— Если я пойду первый, мне проще будет тебя поймать, — сказал Ясо.

— Лови лучше свой «переводчик», — проворчала я и ступила на шаткий путь, глядя в небо и нащупывая ногами нижние перекладины.

Это был первый, далеко не самый опасный участок перехода, который, по мнению моего проводника, совершают лишь трусы и мазохисты. Далее следовала теснина, где часть маршрута приходилось лезть по стене. На выходе из каменного коридора, Ясо заявил о желании взять меня за руку, но получил отказ. За утро детеныш Птицелова мне надоел до невозможности и стал напоминать Адама своими замашками и амбициями. Но в следующий момент, он едва успел поймать меня за ногу, потому что неожиданным порывом ветра меня понесло невесть куда. Ветер был упруг, как волна, и, чтобы противостоять ему, нужно было обладать массой волнореза. С тех пор и до конца пути Ясо получил заслуженное право командовать мной, как ему вздумается, и ни разу этим правом не пренебрег. Он заставил меня спрятать волосы под капюшон, привязал меня за пояс и еще имел наглость критиковать мою походку.

Нам предстояло преодолеть склон, поросший вязким кустарником. За ним виднелось зеленое море равнины, всклокоченное и сморщенное. Бурая глинистая почва зияла как раны на изумрудной коже. В ней-то мы и увязли по колено. Много раз я пыталась объявить привал, но флионерский «переводчик» не срабатывал на слово, и Ясо не понимал, что от него требуется. Пришлось объявить забастовку. Я села на кочку и заявила, что дальше идти нет сил. Он сел рядом. До цели оставалось недалеко. Над горизонтом уже поднимался новый горный хребет, в его пещерах клан Птицелова хранил летающие машины.

— Ты мог бы привести флион сюда, — намекнула я.

— Мог бы, — ответил Ясо, но не пошевелился.

— Интересно, почему отец попросил именно тебя? Неужели твои старшие братья еще более вредные существа, чем ты? Наверно, мама в детстве не ставила вас в угол.

— Она умерла до моего рождения, — ответил Ясо, и я прикусила язык. Решила, что иногда не вредно и помолчать, но Ясо сам все испортил. — За тысячу лет до моего рождения, — уточнил он. — Я ее не знал. Никто в клане ее не знал. Отец тоже не знал.

— Он сделал тебя по генетическим образцам? На том же станке, что флионы?

Ясо засомневался, присутствует ли в моем тоне должное почтение к тому станку, или это настоящая издевка?

— Сколько же вас, братьев? И все сироты при рождении?

— Почему все? Старший — клон Його, у средних — только отцы. С братьями тебе не надо общаться. Только у меня в роду есть женщина.

Он стал выщипывать травинки и грызть корешки, как мне показалось, на нервной почве. Похоже, в своем семействе он был козлом отпущения. Никто из старших, должно быть, не согласился оказывать почести заезжей даме.

— Вот ведь как… — удивилась я, — а на Земле все просто, у всех мама, папа и никаких генных образцов.

Ясо земными традициями не интересовался. Он поедал траву с нарастающим аппетитом. Младший отпрыск Птицелова, похоже, разочаровался во мне. Чем именно я провинилась, не знаю. Но теперь во всех его манерах прочитывалось одно единственное желание: отделаться от меня с наименьшими потерями.

— Привал окончен, — объявила я. — Дожевывай и пора идти.

Юный флионер почему-то застыл. Его физиономия удивленно вытянулась. Что именно произвело на него впечатление, тоже не знаю. Наверно, жизнестойкость и упорство в достижении цели, притом, что мои ноги давно не гнулись, а тело было покрыто слоем ссадин и синяков. Все без исключения эмоции флионера были мне непонятны. Но не сидеть же, в самом деле, из-за этого на кочке весь год?

— Тебе флион не понравится, — предупредил Ясо в последний раз, — но если ты хочешь это, я приведу.

— Ты веди. Я сама разберусь, что мне понравится, а что нет.

Ясо поволокся через равнину, а я все-таки увязалась за ним, из страха остаться одной на чужой планете посреди мятой поляны, где меня может и искать-то не станут, потому что никаких радиомаяков Його на мне не оставил. Успокоилась я только у входа в пещеру. Уговорила себя отдохнуть еще раз, устроилась в траве и представила себе, как любвеобильный Птицелов с бисексуальными наклонностями лепит на станке своих «птенцов» из генетического ассорти всех возлюбленных им мужчин и женщин. Это зрелище мне представилось настолько смешным, что я расхохоталась. И чем сильнее было желание подавить в себе хохот, тем труднее было справиться с ним.

Все прошло, как только тень нависла надо мной и трава вокруг почернела. «Если с Птицеловом, не приведи господи, что случится, — вдруг подумала я, — мне куковать на этой поляне вечно».

Надо мной стоял Ясо, держался за голову громадной птицы, закрытую черным мешком. Я вскочила. Тело птицы было величиной с небольшой автобус, серое оперение переливалось на солнце радужными разводами, два острых как сабли крыла были скрещены высоко за спиной. Это выглядело нереально, неправдоподобно и так ужасно, что я попятилась.

— Такой флион хочешь? — спросил Ясо. Я нерешительно кивнула в ответ. — Не передумала?

Ясо пригнул к траве птичью голову и снял мешок. Флион уткнулся клювом в землю, рухнул с подпорок и замер, как замороженная курица. Те модели, которые мы видели в записи, вели себя совсем иначе и выглядели, как живые, а не как чучела из музея природы. Ясо еще раз предостерегающе взглянул на меня.

— Катать? — спросил он.

— Только не верхом, — попросила я. Отступать было некуда.

Он обошел птицу сзади, задрал повыше веер хвоста и растянул руками отверстие клоаки.

— Лезь сюда.

Я попятилась еще дальше.

— Лезь, пока держу.

В отверстие едва бы просунулась голова. Само же туловище птицы имело габарит, позволяющий разметить как минимум ряд автобусных сидений, не говоря уже о цивилизованных дверях. Но Ясо не понимал, почему я не бросилась стремглав в «задницу» флиона, как только была туда послана.

— Модели, которые показывали нам… туда вообще-то пилоты через клюв заходили.

— То пилоты! — подтвердил флионер. — Или ты хочешь управлять?

— Боже упаси!

— Тогда лезь на место для багажира.

— Для багажа или пассажира?

— Багажира, — повторил Ясо после недолгих раздумий.

— Может, для первого раза все-таки через морду? — я указала на птичью голову. Хотя, кому-кому, а мне, после знакомства с Юстином, не привыкать грузиться в транспорт через «клоаку». — Давай, через клюв, а то я натопчу… Смотри, у меня ноги в глине по колено и вообще…

— Разве там чище? Лезь, если хочешь кататься.

— Если там не чище, тогда я испачкаю плащ.

— Как будто бы с той стороны не испачкаешься, — Ясо перестал мучить зад флиона, зашел спереди и растащил клюв, насколько это позволяло анатомическое строение птичьего организма. — Тогда сюда лезь.

Отверстие казалось чуть больше, но путь через шею до предполагаемого посадочного места — длиннее. Как только я осмелилась ступить ногой на краешек клюва, птица открыла глаз, зашевелилась, задергалась, как Флио-Мегаполис в час восхождения Агломерата.

— Нет уж, — заявила я. — Лучше сзади! — и решительно направилась к тыльной стороне летательного аппарата.

Это был теплый мешок, не предполагающий удобства для «багажира». Его растянутые стенки пахли микстурой сильнее, чем плащ Птицелова. Чтобы чувствовать себя уютно внутри, надо было надеть что-то эластичное и намазаться жиром, а чтобы выйти наружу — оттолкнуться ногами и выдавить себя через соответствующее отверстие. При этом полированная лысина имела динамическое преимущество. Входная дыра была единственным источником воздуха в «багажирном» отсеке. Через ту дыру я увидела, как флион встал над травой, вытянулся, развернул крылья, затем присел, и после мощного толчка мой «иллюминатор» захлопнулся, сжался так сильно, что мне пришлось раздирать его обеими руками, чтобы сделать вдох. Воздуха под брюхом птицы оказалось мало. Я не успела надышаться, как камера стиснула меня мускулатурой со всех сторон и стала мять, как тесто для пирога, уверенно и ритмично. Еще немного и я почувствовала себя внутри желудка в момент активного пищеварения. Из стенок выделилась слизь, меня перевернуло, и отверстие выскользнуло из рук навсегда. Последнее, что я помню, это попытки нащупать его в слизи. Если бы мне это удалось, я с удовольствием выбросилась бы вниз с любой высоты. Мне повезло, что я задохнулась раньше, и пришла в себя только на прозрачном полу летучего «стакана» между Мегаполисом и орбитальной станцией. Надо мной стояли флионеры, я не смогла разглядеть их и снова провалилась в пустоту.