— Я… — Он явно понятия не имел, что сказать, и замахал руками, словно прогонял эту тему. — Это слишком личный вопрос, Шейм, чересчур личный!

— Да, меня по-прежнему зовут Шейн.

— Нет, я считаю, что на этот раз прав. Сейчас оно гораздо лучше подходит. (прим. пер. Shame — позор)

Было здорово наблюдать, как ему неловко.

— Ты девственник? Потому что не думаю, что видел, чтобы так даже малолетки нервничали.

— Я родом из эпохи, когда то, что происходило за закрытыми дверями, оставалось за ними. И так как ты явно отказываешься закрыть тему, вампиры вполне способны… на такие вещи. Просто не так движимы ими, как люди, так как мы не постоянно преследуемы тенью смерти. И мы не делаем… потомство таким образом.

Это почти имело смысл, подумал я.

— Ты пропустил мой вопрос. Про девственность.

Мирнин ответил ледяной тишиной, так что я предположил, что он не хочет отвечать… пока он не сказал:

— У меня были возлюбленные, — наконец признался он. — Ада была последней. С ее… смерти я больше не совершал попыток.

Я встретил Аду только в ее последнем воплощении — сумасшедший, бестелесный мозг в баночке, питающий машину Мирнина в его подвале. Я знал, потому что Клэр сказала мне, что он убил девушку. Не хотел, но она умерла, и в ответ он попытался заставить ее жить как мозг в банке. Ей было все равно, а потом она попыталась всех нас убить. Я думаю, с точки зрения отношений, да, подобное может отложить свидания на сотни лет.

Я знаю, что он сожалел. Но это не отменяет того факта, что Клэр работала с ним бок о бок в течение нескольких лет, и каждый день я задавался вопросом, вдруг он западет на нее. И, конечно же, так и было, но Клэр была готова. Она была жесткой, моя девочка. Моя жена.

Вау. Все еще странно.

— Так, — сказал я. — Меняя тему…

— Спасибо.

— … что за штуку ты вытащил из могилы?

— Своего рода камера-обскура. О, но я предполагаю, они сейчас ничему не научат вас в школах… Это самый ранний тип камеры, изобретенный предположительно в шестом веке. Эта была улучшена определенными свойствами, которые делают ее чем-то еще.

— Что?

— Тьма, — сказал Мирнин. — Или, более точно, полное отсутствие света. Она может создать зону тьмы, в которой можно изучать вещи, которые предпочитают темноту.

— Да, это вовсе не звучит жутко.

— Люди имеют иррациональную неприязнь темноты. На самом деле в ней нет ничего, что бы не существовало при свете.

— Я хотел бы быть в состоянии увидеть, что меня кусает, спасибо.

— А это поможет? — Мирнин звучал искренне заинтересованным. — Здорово и хорошо знать, но остановить это, ах, реальная проблема. Вещам, которые кусаются, редко легко противостоять.

Ему лучше знать, догадываюсь я.

— Что именно ты изучаешь?

Его тон неожиданно стал осторожнее.

— Я не могу сказать.

Я свернул в тупик. Его лаборатория была справа, на два часа, рядом с внушительными очертаниями недавно отремонтированного Дома Дэй. Бабушка Дэй была еще наверху или оставила свет включенным. Переулок, что вел ко входу в лабораторию Мирнина, был темным. Конечно же.

— Почему не можешь сказать?

— Думаю, я плачу тебе не за вопросы.

Это так. Я припарковал машину, выключил фары и схватил его за руку, когда он открыл пассажирскую дверь.

— Эй, — произнес я, и он повернулся, чтобы посмотреть на меня. Были красные отблески в его темных глазах, как искры от огня. — Скажи мне, что не готовишь что-то опасное.

— Почему ты думаешь о чем-то подобном? — Мирнин легко сбросил мою руку, вышел из машины и бросился, как паук, по темной аллее.

Что до меня, я запер двери автомобиля, достал фонарик и последовал со скоростью обычного человека.

Вооруженного и опасного, по крайней мере.

***

Клэр оборудовала лабораторию Мирнина реагирующим на движение освещением, в основном для себя же, потому что Мирнин, чтоб его, отлично видел в темноте. Включившийся свет помог мне не сломать себе шею на лестнице, ведущей вниз в гостиную, потому что он снова что-то пролил по всему каменному полу. Липкое или скользкое, я никоим образом не собирался наступить на это. Не говорю, что это, но выглядит биологическим.

Мирнин уже был за одним из лабораторных столов, которые были очищены от своего обычного мусора сумасшедших приспособлений… очищены, потому что он просто спихнул все на пол, конечно. Клэр пыталась приучить его убираться, чтобы не было угрозы упасть, но до него это не доходило, и в конечном счете она сдалась и смирилась, что должна все за ним подбирать. Я оставил вещи на полу. Мне платят не за уборку.

— Объясни мне. Зачем я здесь? — спросил его я, когда он надел пару странных защитных очков. Он щелкнул выключателем сбоку, и они залились внутри жутким голубым свечением. Стекла увеличили его глаза.

— Ты здесь, чтобы защищать меня, конечно же, — ответил он.

— От этого?

— А, это вопрос? От этого.

Звучало не очень.

— Не смогу тебе помочь, если ты не будешь более, знаешь, конкретным.

— Ты здесь, чтобы я не заблудился, — сказал он, подключая кладбищенскую камеру к чему-то, что выглядело как вакуумный шланг от пылесоса. Он не подходил. Он обмотал скотчем, а затем засунул другой конец в другую коробку… Она была из полированного дерева, украшенная ровными строками декоративных маленьких золотых букв.

— Подожди, заблудиться? — спросил я, пока он работал. — Мы куда-то собираемся?

— Да, — сказал он. — Иди сюда. — Я положил фонарик на стол и обошел его, чтобы подойти к нему. Он нажал кнопку на деревянной коробке и схватил меня за руку, чтобы нажать ею на переключатель, когда убрал свою руку. — Теперь не отпускай, — сказал он. — Пока я тебе не скажу. И независимо от того, что ты увидишь, не шевелись.

— Я не…

Мой голос оборвался, потому что темнота обрушилась с густой тяжестью полуночи, и не было ничего. Во рту пересохло; я вздрогнул и почти убрал руку, но сумел удержаться. Мирнин схватил меня за руку и сжал.

— Ты увидишь вещи, — прошептал его бестелесный голос. — Плохие вещи. Но они не причинят тебе вреда. Но важно одно: не дай мне здесь остаться. Ты не можешь позволить мне остаться независимо от того, как сильно я буду этого хотеть. Не отпускай кнопку, пока я не скажу тебе, и когда ты это сделаешь, ты должен касаться меня. Понял?

Я ни черта не видел и почти сказал об этом, когда что-то шевельнулось в углу моего зрения. Не свет — больше похоже на нарушение темноты. Я повернул голову в том направлении и увидел очень маленькую струйку серого цвета, которая двигалась, стала ярче и приняла форму.

Во-первых, призрак. Женщина, судя по форме, в старомодной длинной юбке, как из документального фильма о викторианской эпохе. Она вобрала больше цвета, хотя кожа оставалась бледной. Платье было темно-красным, как высохшая кровь, с высоким воротником и длинными рукавами. Ее темные, блестящие волосы собраны в сложный пучок.

Мне потребовалась секунда, но потом я понял, кем она была. Ада. Бывшая ассистентка Мирнина, вампирша, которая увидела его темную сторону и закончила мозгом в банке. Я только знал ее как безумную голограмму, но здесь она выглядела вполне реальной, скользнув вверх по отношению к нам.

Мирнин тоже принял форму и цвет, но не тот Мирнин, который держал меня за руку. Этот не отпустит, не шевельнется. Тот, который шел к ней, был старым Мирнином… и он был одет в стиле того же времени, что и Ада, в причудливые узкие черные брюки, высокие сапоги и белую рубашку с кружевами под длинным черным пальто. Единственным цветом на нем был яркий кровавый рубин, который он носил как брошку на рубашке.

Этот олдскульный Мирнин кинулся на нее, припечатал ее в невидимую стену позади нее, и когда она закричала, он укусил ее горло. Разорвал.

Пил.

— Нет, — прошептал современный Мирнин. Он дрожал. Напуганный. — Нет. Нет, это не то, что я хочу. Не то, что мне нужно. Стоп. Стоп.