Никто в точности не знает, как называть новые науки. И никто не знает, что будет дальше. Однако можно быть уверенным в одном: точные и гуманитарные науки вновь становятся родственными душами. И подобно тому, как Галилей изменил наше представление о мире в XVII веке, эти две линзы, повернувшись друг к другу, смогут сделать то же самое в веке XXI.

В одной из самых знаменитых научно-фантастических книг «Основание» Айзек Азимов изображает математика по имени Хари Сэлдон. Вклад Сэлдона в науку заключается в методе предсказания будущего, совмещающего сложные математические теории с подробными измерениями состояния общества в любой момент времени. Разумеется, Сэлдон не может знать, что будет делать каждый отдельно взятый человек – в этом случае слишком велик элемент случайности. Однако он способен вычислять, что будет делать общество в целом. Например, Сэлдон вычисляет, что Империя, правившая галактикой в течение последнего тысячелетия, скоро падет. Теория Сэлдона не говорит ему, что в точности нужно делать с учетом этого знания, однако четко дает понять, что падение неминуемо и что оно будет сопровождаться хаосом.

Подобные теории агрегированного поведения часто встречаются в науке. Представьте себе, что происходит, когда вы надуваете шарик, а затем, не завязав горловину, выпускаете его из рук. Даже маленький ребенок знает, что воздух начнет быстро выходить из шарика и тот сначала будет летать, а затем упадет на землю. Физик мог бы рассчитать скорость истечения молекул воздуха из отверстия, скорость сдувания и скорость, с которой летит шарик. Однако ни один ученый в мире не сможет сказать вам, в каком именно порядке молекулы воздуха начнут покидать шар – это движение случайно в слишком высокой степени. Шарик, как и содержащийся в нем воздух, следует определенному закону, но только в рамках большой системы.

Идея Азимова – которую он назвал психоисторией – состояла в том, что подобный подход позволяет предсказывать будущее человеческой цивилизации в целом[218].

Современному социальному исследователю может показаться чуждым подобный тип культурного детерминизма. Большинство областей социальных наук – за довольно примечательным исключением в виде экономики – выказывают ему мало доверия. И это несколько удивляет, ведь концепция Азимова представляет собой, по сути, одну из основополагающих доктрин социальной науки. Еще в начале XIX века Огюст Конт, отец социологии и основатель социальных наук, верил, что тщательное эмпирическое изучение позволит постепенно открыть законы, управляющие развитием человеческого общества, по аналогии с тем, как тщательное изучение физических явлений позволяет открыть лежащие в их основе математические принципы. Изначальное название для дисциплины, которая потом превратилась в социологию, звучало как «социальная физика». Конт верил, что понимание законов социологии позволит использовать их для создания лучшего общества, подобно тому, как понимание принципов физики позволяет усовершенствовать конструкцию обычного тостера. И когда Хари Сэлдон, герой Азимова, на основании своих психоисторических расчетов предпринимает шаги по снижению галактического хаоса, он, по сути, воплощает в жизнь идеи Конта.

Хотелось бы думать, что цунами данных, захлестывающее остров социальных наук, претворяет в жизнь идеи Конта. С другой стороны, попытка предсказать исторические изменения до того, как они произойдут, кажется совершенным безумием.

Поэтому мы решили, вооружившись n-грамами, провести напоследок эксперимент и проверить, насколько предсказуемы исторические изменения. Мы протестировали самые простые из возможных прогнозов, которые иногда называют «культурной инерцией». Согласно ей, n-грамы, двигавшиеся вверх, продолжат свое движение вверх, а двигавшиеся вниз будут и дальше двигаться вниз. Фондовый рынок не имеет инерции – в противном случае отличным инвестором смог бы стать каждый. Если же человеческая культура демонстрирует инерцию, то мы сможем многое узнать о будущем n-грама, анализируя его развитие в прошлом.

И вот какой график нарисовала нам машина[219]:

Линией серого цвета мы обозначили среднюю частоту большого количества n-грамов, выбранных нами из-за того, что они демонстрировали последовательное снижение за 20-летний период. Сохраняется ли тенденция по окончании этого периода? Да, причем на протяжении десятилетий. Черным цветом мы выделили другую группу n-грамов, которая стабильно росла за 20-летний период. Ее резкий рост продолжается на протяжении почти столетия – в тех пределах, в которых нам удалось произвести измерения. И результат был тем же самым – прежде росшие n-грамы продолжили срой рост, а снижавшиеся продолжали снижаться. Иными словами, n-грамы, находившиеся в движении, продолжали его (до тех пор, пока на них не начинали действовать психоисторические силы).

Возможно, что наука прогнозирования истории – это не фикция. Нельзя исключать, что наша культура следует детерминистическим законам. И возможно, именно об этом скажут когда-нибудь наши данные.

Но даже если прогнозирование возможно, действительно ли нам это нужно? Конт полагал именно так. Он верил, что при отсутствии объективных измерений, без опровергаемых предсказаний, наше понимание человеческой истории, общества и культуры будет неполным.

Антрополог Франц Боас с этим не соглашался[220]:

Физик сравнивает аналогичные факты, из которых выделяет общее явление. Вследствие этого отдельные факты становятся для него менее важными, поскольку его интересуют общие закономерности.

С другой стороны, факты представляют собой крайне важный и интересный объект для любого историка… Какой из двух методов имеет более высокую ценность? Ответ может быть лишь субъективным…

Скажем о том же коротко: иногда вы хотите посмотреть на график, а иногда – увлечься хорошей книгой.

Добро пожаловать в историю в формате цифрового будущего. Почему бы не попробовать оба способа?