— Гильельме уже шестнадцать лет, — подвел итог отец. — Самый тот возраст. Если Эн Белибаст подтвердит намерения своего сына, то к концу года мы сможем заключить этот брак…

Но, увы, наступили времена сомнений и опасности, и все прекрасные обещания счастья разбились вдребезги. Когда Пейре Маури вернулся в Арк, надеясь застать там хотя бы подобие мира, то нашел верующих еще более разобщенными и враждебно настроенными. Старая Гайларда Эсканье с каждым днем чувствовала себя все лучше и все больше и больше сближалась со своей кумой Себелией. Последняя разыгрывала оскорбленное достоинство по контрасту с унылой миной своего мужа. А маленькая Жаметта, наоборот, стала худеть и кашлять. Пейре Маури, решив положить конец ссорам, поделился с Гийомом Эсканье и Раймондом Пейре — Сабартес вердиктом, который вынес Мессер Пейре из Акса об этом несчастном consolament. Но к сожалению, через некоторое время ребенок умер. Безутешный отец, несмотря на то, что Пейре Маури рассказывал ему о тщете крещения маленьких детей, взвыл и обвинил свою жену в том, что та предпочла продлить на несколько месяцев земную жизнь дочери, вместо того, чтобы спасти ее бессмертную душу. Со всего этого он вскоре заболел сам, да так сильно, что находился почти при смерти — и теперь уже соседи были озабочены его счастливым концом. Раймонд Маулен снова привел из Акса доброго человека Андрю из Праде, чтобы дать ему утешение.

Пейре Маури, который не очень часто посещал дом Пейре — Сабартес и в основном проводил время в загоне для овец и овчарне, теперь каждый день приходил к Раймонду Маулену просить благословения доброго человека. Его притягивал к Андрю из Праде какой–то страстный интерес, смешанный с некоторым сочувствием. Он знал, что бывший ткач из Праде, когда–то давно, в юности, был лучшим другом Раймонда Маури, ткача из Монтайю. Мессер Пейре Отье сказал ему, что поведение верующих толкнуло этого доброго человека на проступок, который он будет теперь долго искупать постами и молитвами. И когда он смотрел на него, ему становилось его жаль. Было видно, что этот добрый человек не обладает ни знаниями, ни способностями братьев из Акса. Тем не менее, он, как и они, был апостолом Иисуса Христа в этом мире. Молодой пастух трижды склонился перед добрым человеком, прижался лбом к его массивному плечу, получил благословение и присел на корточки у дверей комнаты на солье в доме Мауленов. Но когда он повторил ему, чтобы лучше разобраться, всё, что сказал ему Мессер Пейре Отье по поводу крещения маленьких детей, Андрю из Праде пожал плечами и ответил только, что для этих детей добрый христианин тоже должен делать все возможное, и что он только выполнял Божью волю. Пейре молчал и улыбался. Но когда добрый человек, нахмурившись, позволил себе едкую тираду в адрес братьев из Акса, которые пытаются все контролировать и навязывать всем свое мнение, молодой пастух вскочил, сорвался с места и бросился к выходу.

Андрю из Праде поймал его за руку.

— Я человек бедный и лишенный всего, — сказал он. — У моих братьев, Пейре и Гийома из Акса, больше возможностей, чем у меня. И они управляют Церковью на свой лад.

Пейре стиснул зубы, вытащил из–за пояса кошель, вынул оттуда блестящую монету в один турнус серебром и протянул ее доброму человеку, который тут же спросил у него:

— Ты даешь это мне или Церкви?

— Возьмите это себе, если хотите, — ответил Пейре. Он коротко поклонился, сошел с солье и ушел из дома Мауленов. Его сердце сжималось от боли.

Но для Раймонда Пейре — Сабартес еще не пробил час счастливого конца. Добрый человек не отходил от его ложа много дней, не решаясь уделить ему таинства, пока больному не станет совсем худо; однако тот выкарабкался. К празднику Благовещения он окреп настолько, что приходившие навестить его друзья не могли нарадоваться на его выздоровление. Воспользовавшись этим, а также присутствием доброго человека Андрю из Праде, Раймонд Пейре произнес настоящую речь. Там был и Пейре Маури, а также его товарищи и лучшие друзья Бернат и Гийом Белибасты, прибывшие из Кубьер вместе со своим отцом, их сестра На Кавалья, их золовка Эстелла и почти вся община верующих Арка.

— Выслушайте меня, друзья мои, — сказал Раймонд Пейре. Он уже почти сидел на своем ложе, опершись спиной на три подушки. Он был все еще очень бледен, его руки дрожали, как и верхняя губа в форме клюва хищной птицы. Но говорил он достаточно внушительно. — Добрый человек, присутствующий здесь, пребывает в большой нужде. Его товарищей, добрых христиан Пейре, Жаума и Гийома из Акса, знают все на свете и очень привечают в высшем обществе. Они ученые, все их любят и уважают. Вследствие этого они получают множество даров и в данное время ни в чем не нуждаются. А он, добрый человек Андрю, простой, латыни особенно не знает, с ним не очень–то церемонятся, и теперь у него ничего нет. И нужно, чтобы добрые верующие из Арка пришли ему на помощь. Чтобы они дали ему то, что покроет его расходы на одежду, книги, свечи, провизию. — Раймонд Пейре прочистил горло. — И особенно четко говорите, что вы даете это именно ему, ему, а не Церкви — иначе он вынужден будет делиться этим с другими…

Тем вечером Раймонд Пейре — Сабартес собрал десять турнуских ливров для доброго человека, который сразу же после этого отправился в Лиму в сопровождении Пейре Монтани. Пейре Маури пригласил обоих братьев Белибастов переночевать в его маленьком домике, в то время, как остальная их семья расположилась на ночь у Пейре — Сабартес. Он хотел, чтобы никто не мешал ему говорить с друзьями о добрых людях.

Горькая зависть, которую Андрю из Праде испытывал к братьям из Акса, не давала ему покоя и мучила его. Бернат пытался его утешить.

— Подумай о доме на улице Этуаль. Подумай о доброй женщине, и обо всех послушниках, которых скоро крестят. Еще и для нас, и для нашей Церкви настанут прекрасные дни. Если Бог так захочет, то скоро ты услышишь намного лучшие проповеди.

Гийом Белибаст покачал головой и нахмурил брови.

— Боюсь я, — сказал он, — что приговоры Инквизиции вскоре зазвучат и у нас в ушах, и что там будут указаны и наши имена. И тогда все эти невзгоды покажутся нам детскими слезами.

Бернат вздохнул и помрачнел. А потом добавил:

— Мартин Франсе такой же пессимист. То же самое он говорил, когда был у нас последний раз. Представляю себе, как сейчас мой отец делится этими заботами с Раймондом Пейре — Сабартес…

У Мартина Франсе были довольно серьезные причины для беспокойства.

Предчувствия меня не обманули. Как бы там ни было, но атмосфера сгущалась, становясь угрожающей. Я почувствовал это еще когда вернулся с пастбищ, осенью. Эти шумные перебранки, абсурдные выходки, вспышки страха и гнева, эти попытки давления со стороны верующих, растерявших щепетильность и торгующихся за спасение душ, эти трещины сомнения и зависти, которые пролегли даже между самими добрыми людьми — все это явственно говорило о надвигающейся беде. Я остро чувствовал, что князь мира сего оттачивает свое оружие. Арк не казался мне больше счастливой долиной, где я собирался поселиться и жить в мире и своей доброй вере. И хотя ничего страшного еще не произошло, я перестал узнавать людей, которые были моими друзьями и товарищами. Близились времена, когда каждый был за себя. Времена Несчастья, Гийом. Ты знаешь, что я имею в виду. Несчастья. Ты знаешь, ты пострадал от него так же, как и я. Сначала в Арке, потом в Кубьер, а потом и в Монтайю. Дорога для Несчастья была открыта.