Я всё ещё продолжала сидеть на тротуаре, и никто на меня не обращал внимания, пока Ричард не подошёл ко мне, замедляясь, с мрачным видом.

— Никто из членов твоей семьи не хочет забрать тебя?

— Вы позвонили им?

— Да. Звонил, — ответил он — Пошли. Отвезу тебя домой.

Я вытерла лицо. Белила уже давно сошли, и теперь моя кожа была влажной; я и не заметила, что плачу.

Не в моём характере.

«Сядь здесь», сказала Миранда. «Прямо здесь». Будто бы она знала. Будто бы предпочла меня собственной сестре.

Я не могла перестать дрожать. Офицер Моррелл откопал одеяло в багажнике своей патрульной машины и накинул мне на плечи, а затем усадил меня на заднее сиденье и отвёз на расстояние пяти миль до дома.

Во всех комнатах горел свет, но дом не выглядел гостеприимным. Я проверила время на телефоне.

Три утра.

— Эй, — позвал Ричард — Долгий день, верно? Пора взрослеть, Ева. Мне жаль твоих друзей, но ты должна сейчас быть предельно сосредоточенной. Ты должна принять правильные решения. Понимаешь?

Он пытался быть хорошим, настолько хорошим, насколько только мог быть; трудно, наверно, учитывая, каков из себя его генофонд. Я подумала, что бы сказала на его месте его сестра Моника: «Что за куча мала неудачников. Они не должны быть похоронены на нашем кладбище. С них хватит и помойки».

Я знаю Монику слишком хорошо, но это не его вина. Я тупо кивнула, вернула одеяло и прошлёпала десять шагов до входной двери.

Она открылась прежде, чем я взялась за ручку, и предо мной предстал Брендон, наш семейный покровитель.

— Я ждал тебя, Ева, — произнёс он и отступил назад — проходи.

Я проглотила омерзительную ремарку, которую собиралась ему выдать и оглянулась через плечо; Ричард Моррелл смотрел на меня сквозь окно полицейского крейсера; он сделал мне приветливый взмах рукой и укатил. Типа теперь всё в порядке.

Вы в курсе о романтическо-задумчивом вампирском стереотипе? Просто, именно так сейчас выглядел Брендон. Тёмные задумчивые заспанные глаза и чёрное кожаное одеяние. Привыкла думать, что он противный, хотя откуда мне знать? Может он и был.

Я ненавижу его показушность, и он это прекрасно знает.

— Милая? — мама. Она порхала позади Брендона, выглядя застенчиво и нервозно — Лучше зайди внутрь, ты же знаешь, что тебе не следует находиться снаружи, когда темно.

Отца нигде не было видно. Я прикусила язык и переступила порог дома, и, когда Брендон закрыл за мною дверь, я почувствовала себя запертой в клетке.

— Я попала в аварию, — пришлось сказать.

Мать взглянула на меня. Мы не были похожи друг на друга, даже тогда, когда я ещё не была готом… у неё были невзрачные каштановые волосы и зеленые глаза, я же унаследовала тёмные от папы. Иногда я подумывала, может всё это какая-то игра, а мать была в ней актрисой, правда, не очень хорошей, лишь исполняющей роль «моей матери». Она продолжала своё представление:

— Звонил офицер Моррелл. Но он сказал, что ты в порядке. И, как ты уже поняла, у нас гость, — она улыбнулась Брендону. Моя кожа чуть не сползла с костей.

— Погибло трое моих друзей, — ответила я.

— Ох, милая!

— Ещё раз и с чувством, мам.

— А как на счёт моих? — вскользь поинтересовался Брендон. Я стиснула зубы, потому что вдруг захотелось заорать во всё горло и врезать ему, но это не сулило бы ничего хорошего.

— Н-нет, — я умудрилась заикнуться — Джейн Блант, Трент Гарвэй и Гай… — какая, мать вашу, у Гайя фамилия? Мне захотелось расплакаться. Или продолжать реветь… — Гай Финелли.

Брендон ухмыльнулся.

— Похоже, у Чарльза будет тяжёлая ночь.

Чарльз был его конкурентом. Я также знала, что он был покровителем семьи Джейн. Но я не знала, был ли он ответственен за две другие. Этот вампир был противоположностью Брендона — маленький книжный червь, тихий и покладистый, пока ты не нахамишь ему. Полагаю, не плохой выбор, если я вдруг решу обзавестись личным покровителем.

Господи, ненавижу всё это. Хочу, что б всё поскорее закончилось.

— Давайте перейдём к делу, — произнесла я и прошла вдоль прихожей в гостиную. Вполне ожидаемо, папа сидел в своём кресле, как обычно, с открытой банкой пива и корпел над своими шестью пакетами. Он был размытого мнения о моём будущем — двести пятьдесят фунтов, желтый, мрачный и полный гнева он мог бросить меня где угодно, только не рядом с домом. Он владел самым большим местным баром, который, конечно же, принадлежал Брендону. Всё чисто и красиво. У Брендона на руках была ипотека на наш дом. Документы на наши машины.

Мы сами.

И теперь Брэндон улыбался мне, все теми же елейными и непомерно голодными глазами, доставая из-под своего длинного пальто толстую пачку бумаг.

— Ты носишь его только потому, что видел такой же на Энджел, — сказала я и выхватила у него макулатуру. Я прочитала несколько первых предложений: «Я, Ева Евангелина Волкер Россер, вверяю свою жизнь, кровь и служение моему Покровителю Брендону, сейчас и до конца моих дней, дабы мой покровитель имел право требовать от меня всё, что пожелает…».

Вот оно. Моё будущее было в моих руках, прямо здесь.

Брэндон протянул ручку. Папаша оторвал внимание от светящегося телевизионного экрана и, отхлебнув пива, посмотрел на меня со смертельной интенсивностью. Мама выглядела нервозно и сучила руками, пока я смотрела, не мигая, на чёрный Монт Блэнк, протянутый Брендоном.

— Кстати, с Днём Рождения, — поздравил он — По заключению — бонус. Десять тысяч долларов.

— Думаю, на них я смогу устроить фешенебельные похороны моим друзьям, — съязвила я.

— Не имею на этот счёт никаких сомнений, — он пожал плечами — Связи их семей включают и такое.

Мать поняла, что мне ещё нужно какое-то время на обдумывание, и потому выпалила:

— Ева, дорогая, давай поспешим. У Брендона есть ещё дела, — она поторапливала меня неопределёнными движениями рук, а её глаза выражали отчаяние.

Я задержала дыхание, взяла кипу в обе руки и порвала её надвое. Этот звук почти заглушил вздох ужаса моей матери, и звон мнущейся банки в руке моего отца.

— Ты, отвратительная маленькая уродина, — зашипел отец — Значит, так ты презираешь своего Покровителя? Прямо в лицо?

— Н-да, — сказала я — Совершенно верно, — я разорвала контракт на четвертинки и швырнула их в него. Бумажки разлетелись, как огромные конфетти, а один из кусочков приземлился ему на плечо, покуда Брендон вежливо не убрал его — Иди на хрен, Брендон. На тебя я точно не подпишусь.

— Никто не захочет тебя взять, — ответил он — Ты — моя, Ева. И всегда будешь моей. Не забывай об этом.

Папаша, выкарабкавшись из-под его очистки, схватил мою руку.

— Ты подпишешь эту бумагу, — сказал он и встряхнул меня, как терьер крысу — Не будь дурой!

— Ничего я подписывать не буду! — прокричала я прямо в его лицо, и, бросив на пол дорогостоящую ручку Брендона, давила на неё своими Мэри Джейн до тех пор, пока на полу не растеклось чёрное пятно — Можешь быть рабом, если тебе угодно, но я — нет! Никогда больше!

Брендон не злился. Он был доволен. Плохо.

Отец оттолкнул меня и был таков.

— Тогда уходи, — произнёс он — Не хочу что б ты шлялась по моему дому, ела мою еду, тратила мои деньги. Хочешь уйти голой — уходи. Посмотрим, как долго ты протянешь.

Я остолбенела, по крайней мере, немного: он никогда так раньше не делал, даже с учётом того, что он никогда меня особо-то и не любил. Я подалась от него к маме. Она ушла с дороги, но разве не так она всегда делала? Она стала последней каплей.

Мать избегала моего взгляда.

— Тебе лучше уйти, милая, — сказала она — Ты сделала свой выбор.

Я развернулась и побежала вниз по коридору в свою комнату, захлопнула дверь и достала свой самый большой чемодан из-под кровати. Я не могу взять с собою слишком много, знаю: даже чемодан тащить с собой рискованно, потому что это тяготит меня. Но я не могу дожидаться рассвета; мне нужно уходить сейчас же, до того, как Брендон остановит меня. Он не привык применять ко мне принуждение, но это ещё не значит, что и на сей раз я этого избегу.