Как только она ушла, Майкл сжал руки вокруг меня, почти отрывая от пола, и прошептал:

— Боже, Ева… Боже, мне так жаль. — Он был потрясен, и его голос звучал сердито — не на меня, а на себя. — Я не мог удержаться. Это было как… Это было как во сне. И я не хотел просыпаться.

— Оливер назвал это очарованием, — ответила я. — Я не могу его чувствовать.

— Только если она не захочет. Она… наркотик. Это ужасно, но… так приятно.

Я закрыла на мгновение глаза и задушила свою внутреннюю королеву драмы, прежде чем я очень осторожно сказала:

— Майкл, если на самом деле… Она нужна тебе…

Майкл Гласс поднял голову. Лунный свет освещал его лицо, и я могла видеть на нем все: противоречие, любовь и отчаяние.

— Я хочу тебя, — сказал он. — Я хочу остаться с тобой. Я люблю тебя. Боже, Ева, я люблю тебя.

От того, как напряженно он это произнес, мое сердце больно сжалось. Хотелось плакать от облегчения, но мне удалось подавить слезы.

— Тогда больше так не делай, — сказала я. — Обещай.

— Нет, — ответил он. — Это ты мне кое-что обещай.

Я моргнула.

— Я… обещаю больше не танцевать с Оливером?

Он не засмеялся.

— Обещай мне, что ты выйдешь за меня замуж, — сказал он. — Обещай мне, что ты не оставишь меня. Я нуждаюсь в тебе, Ева, всегда нуждался и всегда буду. Пожалуйста. Обещай мне.

Я не была уверена, что правильно расслышала. Выйти замуж. Не то чтобы я не думала об этом, не мечтала, но… услышать, как он сказал это вслух, было… страшно. И волнующе. И снова страшно.

Я не знала, что сказать, кроме как, наконец:

— Да. — Получился шепот, робкий и медленный, но казалось, звенел, как колокол в застывшем воздухе. Я сказала это снова, громче. — Да. О, Боже, да.

Он поцеловал меня. Это был не его нормальный сладкий, нежный поцелуй — он был полон той же интенсивности, той же отчаянной сосредоточенности. Внезапно, я захотела его во всех смыслах так же сильно. Он слабо зарычал и скользнул руками вниз по моим рукам.

Тогда он взял меня на руки и понес вниз по лестнице, в тени. Это было дико, сумасшедше и глупо, но ни один из нас тогда об этом не заботился; нам просто это необходимо.

И, как всегда, наступил критический момент, когда его зубы задели мою шею. Я думала о Глориане, о необходимости внутри него, которую она использовала против него. Я думала о всех моих давних обещаниях себе, и взвесила их против того, как сильно я люблю его.

Я положила руку на его щеку.

— Майкл. — Он облизал мою кожу, чуть выше вен. — Майкл, сделай это. Давай.

На секунду он не двигался, а затем он медленно отстранился и посмотрел на меня сверху вниз. Я не могла прочитать выражение его лица.

— Ты уверена, — сказал он. — Ты действительно уверена.

— Да. Просто… — не убей меня, подумала я. Мое сердце колотилось так быстро, что звучало как военные барабаны. — Я не хочу быть обращенной. Знаешь ли.

— Знаю, — ответил он очень мягко. — Еще раз. Ты уверена.

— Да. — На этот раз я слышала уверенность в своем голосе, и спокойствие обосновалось внутри меня. — Да.

Я не могу вспомнить, каково это; это было подавляюще, и страшно, и замечательно, и гораздо лучше, чем я могла себе представить. Он мягко облизал рану, пока кровотечение не остановилось, а затем осторожно поцеловал ее. Я почувствовала головокружение и опьянение — укусы вампиров могут так повлиять, если они делают это правильно. Если не торопятся. Или так я слышала.

Я опустилась на грудь Майкла, и он держал меня.

— Ты в порядке? — прошептал он. Я издала бессловесный звук удовольствия и еще крепче прижалась к нему. Он улыбнулся. — Спасибо.

Я рассмеялась.

— Это был не подарок, Майкл.

Он поцеловал меня в нос.

— Нет, — согласился он. — Но ты — да. Я не знаю, что бы я делал без тебя, Ева. И я не хочу это выяснять.

— Даже если Глориана включит свое очарование?

— Особенно если Глориана включит свое очарование, — сказал он очень серьезно. — Кстати ты была удивительна. Ты заставила ее выглядеть…

— Дешево? — сказала я бодро.

— Незрело, — ответил он и поцеловал мою руку. — Ты была как самая сексуальная женщина в мире.

— Ну, справедливости ради, я и правда самая сексуальная женщина в мире.

— И ты права.

— Ты такой замечательный, что признал это.

Он помог мне встать на ноги и привел мое платье в порядок. Затем он держал меня на месте и уставился на меня долгим взглядом.

— Я правда сексуальнее Глорианы? — спросила я.

И он улыбнулся очень медленной, сексуальной улыбкой.

— Извини, но не думаю, что я знаю кого-то с таким именем.

А потом он снял пиджак, положил его мне на плечи и повел меня обратно на вечеринку.

А теперь у нас следующий оригинальный короткий рассказ… и еще один про Мирнина, потому что так захотела Кесси! Технически про Мирнина и Оливера, которые имеют странное сходство, в основном потому что они оба способны быть совершенно странными и жестокими, но и способны творить добро. Здесь показывается доброта Мирнина, как и его странность и жестокость Оливера. Немного обо всем, и жуткая история о погоне, которая заканчивается в зловещем доме с секретами, привидениями, ложью и монстрами.

Некоторых из монстров они привели с собой.

Забавный факт: я позаимствовала (как я склонна это делать с вампирскими историями) из истории, а именно ужасную историю о Кровавых Бендерах, которые заправляли магазином/постоялым двором, и убийство в 1870-е годы в Канзасе. Имена, которые я использовала, были правильными в тот период, и у меня есть пристрастие к причудливым именам, имея двоюродных бабушек Жемчужное Озеро и Драгоценный Камень в своем семейном дереве. Молва говорит, что был также родственник по имени Святая Библия, но за это не могу поручиться.

— Я считаю, что это добром не кончится, — сказал Мирнин и вцепился в ручку над пассажирской боковой дверью, когда автомобиль завизжал в повороте. Это была черная и безлунная ночь, и без фар человеческий водитель наверняка разбился бы, но водитель был далек от человека.

Тем не менее, Оливер не был ужасно хорошим водителем, даже как вампир, и шины запрыгнули на бордюр. Почтовый ящик ударился о борт машины именно там, где сидел Мирнин, и отлетел, печально разбрасывая счета и письма.

— Молчи, — сказал Оливер, когда Мирнин открыл рот, чтобы прокомментировать. Мирнин повиновался, так как напряженность в голосе мужчины была на грани насилия. — Я ненавижу эти… механические чудища. Не удивительно, что Амелия настаивает на водителе.

— Я умею водить. Клэр научила меня.

— К несчастью всех остальных на дороге. Заткнись. Я пытаюсь сконцентрироваться.

— Так ты его никогда не поймаешь.

— Почему это?

— Он лучше бегает, чем ты водишь?

Оливер сильно крутанул колеса влево, и Мирнина бросило на ограничитель — ремень безопасности, как Клэр настаивает его называть, хотя очевидно, что это вовсе не ремень, а больше упряжь. Несмотря на это каламбур, ему нравились введенные современным обществом меры безопасности. Довольно много несчастных случаев с экипажами могли бы прийти к лучшему исходу с незначительным дополнением таких вещей.

Ограничитель снова вступил в игру, когда Оливер с силой нажал на тормоза, и автомобиль занесло в громкой остановке, сопровождавшейся дымом и запахом горелых шин.

— Он ушел с дороги, — сказал Оливер. — Нам придется бежать за ним.

— Слава тебе, Господи, — ответил Мирнин. — Я лучше пробегу тысячу миль, чем снова вытерплю твои неполноценные механизированные навыки.

— Тогда смело вали домой.

— Нет!

— Тогда сделай мне милость — молчи. Я слушаю.

Мирнин заткнулся, потому что даже среди вампиров Оливер имел репутацию острого слуха, а спасительной благодатью Морганвилля, штат Техас, была его удаленность. В отличие от современных городов любого значительного размера, ночи здесь были ясными и тихими. Легко услышать нарушения, по крайней мере с вампирскими органами чувств. Легко услышать дыхание и сердцебиение потенциальных жертв… но не так легко отслеживать убегающего вампира. Вампиры были скрытными по своей природе, иногда даже по отношению к друг другу.