– Разве я не могу внести залог? Сколько это может стоить?

– Вам пока еще не предъявлено обвинение, эти дела так быстро не делаются. И я могу гарантировать вам, что они будут тянуть как можно дольше. Хотя даже не это самое неприятное.

– А что же тогда?

– Следующим шагом будет вызов вас в суд, перед большим жюри. Вы имеете право отказываться отвечать на вопросы полиции и прокурора, но потом вы предстанете перед большим жюри – и там уже оно будет решать, имеете ли вы право хранить молчание согласно Пятой поправке и раздела пять девять четыре четыре или все-таки обязаны ответить на все вопросы.

– Ну так это же хорошо, правильно?

– Неправильно. Прокурор может представить вас в весьма невыгодном свете и обвинить в том, что вы из-за своего отказа давать показания являетесь угрозой государственным интересам, интересам здоровья и спокойствия жителей штата. И они будут очень стараться выиграть. И тогда по решению суда вы обязаны будете обнародовать информацию.

– Это не может быть законно.

– Это политика, а политика и закон – это почти одно и то же. У судьи есть право принимать решение – и это касается не только и не столько убийства этой девочки. Речь идет о нападении на «Короля Пруссии». А «Король Пруссии» – это самый крупный торговый центр в стране, он даже больше, чем молл «Америка», – шутка ли, два миллиона квадратных футов! Там работает семь тысяч человек, и он представляет собой самый большой туристический объект, приносящий в казну много денег.

– Откуда вы все это знаете?

– Я изучал вопрос, а моя жена шопоголик. Как я уже сказал, если вы думаете, что «Король Пруссии» – это только коммерция и что за ним не стоят очень и очень влиятельные люди, которые вполне в состоянии повлиять на решение большого жюри, вы сильно ошибаетесь. А судья – должность выборная, и далеко не всегда решающим фактором являются заслуги. Судьи становятся судьями частенько потому, что у них есть деньги и связи, а не потому, что им идут их черные мантии. Так что давайте будем реалистами, хорошо?

Мысли у Эрика путались. Но он понимал, к чему клонит Пол.

– Судья может отдать распоряжение – и присяжные примут решение, по которому вам придется сказать очень многое, может быть, не все, но гораздо больше, чем вам хотелось бы. А если вы не подчинитесь этому решению – окажетесь в тюрьме за неуважение к суду.

– Как надолго?

– Пока не подчинитесь. Подобные решения не имеют срока действия. Судьи на самом деле так же свободны в принятии решений, как и окружной прокурор. Они все работают на одного и того же босса. Его Величество Доллар.

Эрик не мог сосредоточиться на деталях, но понимал, что теперь его проблемы куда серьезнее, чем раньше.

– Но не могут же они держать меня за решеткой все время!

– Могут. Пока вы не заговорите. Не очень-то много существует законов, касающихся подобных случаев с мозгоправами, но вряд ли вы хотите войти в историю как создатель нового закона?

– Но как можно отправить за решетку человека, который не совершил преступления?!

– Как преступление может рассматриваться неуважение к решению суда. Если вы откажетесь выполнять решение суда – это неуважение. Теперь вы понимаете, что у них все шансы против вас?

Самое ужасное, что Эрик это понимал.

Через десять минут Эрик сидел за столом рядом с Полом, а в комнате для допросов вдруг оказалось полно народу. Несколько агентов ФБР и АТО встали у стены, рядом с представителями Национальной безопасности. Вместо приветствия они ограничились легкими кивками в сторону, когда тот раздал им свои визитные карточки. Эрика федеральные агенты не удостоили своего внимания, и он понял, что теперь представляет собой низшую форму жизни – заключенный. Ты сам по себе, а мы против тебя.

Перед Эриком было зеркальное окно, такое же, как в полицейском участке Рэднора, хотя отражение здесь было более четким. Эрик старался не смотреть на свое отражение – ему не хотелось видеть себя под арестом. У него забрали пожарную куртку, которая хоть как-то его прикрывала, и теперь он чувствовал очень уязвимым в своем пропотевшем сером спортивном костюме, без телефона, пейджера и бейджика с ID-картой. Он стал каким-то безликим: сорока-с-чем-то-летний белый парень, среднего роста и телосложения, преступник.

Эрик и Пол сидели напротив детектива Роадеса из полиции Рэднора и капитана Алана Ньюмайера из Главного управления Мэриона. Последнему было около сорока, он был очень высоким – футов, наверное, шесть с половиной, с ежиком коротко стриженных волос цвета соли с перцем. Его яркие голубые глаза были прикрыты веками, а вытянутое морщинистое лицо покрывал свежий загар. Он был одет в черную форму, грудь его казалась слишком широкой из-за бронежилета, и это делало его похожим на черепаху. Слева от него сидел помощник окружного прокурора Пит Мастелл, с которым Эрик был знаком давным-давно, еще с тех пор, как тот был младшим прокурором. Ему было около тридцати, темные волосы блестели от геля, а острые карие глаза, как всегда, были слегка тревожными. Эрик обрадовался, увидев его: он помнил совместные пикники и матчи по софтболу, куда он ходил вместе с Кейтлин, хотя теперь, конечно, ни о какой дружбе и речи быть не могло. Но он по крайней мере порадовался, что Кейтлин хотя бы не помощник того же самого прокурора.

Тут его кольнула мысль о Ханне – и это вызвало волну печали: он не разговаривал с ней накануне и чувствовал себя отрезанным от нее.

Пол хлопнул в ладоши.

– Так, ребята, доктор Пэрриш выразил готовность встретиться с вами и все обсудить. Хотя излишне говорить, что он был не обязан. Впрочем, давайте сначала обсудим процедуру. Я не отдам своего клиента на съедение сразу нескольким акулам, поэтому вы, ребята, договоритесь между собой, кто будет у вас главным, – и мы будем отвечать на вопросы, которые задаст он.

На другой стороне стола все зашевелились – поджали губы, сузили глаза, а помощник прокурора коротко фыркнул.

Капитан Ньюмайер поднял указательный палец, как будто призывая всех подождать:

– Что ж, доходчиво. Задавать вопросы буду я.

– Спасибо. И еще – есть ли объективные причины для присутствия в этой комнате федералов? – Пол махнул в сторону федеральных агентов, стоящих у стены. – Это похоже на запугивание, хотя я уверен, что это не входило в ваши намерения.

Один из агентов ответил:

– Я специальный агент Соренсон из отделения в Филадельфии, и у нас есть интерес к этому процессу.

Пол ткнул в сторону зеркального окна:

– Да я все понимаю, но неужели вы не можете постоять в комнате, которая расположена за этим окном?

– Мы бы все-таки предпочли остаться здесь, если вы не возражаете.

– Вообще-то именно что возражаю. Но я спрошу, как к этому относится доктор Пэрриш. – Он повернулся к Эрику: – Вы готовы потерпеть присутствие зрителей в студии?

– Все в порядке, – ответил Эрик, понимая, что Пол делает это специально: адвокат в шутливой форме, но вполне серьезно устанавливал свое главенство и, спрашивая Эрика о согласии, показывал, у кого в руках власть.

Эрик поудобнее устроился на стуле.

– Да, и еще одно – последнее. – Тон Пола стал официальным. – Доктор Пэрриш не хочет, чтобы я это говорил, но все-таки: вообще-то он рисковал жизнью сегодня, чтобы спасти жизни других людей. Он проник в торговый центр потому, что так было надо. Его действия привели к освобождению заложников, целых и невредимых, без единого выстрела. И он вывел вам террориста – тоже живого и невредимого. Думаю, мой клиент – настоящий герой. И они, кстати, тоже так думают. – Пол кивнул в сторону окна, под которым толпились журналисты. – Эти ребята завтра напишут и скажут то же самое. Они сами видели, как он бежал туда, видели, как выходили детки в своих чудных футбольных маечках, видели, как он выводил этого стрелка – и как он спас этот день. Доктор Пэрриш заслуживает вашей благодарности, и тот факт, что он сидит сейчас перед вами и чуть ли не обвиняется в терроризме – это выше моего понимания.