрген вслух. — О, капризный маленький Юрген, ты, который жаловался, когда не выполнялись твои желания, ты обладаешь властью над Землей и всеми людскими делами. Каково теперь твое желание? — И, сидя вот так на престоле, Юрген ощутил, что сердце у него словно налилось свинцом, и он почувствовал себя старым и очень уставшим. — Не знаю. О, ничто мне не поможет, Потому что я не знаю, чего хочу! И от этой книги, этого скипетра и этого престола мне вообще нет никакой пользы, и от всего прочего мне нет никакой пользы, ибо я — Юрген, ищущий сам не знаю что.

Юрген пожал плечами, слез с престола Бога и, бредя наугад, вскоре повстречал четырех архангелов. Они сидели на кудрявом облаке и пили молоко из суповых чашек. И у этих лучезарных существ Юрген спросил кратчайшую дорогу из Рая.

— Здесь нет ни одной моей иллюзии, — сказал Юрген, — и мне нужно сейчас же вернуться к таким иллюзиям, которые близки мне по духу. Нужно во что — то верить. А всем, увиденным в Раю, я восхищался и этому завидовал, но не мог бы поверить ни в одну из этих вещей и ни одна из них не могла бы меня удовлетворить. И, думая об этом, я гадаю, не сообщите ли вы мне, господа, какие — нибудь сведения о той Лизе, что была моей женой.

Юрген обрисовал внешность Лизы, и архангелы посмотрели на него с сочувствием.

Он с грустью узнал, что эти архангелы никогда не слышали о Лизе, а они уверили его, что такой особы в Раю не было. Стейнвора умерла, когда Юрген был еще мальчиком, так что она никогда не видела Лизу и, следовательно, так или иначе не думала о Лизе, когда обрисовывала свои представления Кощею, создавшему все таким, какое оно есть.

Тут Юрген также открыл для себя, что, когда его взгляд впервые встретился со взглядом Бога его бабушки, Юрген стоял неподвижно в течение тридцати семи дней, забыв обо всем, кроме того, что Бог его бабушки есть любовь.

— Никто еще по своей охоте не отворачивался от Него так быстро, — сказал ему Захариил, — и мы думаем, что ваша нечувствительность обусловлена некоей злокачественностью блестящего одеяния, которое вы носите и подобного которому в Раю никогда не видели.

— Я лишь искал справедливость, — сказал Юрген, — и не мог найти ее в глазах вашего Бога, а нашел лишь любовь и всепрощение, которое меня даже встревожило.

— Этому вы должны радоваться, — сказали четыре архангела, — и так должны радоваться все живущие. А особенно должны радоваться мы, обитающие в Раю, и ежечасно возносить хвалу нашему Господу Богу, пренебрегшему справедливостью, благодаря чему нам разрешено войти в это место.

В канун Вальпургиевой ночи, когда случается более чем невероятное, Юрген поспешно вышел из Рая, не найдя и не потеряв там какой бы то ни было любви. Святой Петр отворил ему не главный вход, а маленькую потайную дверь с бесчисленными барельефами рыб, потому что этот выход вел непосредственно в то место, которое представишь по своему выбору.