Но при этом далеко не вся работа в средневековом городе и деревне прекращалась с закатом солнца. Существовал ряд исключений, в том числе некоторые сельские занятия и ремесла, не требующие большого искусства. В бухгалтерских книгах крупной флорентийской текстильной компании XIV века термин notte, то есть «ночной», указывал на рабочих, которые трудились до полуночи. В Сент-Омере среди тех, кто в 1358 году был освобожден от необходимости заканчивать работу точно с вечерним колоколом, были матросы и ткачи. Средневековый поэт возмущался соседским кузнецом, который неохотно гасил огонь в кузнице: «Такого шума по ночам не доводилось слышать нам, / Работников вопящих гам, грохочущих ударов гром!» Даже портные и сапожники иногда продолжали выполнять при свете свечи простую работу. Временные ограничения снимались, если требовалось выполнить заказ для представителей знатных семейств, а также накануне рыночных дней и ярмарок. Так, однажды зимой Людовик XI позволил парижским перчаточникам работать до десяти часов вечера. И дело было не только в большом количестве заказов, но и в том, что хозяева считали: ночной труд необходим, дабы удерживать учеников от азартных игр. Наряду с другими средствами работа являлась и формой общественного контроля⁴.

Однако до наступления эпохи раннего Нового времени ночной труд использовался незначительно. С появлением же новых рынков и производителей экономическая деятельность в регионах стала расширяться по всем направлениям. Несмотря на постоянную опасность пожаров, гильдии и городские власти вводили менее строгие законы. В Швеции, например, производство пива было настолько важным делом, что пивовары работали ночь напролет. То же самое происходило в Амстердаме. Когда монах Вальтер Якобсзоон в 1573 году внезапно проснулся в два часа ночи от шума, он решил, что виной всему расположенная неподалеку пивоварня, «где разливали пиво по чанам». Разумеется, для большинства профессий дневные труды заканчивались с наступлением темноты — так, это было нормой для городского среднего класса. Строго говоря, английский «Статут о ремесленниках» 1563 года требовал, чтобы мастера и другие работники трудились весной и летом с пяти утра и до времени между семью и восьмью вечера, а осенью и зимой — с рассвета до заката (два с половиной часа отводилось на отдых и пищу). Во Франции XVII века распространенный термин «дневной работник» означал человека, трудившегося с рассвета до заката. Луи-Себастьян Мерсье, вдохновенно рассказывая о дореволюционном Париже, описал ежевечерний уход по домам плотников и каменщиков, обувь которых оставляла на земле следы от белой извести⁵.

И все-таки множество свидетельств указывает на то, что ночной труд был на удивление распространен в доиндустриальном обществе, особенно когда дни становились максимально короткими — в период с осени до весны. Несмотря на то что дневного света уже не было, как сельский люд, так и горожане еще долго трудились после наступления ночи. «В нашу эпоху ремесленники и те, у кого вообще есть какое-нибудь занятие в этом мире, — сетовал английский писатель в 1680 году, — развили у себя дурную привычку засиживаться за этим занятием допоздна». Большинство продлевало свой рабочий день на несколько часов, а некоторые работали и после полуночи. «Днем — сколько хочешь, ночью — сколько можешь» — подтверждала пословица XVII века. Шотландская же поговорка советовала: «Если ночью есть работа, коня — в стойло, а жену — в постель»⁶.

Кто же трудился ночью и зачем? Чем было продиктовано решение работать: свободным выбором или необходимостью? Один из ответов на эти вопросы кроется в том, что рабочий график ремесленников был ненормированным. Не каждый час в сутках и не каждый день недели им приходилось в равной степени интенсивно работать. Воскресенье, естественно, приносило отдых от трудов. В другие дни, вместо того чтобы следовать раз и навсегда установленному режиму, люди придерживались индивидуального графика, выполняя почасовую (или поденную) работу в хижинах, небольших мастерских или на фермах. Согласно Е. П. Томпсону, «везде, где человек сам контролировал свою трудовую деятельность, модель рабочего распорядка представляла собой череду периодов интенсивного труда и праздности». Какова была доля таких людей в общем числе трудящегося населения той эпохи, сказать невозможно, но ясно, что многие предпочитали откладывать на вечер выполнение тех задач, с которыми не могли справиться раньше, работая в более спокойном темпе. Ведь дни проходили не только в трудах, но и в обмене сплетнями и выпивке⁸. К тому же некоторый род занятий, например, пекарское дело, в силу своей специфики требовал ночного труда, а в других отраслях вследствие внезапного наплыва срочных заказов рабочая нагрузка могла резко возрасти. Ассортимент и количество товаров определялись спросом. В Хертфорде ученик портного Джон Дейн «сидел за работой допоздна подряд три ночи», поскольку его хозяин «должен был пошить много сержантских мундиров». А стекольщик Жак-Луи Менетра посвятил целую ночь тому, чтобы закончить набор оконных стекол для церкви в Вандоме, так как обещал доставить их на следующий день. В 1722 году некий лондонский сапожник, «будучи обязан срочно изготовить пару туфель», трудился в своей мастерской почти до полуночи⁹.

Чаще всего, однако, на интенсивность труда в поздние часы влияли отнюдь не личные предпочтения ремесленников, интересы дела или «рабочая этика» доиндустриальной эпохи, а борьба за выживание. «День короток, а работа велика» — утверждала английская пословица. Вечера позволяли людям небольшого достатка по завершении тяжелой дневной работы найти приносящее прибыль занятие. Писатель елизаветинской эпохи Томас Деккер в своем эссе задавал риторический вопрос о значении свечи: «Сколько бедных ремесленников получили благодаря тебе большую часть своих доходов?» Житель Лондона, работник Томас Лонг, трудился две ночи кряду лишь для того, чтобы «подкопить деньжат» и заплатить к сроку ренту. «Тяжелейшая часть ежедневного труда, — заявлял преподобный Джеймс Клейтон, — нередко выпадает на долю наших бедняков именно в то время, которое Бог и природа определили им для отдыха». Так же в рассказе Франко Саккетти, написанном в XIV веке, персонаж по имени Бонамико спрашивает соседа: «Вы что, настолько бедны, что не можете прожить без работы по ночам?»¹⁰

В городах работающие ночью бедняки составляли лишь часть обширного круга трудящихся. Домашняя прислуга, которую держала примерно четверть английских семейств, в любой момент должна была явиться на зов хозяев. У некоторых слуг, таких как управляющие и горничные, были постоянные ночные обязанности, начиная с запирания дверей и окон и заканчивая подготовкой хозяйских спален и тушением свечей. Один голландский писатель жаловался, что после устроенной им дома пирушки с компанией вся домашняя прислуга занималась уборкой до двух или трех часов ночи. Люди, занятые физическим трудом за пределами жилых помещений, вроде носильщиков и извозчиков, порой усердно работали допоздна. Лондонский рабочий Джон Томсон был вызван в два часа ночи, чтобы погрузить балласт на борт пришвартованного на Темзе судна, где приливы, а вовсе не дневной свет определяли график движения кораблей. Точно так же действовали и рыбаки, занимавшиеся ловлей рыбы на продажу. По вечерам улицы городов наводняли торговцы-коробейники, такие как молодые oublieurs в Париже, продававшие вафли. На венецианских гравюрах Гаэтано Дзомпини можно видеть мужчин и мальчиков, при свете луны торгующих вразнос таким скоропортящимся товаром, как телячья кровь и свежие моллюски. «Налетай, покупай моих мидий! — кричит юноша. — Нет такой рыбы, что долго будет храниться!» В Риме уличные торговцы продавали бренди, будто бы помогавший справляться по ночам с «дурным воздухом»¹¹. И повсюду рыскали в поисках тряпок и других потерянных в толчее предметов, которые можно было продать, так называемые hunters. Возвращаясь однажды вечером домой, Сэмюэл Пепис встретил мальчика, «который собирал лоскутки», в руках он держал фонарь. «Порой мальчик мог собрать три или четыре бушеля[36] тряпок в день и получить по три пенса за бушель», — изумлялся Пепис. Навозные кучи, если их перетряхнуть, хранили собственные небольшие сокровища. Люди рылись в мусоре у опустевших рыночных лотков, охотясь за корками хлеба, овощами и мясными ошметками. Другие собирали на улицах экскременты, чтобы затем продать их в качестве удобрения в деревнях. Сам навоз обращался в деньги. Гёте в Неаполе обнаружил мальчишек и сельских рабочих, «не желающих покидать улицы с наступлением темноты», — такова была «золотая жила» из «помета мулов и лошадей», которой можно было завладеть¹².