Пока опускался лифт, меня несло, я вспомнила все неприятности, произошедшие по вине «иных миров», дурно соседствующих с нами. Я прикинула ущерб, нанесенный ими на Земле в рублях и на Блазе в местном эквиваленте. Я объяснила шефу, что как бы ни назывался феномен: кухонным полтергейстом или редуктивом, его не стоило игнорировать и рассматривать, как побочный эффект; уж тем более не следовало делать из него тайну, когда масштаб явления оказался больше, чем ожидалось. Я сообщила также, что явление могло быть привлечено на Блазу Ксюхой, потому что лихие дни настали после ее приезда, но парадокс ситуации в том, что все это время она не выходила из модуля и общалась только с обитателями поселения. Служба безопасности не может предъявить обвинение нам, земная версия происшествия выглядит абсурдно, и, тем не менее, мы все под арестом, разве это справедливо?

— Что? — воскликнул шеф. — Каким образом Ксения оказалась здесь? Разве я не все сделал, чтобы локализовать проблему?

Тогда мне пришлось рассказать о корабле Птицелова, и шеф решил, что самое время присесть. Он вышел из кабины, сел у парапета вестибюля, а я возле него, и продолжила рассказ о том, что мы готовы покинуть Блазу и сделаем это, как только нам разрешат; что в службе безопасности у нас свой человек, который согласен лоббировать интересы землян при любом раскладе.

— Если бы вы нашли аргументы, чтобы убедить их… Мы можем совсем уйти из Галактики.

— Из этой Галактики придется уйти всем, — мрачно произнес Вега.

— Потому что вы слишком рано свернули проект.

— Слишком поздно, — возразил он, поднялся, и мы пошли дальше.

В коридоре нам повстречались Миша, Ксюша, которая на всякий случай пряталась за папу. Ольга Васильевна грустно качала головой, на допрос привели даже Малика, которого мы на Блазе прежде не видели. Здесь были земляне, которые не помнили человеческих языков и никакого отношения к проекту не имели. Более того, они только сейчас узнали, что их родина — не Блаза, и удивленные стояли тут же, дико поглядывая на нас. Мрачный Вега прошел мимо, не поприветствовал даже Индера, которого тоже вызвали для допроса. Они не привлекли только Сириуса, с которым говорить было бесполезно, и Джона, который вовремя ушел в экспедицию.

Вега остановился у стены перед «комнатой пыток», в которую землян водили по одному. Там, прежде чем задать простой вопрос, нас подвергали нудным психологическим тестам. «Лучше бы растянули на дыбе, — сказал Миша, которого замучили первым. — Позвонки бы вправили. Сиги только мозги мариновать умеют, никакого физического удовлетворения». Он вышел из комнаты мокрым. Следом предстояло идти мне, и я не дослушала до конца его впечатлений. Третьим на очереди был Вега. За его спиной осталась молчаливая толпа землян.

— Когда-нибудь они узнают о пятнах всю правду, — сказал он тихо. — Не надейся, что бегство с Блазы кого-то спасет.

— Что делать? — шепотом спросила я.

— Почему Ксения в контакте? Отвлеки их на себя как хочешь, выясни, что им надо. Девочка может неверно понять ситуацию. В контакте должна быть ты.

— Они хотят, чтобы мы зашли на корабль…

— Не вздумай! Тяни время. Пока решается ваша участь, все не так плохо. Потом будет решаться участь Земли.

Стена опустилась, Вега ступил за черту, но внезапная мысль задержала его:

— Подозрительно, что не ты контактер. Значит, им не нужен контакт… Надо понять, что им нужно.

Когда Вега вышел с допроса, он уже ни с кем не общался. Молча ушел на парковку, сел в машину и исчез в небе.

Едкий свет пропитал этажи модуля. Спрятаться от него нельзя было нигде. Черные очки приходилось надевать у входа, но при таком излучении, по крайней мере, работала связь. Блазианский полтергейст отличался от земного ясным видением ситуации: Мише за компьютером находиться нельзя. Чем точнее он рассчитает «парус», тем меньше надежды у приглашающей стороны дождаться землян в гости. Вторым нежелательным человеком у компьютера была Ксюша. Мне иногда позволялось работать и общаться с Шарумом. Я не представляла опасности для братьев по разуму, скорее, служила мишенью для метания ножей и вилок. Блазианский полтергейст четко рассортировал нас по интеллекту и обозначил распорядок дня: с утра интенсивный карантин, в обед полная фазодинамическая профилактика, вечером короткая передышка и наблюдение фона. Миша с Адамом изготовили «хлопушки», большую часть которых унес Семен. Ольга Васильевна очень боялась стуков в глухую стену, после допроса она к нам в гости уже не ходила.

— Берите мою машину и сматывайтесь из Сигирии, — предложил Адам. — Если процесс не прекратится, это будет лучшее алиби.

— А если прекратится? — спросил Миша. — Ты останешься без тачки, потому что ее расстреляют на Магистрали. Нет, это не выход.

— Они разберутся, — сказала я, — еще извиняться будут. Надо ждать.

— А если разберутся не в нашу пользу? — сомневался Миша.

Пессимистическое настроение овладевало им. Каждый день, когда он не работал над «парусом», считался выброшенным из жизни, но жизнь все еще была Мише дорога, поэтому приблизиться к компьютеру он не рисковал.

— Надо искать очаг возбуждения, — рассуждал Адам. — И думать, как его погасить.

— Если он не «погасит» нас раньше, — возражал Миша. — Твой тарантас для этого не годится. Вот, если бы тарантас Птицелова…

— Он тебя сразу доставит к источнику, — напомнила я. — Пульт зарядить не успеешь. Обрати внимание, с тех пор как Имо привез Ксюху с Земли, он ни разу на корабль не вернулся.

Над салоном Имо повисло то же пятно. Он был таким же «меченым», как все мы, и депортация ему грозила не в меньшей степени, только безобразий на территории салона не было. Может потому, что Имо рисовал, а не старался превзойти предельную скорость. Может, потому что он не допускал в отношении себя хулиганства даже от нечистой силы; а может, в самом деле, наши отношения с фронами никак не связаны с образованием черных пятен.

— Не будем себя обманывать, господа! — восклицал Миша всякий раз, когда, когда я намекала на нашу непричастность. — Будем обманывать сигирийцев, только не себя!

Адам молчал. Ксюха верила им больше, чем мне, но я не теряла надежды. Однажды мы пережили нечто похожее на Земле. Выдержали и выстояли, потому что верили; и еще, потому что земные службы не занимались мониторингом ментосферы, и полтергейст не рассматривали как угрозу безопасности.

К моменту возвращения Джона наши дела совсем никуда не годились. Нам запретили удаляться дальше орбиты до выяснения обстоятельств. Вегу обязали предоставить секторианский архив, но Вега наложил на него табу до тех времен, когда земляне исчезнут в Галактике как генетический вид.

Мы готовы были исчезнуть первыми, поселиться на кислородной палубе одного из портов Андромеды и ждать конца. Не думаю, что наш «конец» застрял бы в дороге. Теперь службы безопасности мучили Вегу, а не нас. Мы же лишний раз на глаза ему не попадались.

В день, когда Джон вошел в модуль, рухнула надежда. Он вошел, включил свет, который не работал. Модуль засиял изнутри. Спросонья я приняла его за привидение и схватила «хлопушку». Он стоял на пороге, совсем взрослый, словно это был не мой Джон. Словно прошло много лет. Все, что осталось от Джона прежнего — только улыбка.

— Как дела? — спросил он, словно никуда не отлучался.

Из темноты, из потаенных углов, стали выползать заспанные земляне. Как пчелы на сладкое, они устремились к Джону, а тот продолжал стоять на пороге, — не то мессия, не то кара небесная.

— Зачем излучатель? — спросил Джон. — Он вреден для здоровья.

А у нас в последнее время ничего полезного для здоровья не произошло. Разве что счастливый сон, который обитатели модуля продолжали видеть наяву.

— Свет включился? — спросил Миша. — Сам? Ты что-нибудь сделал? — он отпихнул Ксюху от компьютера и включил фазометрическую диагностику.

Компьютер не ударил Мишу током, фон в помещении был близок к норме, с легкими всплесками активности у тонких приборов.