Джина могла атаковать, но Моника знала лучше; она схватила за руку свою подругу и толкнула ее вперед, двигаясь с потоком в другой конец коридора. Это был первый ланч; запах переваренного мясного рулета и пропитанных водой овощей заполнил коридор.

— Они направляются в кафетерий, — сказала Ева мальчикам. — Что скажете насчет тако?

— Я говорю да, — ответил Шейн и поднял руку дать пять. Когда она хотела хлопнуть по ней, он поднял свою руку слишком высоко для нее. — Слишком медленная и низкая.

Она ударила его кулаком в живот — не сильно, в шутку — он испустил преувеличенный стон и согнулся, все еще держа руку. Она хлопнула по ней.

— Я всегда могу укоротить тебя, Шейн, — сказала она. — Пошли. Primo comida ждет.

***

Киоск с тако в квартале от школы — блестяще, было просто написано ТАКО большими красными и желтыми буквами — был переполнен подростками и взрослыми, но Шейн протиснулся и сделал заказ, в то время как Ева и Майкл заняли единственный свободный небольшой столик. Он вернулся, балансируя пакетом и тремя содовыми. В пакете девять тако и около половины галлона острого соуса, что умно со стороны Шейна. Все они любили острый соус.

Обед не требует много болтовни, по крайней мере в течение первых двух тако каждого, а затем Шейн пробормотал полным теста и острой говядины ртом:

— Думаете, сдача крови легальна?

— Ну уж нет, — ответил Майкл. — Происходит что-то еще. Моника Моррелл никогда не делает что-то хорошее, если ей не выгодно.

— Ну, они используют передвижную установку для сбора крови, — отметила Ева, намазывая острый соус на тако. Она ужасно их любила. — Это само по себе говорит, что вампы заинтересованы в этом. Каламбур, кстати, потому что я потрясающа в этом. (прим. пер. stake также означает "кол").

Майкл улыбнулся ей. Настоящей улыбкой, той, которая заставила ее дрожать внутри и снаружи. Она улыбнулась в ответ, и на секунду — прекрасную, удивительную секунду — они по-настоящему общались.

Затем Майкл посмотрел на Шейна и сказал:

— Что заставило вампиров брать кровь не только в больнице?

— Может быть, они планируют благотворительную коктейльную вечеринку, а мы обеспечиваем напитки.

— Фу, — сказала Ева.

— Я так понимаю, ни один из вас не запишется в донорском листе, — сказал Майкл.

— Какой идиот в этом городе стал бы добровольцем донорской крови? По закону мы должны это делать с восемнадцати лет. Я буду наслаждаться последними двумя годами своего безыгольного существования, спасибо.

— Я хотел бы сделать это, — сказал Майкл. Он не делал на этом особый акцент, но Ева затаила дыхание, как будто он ударил ее в живот, и не смела смотреть на него в течение нескольких секунд. — В смысле если больница реально нуждается. Но это по-прежнему звучит поверхностно для меня, в основном потому что участвует Моника.

Я назвала его идиотом. Майкла Гласса. Идиотом. Самого прекрасного мальчика в городе. Кто идиот сейчас, идиотка? Ева подавила желание лепетать безумное оправдание, типа я бы тоже пошла — я не серьезно — я бы полностью отдала кровь больным детям. Что было правдой, но звучало отчаянно.

— Может быть, один из нас должен провести расследование, — сказала Ева, прежде чем она могла хорошенько подумать о том, что говорит. — Записаться, попасть в автобус, проверить.

— Ни коим долбанным образом, — сказал Шейн. — Я сумасшедший, но не настолько.

— Я это сделаю, — выпалила она, прежде чем успела подумать. Что она хотела? Загладить то, что сказала? Что ж, она делает это, будучи умелой жертвой, что не умно, но по крайней мере из-за этого Майкл долго и серьезно на нее посмотрел.

— Не думаю, что это хорошая идея, — медленно сказал он. — Во всяком случае не в одиночку. Если ты это сделаешь, тебе нужно прикрыть спину. Я пойду с тобой.

— Вместе? — О, Господи, был ли какой-то другой способ звучать полной дурой? — В смысле мы сдающие кровь друзья?

— Да, — ответил он и медленно улыбнулся, что ей пришлось сглотнуть. — Вместе. Согласна?

— Конечно, — сказала она и попыталась сделать вид, что это не кульминация ее жизни. — Без разницы.

***

Она плыла до конца занятий, и когда шла домой, даже если не видела Майкла за это время. Впервые она очень, очень хотела лучшего друга, чтобы поделиться своими возбужденными чувствами, но она давно решила, что ни одной морганвилльской девочке нельзя доверить такую информацию. Она обжигалась слишком много. Черт, когда-то давно она думала, что Дженнифер — одна из подружек Моники Моррелл — была хорошим другом. Ладно, это была начальная школа, но предательство все еще жгло.

Ее хорошее настроение быстро улетучилось, когда она вернулась домой, потому что ее отец уже был там. Если он был дома рано, значит, он рано ушел с работы и заскочил в бар, и еще хуже, они его уже выставили оттуда. Ева остановилась, увидев его машину на подъездной дорожке, и подумала снова уйти, но в это время года темнеет быстро, и она не хотела шататься ночью. Конечно, технически она была несовершеннолетней и должна быть свободна от алчных вампиров, но никто в Морганвилле не верил в такие вещи.

Она пришла к компромиссу и обошла вокруг, пригнувшись под окном гостиной, и направилась к заднему крыльцу. Дверь была заперта, конечно, но она открыла ее своим ключом, тихо прикрыла за собой дверь, снова закрыла и… врезалась прямо в отца, который стоял около холодильника, беря еще одно пиво.

Он взглянул на нее, и она замерла, колеблясь между пронестись мимо него или попытаться сделать вид как в ситкомах, что все нормально.

— Насчет времени, когда ты притащилась домой, — произнес ее отец и открыл пиво. Он немного покачивался, что значит, что он в часе или двух стадии постоянного питья от отрубона и оставления их в покое на остаток вечера — но это опасные два часа. — Мне пришлось забрать твоего чертового брата со школы. У него снова проблемы. Разве я тебе не говорил присматривать за ним?

Не было никакого смысла объяснять, снова, что довольно сложно присматривать за младшеклассником, когда ходишь в старшую школу через дорогу, так что она ничего не сказала. Он сделал два больших быстрых глотка, затем поставил пиво на болезненно чистый кухонный стол. Ее мама содержала его в безупречной чистоте, все время, потому что если она этого не делала… ну. Если она этого не делала.

— Что он сделал? — спросила Ева. В данный момент крайне важно, чтобы отец продолжал говорить. Также важно попытаться легко уйти, по шагу за раз, держать дистанцию между ними и углом в коридор, чтобы, когда понадобится, она смогла убежать.

— Огрызался на учителя, — сказал он. — А потом вытащил нож, когда она пыталась отвести его в кабинет директора. Глупый ребенок. Не знаю, где он этого понабрался.

Ева знала. Она не могла поверить, что он не знает.

— Он кого-то ранил?

— Какого черта ты так говоришь? Нет, конечно, он этого не сделал. Парень глупый, а не сумасшедший. Я привел его домой и отшлепал. Он не сядет еще неделю. — Потом еще глотнул из бутылки, но он вернул ее на стол, и его подлые, узкие глаза остановились на ней. — Я говорил тебе наблюдать за ним, не так ли?

— Пап…

— Не папкай мне, и когда ты вырастешь и перестанешь малеваться как клоун? — обвинил он ее, но на пути был стул, и он врезался в него. Ева припустила по коридору, не убегая, но идя быстро и уверенно. Она свернула направо в конец коридора, где ее комната напротив комнаты брата, Джейсона. Его дверь была закрыта, и она не колебалась; она открыла свою собственную дверь, зашла и тихо ее закрыла, а затем закрыла на защелку, которую сама установила, когда ей было двенадцать. Это было не только из-за ее отца, но в такие времена, как сейчас, тоже помогает.

Она бросила сумку с книгами на кровать и повернулась, уставившись на закрытую дверь. В течение пятнадцати секунд было тихо. Двадцать. Двадцать пять.