Ева не шутила. Она провела свою жизнь, начиная с шестнадцати лет, изо всех сил пытаясь разозлить вампиров, издеваясь над ними и отказываясь от сотрудничества. Именно поэтому она настойчиво была готом; вампиры находили это направление неприятным и совершенно неуважительным. Прямо сейчас она покачивала сложным сплетением кос, завитыми и торчащими под странными углами вокруг ее головы. Она покрасила некоторые пряди полуночно-черных волос в темно-синий цвет. С бледным макияжем, темной подводкой для глаз, бледно-голубой помадой и одеждой с черепами и шипами, она выглядела пугающей для тех, кто не знал ее.
Конечно, если вы знаете ее, подумал Майкл, вы чертовски ее любите. Потому что Ева такая.
— Я не знаю, что он хочет, — ответил он и потянулся, чтобы взять ее за руку. Она быстро и тепло ему улыбнулась и прижалась своим теплом к его боку — свет во плоти, его собственное портативное солнце, которое греет, но никогда не сжигает его. — Я только знаю, что что бы это ни было, это нехорошо.
— Ну, да, это своего рода данность. Я никогда не знала вампира, заглядывающего веселья ради. Я просто не могу понять… я. Почему я? Обычно такую честь получает Клэр.
— Поверь мне, — ответила Клэр, осматривая свою татуировку хной со смесью недоумения и восторга. — Я рада поделиться ею. — Она показала предплечье Шейну, который провел пальцами по краске. Майкл увидел ее дрожь и услышал слабый шепот ускорившегося сердцебиения. — Тебе нравится?
— Это временная татушка?
Она засмеялась.
— Вроде того.
— Тогда нравится. Эй, хочешь увидеть мою?
— Где она? — Майкл, Ева, и Клэр каким-то образом сказали в унисон, и все они рассмеялись над обиженным выражением лица Шейна.
— На спине, придурки. Да ладно. Вы думаете, я так отчаянно жажду внимания, что сделал татуировку на…
— На этом и остановимся, — прервала Ева. — Потому что я действительно боюсь, что буду долго об этом думать. — Она посмотрела на Майкла, и на секунду он потерялся в блеске ее темных глаз, в пьянящей экзотической пряности ее запаха. — У Майкла нет тату.
— Майкл не любит иглы, — сказал он ей.
— Иронично для парня, кусающего людей, чтобы выжить, — сказал Шейн.
— Как ты думаешь, почему я не люблю иглы?
Майкл сидел в удобном кресле с свернувшейся рядом, как кошка, Евой, а Шейн с Клэр на провисшей софе. Не в первый раз Майкл подумал, что они действительно должны начать лучше заботиться о доме. Хотя домохозяйство никогда не находилось высоко в списке приоритетов. Или, по крайней мере, не так высоко, как остаться в живых в городе, который хотел убить их, по крайней мере двенадцать часов каждый день. Правда сегодня вечером тихо. Легко. Нормально. Телевизор работает в фоновом режиме; Шейн включил его, а это означало, что он в любое время включит игру, и скоро они по очереди будут стрелять в зомби и подстрекать друг друга.
Но разум Майкла продолжал волноваться о Кирилле Рожкове, и что вампир хотел от его жены. С ее позицией и выносливостью, она все еще человек и хрупкая. И дорога ему.
— Клэр, — произнес он. — Как ты относишься к тому, чтобы попросить Амелию об одолжении?
— Не очень хорошо, — ответила она. — Почему ты не можешь?
Это был справедливый вопрос. Он был, в конце концов, ее творением; она сделала его вампиром, и он был частью ее родословной. Это давало ему определенные привилегии.
— Она держит дистанцию, — сказал он. — У нас были… разногласия.
Под которыми он подразумевал, что она еще холодно к нему относилась из-за его брака с Евой. Она до сих пор не одобряла, хотя не помешала ему это сделать; она не имеет ничего общего с самой Евой, но больше из-за принципа обязательств людей и вампиров, а также общего отношения вампиров (и людей) к этому. Амелии необходимо оставаться выше скандала, и сейчас он — скандал.
— Предполагаю, — сказала Клэр. — Ты хочешь, чтобы я спросила ее о Рожкове?
— Да. Мне просто нужна информация о нем — насколько он опасен, насколько я должен волноваться.
— Мы, — сказала Ева, не поднимая головы с его груди. — Насколько мы должны волноваться.
— Мы, — согласился он и посмотрел на Клэр. — Пожалуйста.
Она усмехнулась. Даже учитывая, что она выросла за годы, что он знал ее — выросла в способную, спокойную, устрашающую молодую женщину — она по-прежнему выглядела на десять, когда так улыбалась.
— Так как ты сказал пожалуйста, — ответила она. — Спасибо за тату, Ева. Она классная.
Она извинилась и пошла наверх, чтобы сделать звонок, и Шейн (как и предсказывал Майкл) загрузил "Восстание мертвецов" и пошел расправляться с нежитью. Ева встала с места рядом с Майклом и взяла другой контроллер, не прошло и минуты, как они красочно оскорбляли друг друга без перерыва.
Пальцы Майкла чесались, чтобы взять свою гитару и начать играть, но он также знал, что сейчас неподходящее время. Вместо этого он поднялся наверх и тихо постучал в закрытую дверь спальни Клэр.
Она открыла ее. Сотовый телефон был в ее руке, но она положила его на туалетный столик и села на кровать.
— Рожков — плохая новость, — сказала она ему.
— Уже понял.
— Амелия не много скажет. Она просто сказала не впускать его.
— Изрекла бы она эту мудрость пораньше. До того, как мы впустили его.
Клэр слабо улыбнулась, но выглядела бледной и серьезной, посмотрев на него.
— Она сказала не такими словами, но Ева в опасности. Я могу читать между строк. Я не знаю, почему он хочет ее, но если так, это не для модных советов и татуировок хной.
— Ей не понравится, что ее охраняют.
— Неа, — сказала Клэр, и улыбка стала шире. — Ей это совсем не понравится. Мы должны сменяться, чтобы разделить упреки поровну.
— Ей нельзя выходить после заката.
— Тебе придется сказать ей это самому, потому что я не засуну руку в осиное гнездо.
Это наверняка не будет приятный разговор.
— Думаю, это моя работа. Спасибо, что помогаешь присматривать за ней.
— Мы присматриваем друг за другом. Мы семья. Это то, что мы делаем. Это дверь?
Майкл тоже слышал — дверной звонок сломан, поэтому он издавал странный жужжащий звук, который иногда тяжело услышать человеческим ухом, но Клэр уловила даже сверху. Для него это словно жужжание мухи прямо в ухо — раздражающе и тревожаще.
Более тревожаще, когда Ева крикнула:
— Я открою!
Майкл не думал; он просто двигался. Он редко использовал скорость, которую ему дала вампирская жизнь, по крайней мере дома; он так привык имитировать человеческое поведение с друзьями и Евой, что выходило почти естественно. Но прямо сейчас, с просачивающимся в него покалывающим осознанием опасности, он не думал о приличиях.
Шейн вскрикнул, когда Майкл пронесся мимо него, но Майкл уже пересек коридор, когда возник звук. Ева была в конце коридора, отпирая дверь. Она не так осторожна, как должна быть, но тот факт, что Рожков был вампиром, и дом был в состоянии боевой готовности против него, внушил ей ложное чувство безопасности.
Снаружи был не Рожков. Это был человек — напуганный человек. Майкл узнал в нем мистера Локхарта с соседнего квартала.
— Пожалуйста, — сказал мужчина, когда Майкл присоединился к Еве около двери. — Пожалуйста, вы должны помочь мне. Он в моем доме.
— Кто? — спросила Ева. — Что случилось?
— Мы позвоним в полицию, — сказал Майкл. Он достал телефон.
— Нет! — Локхарт толкнул дверь, и Ева позволила ему открыть ее шире, что он смог просунуть свое отчаянное, потное лицо. — Нет, пожалуйста, он сказал… он сказал, что убьет мою жену, если позвоните в полицию. Сказал, ты знаешь, что он хочет. Пожалуйста. Ты должен помочь.
Все они стояли молча и неподвижно. Локхарт не лжет; его страдание висело в воздухе вокруг него, словно раскаленное электрическое облако, и Майкл почувствовал запах наводнившего его кровь адреналина. Клэр послала ему тревожный, умоляющий взгляд; Шейн был напряженным и нечитаемым.
Ева была тем, кто заехал Майклу в плечо, открыла дверь и сказала: