– Думаю, надо. – Эрик редко участвовал в такого рода мероприятиях, соблюдая профессиональную дистанцию, но в этот раз он решил сделать исключение.

– Разумеется, вам надо пойти. – Сэм удивленно нахмурился. – Вы же почетный гость. И к тому же вы мое оправдание – я сказал жене, что иду на вечеринку с боссом, а тут вдруг босс не придет, это как?!

– А почему вам надо оправдание? – Эрик закрыл почту.

Он позвонит Сьюзан вечером. Позже.

– Бейсбол. Сет играет по понедельникам. Но я просто немножко опоздаю.

– Сколько ему сейчас? – Эрик подумал о Ханне, своей нестандартной дочери, которая не любила спорт. Он поднялся, проверяя, есть ли в кармане телефон и ключи.

– Пять. Он еще маловат для бейсбола, но ему очень нравится. И мне тоже нравилось играть в детстве, и мой брат играл.

Сэм открыл дверь.

– Пойдемте, уже все собрались, кроме нас.

– Ладно. Кстати, я угощаю – я ваш должник сегодня. Вы спасли мою задницу от Перино.

Эрик вышел за дверь вслед за Сэмом.

– Ничего особенного. Думаю, завтра наступит похмелье.

– Ха! У меня похмелье уже прямо сейчас. – Эрик закрыл за собой дверь кабинета.

– Наверное, это потому, что медсестра была новенькая – он ее не узнал.

– Согласен.

Они шли по коридору. В отделении было тихо, потому что пациенты ушли ужинать в столовую. Эрик помахал на прощание медсестрам, когда они проходили мимо поста.

– Я беспокоюсь за него. Он ведь на «Рисперидоне» из-за психоза и на «Флуоксетине» из-за депрессии, правильно?

– Да.

– Но лечение не помогает. И если так будет и дальше – его состояние еще ухудшится. И я опасаюсь, что это его нервное возбуждение – побочный эффект «Рисперидона».

Эрик открыл входную дверь в отделение, они прошли в предбанник, он закрыл дверь за собой, затем открыл внешнюю дверь – и закрыл ее, когда они вышли.

– Думаете, это акатизия[11]?

– Да, возможно. – Эрик задумался.

Акатизия была одним из побочных эффектов «Рисперидона» наряду с нервным возбуждением и повышенной тревожностью, что могло вызвать у пациентов вспышки немотивированной агрессии и ярости.

– Сомневаюсь. Мы ведь не наблюдали у него непроизвольных движений – таких как ходьба на месте, прыжки или приседания.

– Но он утверждал, что боится.

– Правильно, и он действительно был напуган – у него ведь были галлюцинации про ЦРУ. И он все еще слышит голоса. Я считаю, что возбуждение является следствием его психоза, а не побочным действием лекарств.

Сэм говорил очень убежденно.

– Значит, вы хотите оставить его на «Рисперидоне» и «Флуоксетине»?

– Да, я хочу закончить курс. Мне хотелось бы помочь ему – он действительно очень болен.

Что-то подобное испытывал Эрик по отношению к Максу.

– Хорошо. Это ваш пациент, вы его знаете лучше.

– Меня тоже беспокоят побочные эффекты. Но мы не можем быть чересчур консервативны, это было бы несправедливо по отношению к нему.

– Согласен.

Они вошли в лифт и в полном молчании спустились вниз, потому что в лифте были люди, и обсуждать профессиональные проблемы при них было бы неэтично. Остальные непринужденно болтали. Выйдя из здания больницы, они прошли по улице до ближайшего торгово-развлекательного центра, где был тренажерный зал, винный магазин, мини-маркет «Уауа» и небольшой бар под названием «Тэтчерс», чудом сохранивший свою независимость от крупных сетевиков типа «Чили».

Эрик толкнул стеклянную дверь, вошел и стал ждать, когда глаза привыкнут к царившему внутри полумраку. Помещение имело вытянутую форму, интерьер выдержан в стиле «старинного паба». Сначала Эрик не увидел своих сотрудников – бар был заполнен клерками из «Гленкрофт Корпорейт Сентер», менеджерами среднего звена, айтишниками в рубашках поло и щебечущими женщинами с бейджиками на груди.

– Вот это да, – сказал Эрик Сэму.

– Прямо парад одиночек, да?

– Господь не оставит меня. А вы, Сэм, радуйтесь, что женаты.

Они прошли к залу ресторана, который находился за баром. Там Эрик увидел своих коллег, все они были с бейджиками, на которых была написана большая красная «П», они сидели вокруг круглого стола, на котором красовались блюда с жареными куриными крылышками, жареной моцареллой, мясной нарезкой, стояли запотевшие кружки с пивом. Эрик вдруг почувствовал, что относится к ним как к своей семье. В конце концов он был их шефом. Они все повернулись к нему, расплылись в улыбках, начали аплодировать. Он хотел было предупредить их, что не стоит особо распространяться на публике об их новом статусе, но потом в голову ему пришла другая идея.

– Эй, ребята! – обратился к ним Эрик, подняв вверх правую руку с замысловато скрещенными пальцами. – Как вы думаете, что это значит?

– Что, шеф? – спросил кто-то.

– Не знаю, – сказал другой. А третий крикнул:

– Вы показываете нам средний палец?

– Это значит «П», – смеясь, произнес Эрик. – Потому что мы с вами лучшие. Мы всех сделали!

– Мы всех сделали! Мы всех сделали! – закричали все, начали смеяться, хлопать друг друга по плечам, говорить тосты, обниматься и поздравлять друг друга с победой.

Эрик сидел рядом с Сэмом, Джеком и Дэвидом, стараясь не встречаться взглядом с Кристин, пил темное пиво, грыз куриное крылышко и хохотал над шутками своих сотрудников – он давно так не веселился. Он заметил, что Джек флиртует с Кристин – они сидели, наклонившись друг к другу, – и отвел взгляд. Он позволил себе забыть на время о Кейтлин, адвокатах, Максе и даже о горячо любимой дочери и оплатил всем еду и по два напитка. А в конце, когда он со всеми прощался, в горле у него стоял комок, который вряд ли можно было бы объяснить выпитыми им двумя кружками пива.

Выйдя из бара, он вдохнул теплый вечерний воздух, смешанный с сигаретным дымом, идущим от группки курильщиков в стороне. Уже стемнело. Он перешел улицу, вытащил из кармана айфон и взглянул на часы – 20:48. Значит, у него было еще пятнадцать минут до ежевечернего звонка Ханне с пожеланием «спокойной ночи». Он проверил почту, пока шел по больничному многоуровневому гаражу. Спустившись на первый этаж, где были парковочные места для высшего звена больницы, он сунул айфон обратно в карман и полез в другой карман за ключами.

– Привет, Эрик, – произнес чей-то голос.

Эрик поднял голову и очень удивился, увидев, что около его машины стоит Кристин. Она выглядела очень привлекательно – более чем привлекательно, даже несмотря на то что макияж у нее размазался. В больнице и в «Тэтчерс» она была в жакете, а сейчас она его сняла – и оказалось, что на ней надето маленькое черное платье, очень соблазнительно подчеркивающее стройную фигуру, а на ногах – черные туфли на высоких шпильках. Нижняя половина Эрика тут же отреагировала на эту картинку, дав ему понять, что ничто человеческое ему не чуждо.

– О, Кристин, привет. Разве вы не остались в «Тэтчерс»? Как вы сюда попали?

– Я выскользнула оттуда, когда вы не видели. Мне хотелось увидеть вас. Я уже целый месяц пытаюсь застать вас одного. – Кристин обиженно надула губки. – У меня осталась всего неделя в вашем отделении, но что бы я ни делала – вы меня как будто не замечаете.

– О, нет, я вас замечаю. – Эрик запнулся. – То есть… замечаю.

– Тогда почему вы не ответила на мою смску? – Кристин сделала шаг к нему, глядя прямо ему в глаза, губы ее сложились в обольстительную улыбку.

– Хм… ну… – мямлил Эрик. – Я подумал, что мы можем поговорить о Якобсе и днем. Я не ожидал, что все так получится с Перино, и я…

– Вы же понимали, что я вовсе не хочу обсуждать Якобса. – Кристин сделала еще один шаг к нему. – Я хотела поговорить о нас.

– О, нет, нет. Нет никакого «нас». – Эрик попятился.

– Пока нет, но ведь может быть.

– Кристин, нет, не может быть, это неприемлемо. Этого никогда не будет.

– Почему? – Кристин моргнула, улыбка не сходила с ее лица. – Вы свободны – и я свободна. Не говорите, что я вам не нравлюсь. Я же знаю, что это не так.