Но неопределенность протянулась не так долго — вскоре, от легкого соприкосновения кончиками пальцев произошел заметный разряд возбуждения и их тела уже сцепились в сладострастной истоме объятий. Сначала они просто осыпали друг друга поцелуями. Но потом…

— Родной мой, — сказал Антон, — я прошу тебя… Сними мне… Их.

Это уже давно стало для них условным сигналом. Андрей спустился к его ногам и сказал:

— Милый, сними и ты мне..

Антон потянулся к левой ноге Андрея, осторожно запустил пальцы под носок и медленно стянул носок с его ступни, обнажив нежно–телесный рисунок свода, четкие и острые линии складок, красную кожу подушечек. Антон погладил рукой свод отчего Андрей прикусил верхней челюстью нижнюю губу и стал постанывать. В ответ на это Антон впился губами в кожу подошвы Андрея и стал осторожно ласкать ее языком.

Между тем Андрей тоже не терял даром времени и проделывал схожие манипуляции со стопами Антона. Оба постепенно возбуждались. Когда Антон добрался до пальцев на правой ноге и взял в рот большой палец одновременно лаская и покусывая его Андрей застонал:

— Боже, родной мой, это божественно, я хочу тебя, я так хочу тебя.

Они как по команде сняли с себя рубашки, брюки и нижнее белье и забрались под одеяло:

— Мне кажется, это произойдет прямо сейчас, — сказал Андрей, я хочу быть с тобой одним целом.

— Ты не представляешь, как этого хочу я, сказал Антон, медленно поворачиваясь на живот. После небольшой паузы он ощутил, как то, о чем он так давно мечтал приближается, касается его и, наконец, рассыпая в разные стороны искры радости и счастья проникает на благодатную почву. От первого впечатления Антона чуть не подкинуло — настолько его ощущения превосходили по своей палитре все, что он грезил ранее и мечтал. Выражение его лица постоянно менялось. Когда он думал о моменте, что Андрей сможет войти в него и одарить его всей любовью, что есть в нем. Улыбка сменялась удивлением и снова уступала место блаженству.

Антон широко открыл глаза и застонал:

— Милый, ты ни с чем не сравнишься.

Андрей между тем испытывал странный спектр впечатлений — он достиг этого, он вошел в любимого, они стали принадлежать друг другу до конца и теперь никому эту связь не разорвать — захотят они этого или нет. И за окном будто пошел дождь, золотой дождь, капли которого преломляли свет, даримый звездами и получалась прекрасная и необычная радуга в ночи, означавшая, что свечение исходившее от слившихся в экстазе близости тел распространялось подобно путеводному свету — они слишком долго шли этот путь — и вот они пришли и были готовы пропеть своей любви самые прекрасные слова, которые могут только появиться в голове.

— Не останавливайся, — стонал на выдохе Антон, — это самое прекрасное, что происходило со мной, Солнышко. Наконец–то, — почему это не может длиться вечно…

Через минуту Андрей упал на живот рядом с Антоном и сказал:

— Я на исходе. Но теперь твоя очередь. Я поделился с тобой моим чувством и жду от тебя того же.

Когда Антон вошел в Андрея ему почудилось, что он бежит по огромному звездному мосту посреди неба, и на этом мосту только они двое, и они любят друг друга, хотят, и всегда будут рядом.

Звездный мост играл красками, а внутри Антона играли натянутые нервы свою симфонию их любви. Самой прекрасной, чистой и не запачканной ничьими предубеждениями. Потому что эта вечная любовь простиралась намного дальше тех сладких мгновений, что они дарили друг другу. Теперь, когда они поделились этой мудростью и счастьем произошел разрыв, который разбросал в разные стороны то, что хранило их стыдливость. Теперь ей не было места, никому и никогда не разбить союз, который был заключен на звездном мосту под сенью радуги появившейся этой ночью.

Тимофей и Рита в этот момент сидели под навесом в доме Гордеевых и отдыхали:

— Дождь капает, — сказала Рита, — пойдем домой.

— А я не хочу, — сказал Тимофей и сбросил туфли, снял носки, — пойдем гулять босиком под дождем.

Рита удивилась:

— А не простудимся?

— Я тебя согрею!

Они побежали и стали прыгать под хлынувшим ливнем. Только через пять минут Рита подняла голову и увидела это:

— Смотри, Тимофей, — показала она на разноцветную дугу в небе, — это… радуга?

— Ночью, радуга? — удивительно, остановился Тимофей и задрал голову.

Тут Рита посмотрела на Тимофея и сказала:

— В чем у тебя лицо?

— А в чем дело? Ой, — ты бы себя видела!

Да, это был золотой дождь. И только тот, кто по настоящему был влюблен в тот момент в Озерске могли видеть этот дождь и радугу, которые появились потому, что два ангела любви, наконец–то сошлись в своем сплетении тел и нашли дорогу для своей страсти. Они лежали на крыше мира, целовали друг друга, обнимали, они открыли для себя этот новый мир, и вместе с ними все влюбленные в городе выбегали на улицу и танцевали босиком под звездным дождем, только почему–то под утро все об этом забыли, словно видели это во сне.

А Антон и Андрей продолжали лежать рядом и грезить:

— Это было непередаваемо, — сказал Андрей, — милый, я ощущаю себя так, будто переродился заново.

— Я видел радугу в окне, — сказал Антон, — и я понял, что это небеса рукоплещут нашему чувству и принимают его.

— Милый, я тебя люблю, — сказал Андрей и они слились в очередном поцелуе, — я только об одном тебя прошу, умоляю, заклинаю, родной мой, родной не останавливайся.

Да. На тот момент, для них все кончилось хорошо.

Милый Сьело!

Огоньки твоих глаз мерцают в ночи и я понимаю, что это звезды подсказывают мне, что ты обо мне думаешь. Милый самообман. А может быть и не самообман. Я же не знаю, вдруг звезды и вправду прочитали твое послание и светят мне, подсказывают — он любит тебя и ждет. Надо просто немного потерпеть и все будет прекрасно. Солнышко, я очень хочу, чтобы ты был счастлив. А ты, пройдя по звездному мосту, осторожно ступая и получив от него все удовлетворение, которое только возможно, придешь и скажешь — я люблю.

А вдруг это случиться совсем скоро? Или же наоборот…

Что такое жизнь? И зачем нам ее проживать, если мы обречены всю жизнь мучиться от несчастья и невозможности быть рядом, каждое утро говорить приятные слова любви. Нет? Разве не было у нас такого счастья? Ведь было — ты просыпался, нежно касался моих волос и говорил мне, что пора вставать. Ты высшая драгоценность, а твоя любовь — самый дорогой бриллиант из тех, что могло найти человечество. И только мне открылась истинная ценность этого камня. Все остальные это не видят или не замечают. Почему — я не знаю. Но это ли не высшая награда? Это ли наш золотой дождь и звездная радуга? А мы между тем медленно но верно поворачиваем к финалу нашей истории, очень скоро все ответы найдут свои вопросы, и даже не знаю, что ты будешь без них делать, милый. А уж что без них делать мне — я не знаю. Все эти герои стали для меня семьей, с которой я засыпаю, проживаю свой день, и снова засыпаю. Только они — и Ты. Мои главные собеседники в течение всех этих длинных и бесполезных дней, бегущих пустой чередой и растворяясь в общей массе и ничем не запоминающиеся, по крайней мере мне. И я верю, что настанет тот день, когда в этой череде наступит день моей радуги, моего золотого дождя. Нашего золотого дождя, милый.

Сладкий мой, я так тебя люблю

Твой А.

23.02.2010(почти ночь)

Бабье лето быстро уступило свои права холодной озерской осени. С момента последних событий минуло пять недель — на дворе стоял мерзлый октябрь. Желтая листва уже давно осыпалась с деревьев в результате первых заморозков, однако снег не спешил пугать горожан. Светлые брюки были благополучно убраны на антресоли до мая месяца и их место стабильно заняли брюки темного или грязно–серого цвета и джинсы всех мастей. Так уж устроена природа, что она способна своими переменами погоды полностью менять настроение людей и переодевать их в более практичную и темную одежду. Ведь каким бы теплым и удобным не был костюм белого цвета — небольшая прогулка по слякоти превратит его белизну в нечто неудобоваримое — так что золотая осень красивая — это только у Пушкина, которого школьники учат — у него все такое золотое и красивое — сразу видно, у окна поэт сидел и писал о том, что видит. А на улицу не совался, иначе бы текст, который все первоклассники учат до изнеможения выглядел иначе. Хотя, сомнительно, что после такой трансформации эти стихи дали бы не просто учить, а даже читать первоклассникам, ведь общеизвестно, что Александр Сергеевич очень дружил с обсценной лексикой. Просто учителя литературы предпочитают об этом молчать как пленные партизаны.