Тут Антон заметил, что его мужа нет рядом и проснулся:

— Солнышко, — сказал он, — вернись пожалуйста, давай досыпать!

— Милый мой, — подбежал к нему Андрей, — с днем рождения, — и он достал из под кровати том «Большой медицинской энциклопедии».

— Это первый? — удивился Антон.

Андрей кивнул:

— А остальные сорок под кроватью.

— Милый мой, радость, — Антон кинулся Андрею на шею…

…Женя положил трубку и повернулся к Соне, которая счастливая лежала на кровати и наблюдала за мужем:

— Что сказала тетушка?

— У нее опять бутоны пропали.

— Ой беда, — сказала Соня, — опять кому то в рот олова нальют!

— Ты мне лучше вот что скажи, — Женя присел на кровать и посмотрел на супругу, — мы сегодня на учебу поедем?

— Родной мой, — сказала Соня, — сегодня же 20‑е декабря, у Антохи день рождения, какая к черту учеба!!!..

…Ирина и Марина готовили завтрак на кухне:

— И все–таки я очень рада, — сказала Ирина, — я скоро стану прабабушкой.

— Я тоже, — напомнила Марина, — ты же знаешь, что Тим…

— Знаю, — улыбнулась Ирина, — давай поторопимся, а то не успеем собрать праздничный сюрприз…

…Тимофей проснулся и осторожно попытался вытянуть руку из под Риты, которая к пятому месяцу беременности повадилась спать на спине. Он поднялся с кровати и включил компьютер:

— Дорогой, кто украл моего мужа? — спросила Рита.

— Меня никто не крал, — Тимофей отвлекся от компьютера и вернулся к супруге.

— Тогда чего ты вскочил?

— Просто проснулся, радость моя, — Тимофей рассмеялся и нежно поцеловал беременную жену…

…Анастасия сидела в кабинете и привычными движениями, давно отработанными до автоматизма перебирала почту, полученную за последние сутки. Бумаги быстро разлетались по своим местам — важные — в папочки, спам — в мусорную корзинку. В комнату вошла Ирина с подносом — она принесла булочки и зеленый чай:

— Очень кстати, — сказала Анастасия, — я так тебе признательна.

— Я хотела поговорить с тобой, — ответила Ирина поставив поднос на стол и пронзительно посмотрев на Настю, — давно хотела, и не решалась поднять эту тему.

— Садись, я кажется догадываюсь о чем ты.

— Да, — Ирина опустилась в кресло, — я продолжаю волноваться за Тимофея. Все таки они с Ритой…

— Мама, — остановила ее Анастасия, — не обрекай свои беспокойства в слова, чтобы они не развились еще больше. Я тебе все объясню. Тимка — замечательный человек, и то, что он совершил, да, я согласна, это жестокость. Но ты не задумывалась о том, что его жертвы это заслужили?

— Но это самосуд! — возмутилась Ирина, — это не его дело!

— А я вот думаю, что он поступил правильно, — покачала головой Анастасия, — потому что провидение зачастую сидит себе в кустах и тихо дрыхнет, делая вид, что ничего не замечает. Это только религиозные паникеры считают, что Бог сам накажет всех грешников. Только так можно всю жизнь просидеть и прождать эту кару, а все останется как есть. Знаешь почему?

Ирина отрицательно кивнула.

— А я знаю. Бог живет в нас самих — и это наша душа. Другое дело каковым мы его воспринимаем. Те кто сидят и ждут, что свалится с неба Ангел с трубой и испепелит грешника — по своей натуре слабаки и неудачники. Потому что они ищут своего Бога где угодно, но только не в себе, потому что предпочитают от себя убегать и не думать о другом. А Тимофей нашел своего Бога, и обратил свое зло против этих людей. И я горжусь, что он смог так поступить. Потому что теперь он выпустил всю злобу из своей души. Он теперь чист!

— Настя, то что ты говоришь неприемлемо!

— Мама, — удивилась Анастасия, — а кто установил эти рамки? Что за источник?

— Люди! — произнесла Ирина, — общество.

— Кучка неудачников собранная посредством работы генератора случайных чисел? Причем вспомни — именно неудачники в этой группе преобладают. Так почему мы должны жить под диктовку этой толпы лузеров? Потому что они решили — мы должны лечить наших детей от гомосексуализма, должны смиренно подставлять правую щеку после удара по левой. А ты знаешь сколько еще комплексов это общество придумало, чтобы оправдать собственную никчемность? Да уйму! А то что Тимка пустил в расход этих людишек… Не забывай — именно они, не спросив ничьего мнения, следуя собственной преступной доктрине приняли решение, что Тимофей будет жить без отца. Только потому, что им так захотелось. И мое мнение не изменить — потому что мне стыдно, что я сама не сорвалась и не совершила это карающее шествие тогда, а сидела и медленно минировала почву под этим ублюдком Носовым. А эта девица — которая убила собственную бабушку и отца? Я более чем уверена, что Гнида выкрутилась из всего этого, у нее бы нашлась куча защитников, считающих связь Андрея и Антона аморальной, они бы ее спасли и вытащили из воды сухой. По твоему это справедливо?

Ирина молчала.

— Я более чем понимаю, что, возможно, ты никогда не примешь все случившееся, потому что старше, и твое сознание формировалось в других условиях, в тебя с детства это чертово общество вбивало свои аксиомы, какими бы преступными они не были. Но сейчас тебе надо окончательно понять для себя то, что общество зачастую делает идиотские шаги, и прислушиваться к его мнимой мудрости — самоубийство. Потому я прошу тебя — давай начинать жить дальше, не оглядываясь на все что было. Оно в прошлом.

Ирина встала из кресла и посмотрела на Анастасию:

— Я знаю одно, — сказала она, — все это заставило меня еще раз задуматься.

— Если так, — ответила Анастасия, — значит я не зря тебе все это говорила.

…Серое помещение с мрачными окнами. В воздухе метался терпкий запах, который получался от сочетания выделений десятка женских тел, лежавших на неухоженных кушетках, и укрытых десять раз перестиранными простынями, которые от возраста приобрели смертельную желтизну, и казались очень хрупкими. В этом страшном месте находились те, кому уже давно нечего терять, а время их пребывание определялось исключительно заключением суда, который иногда может ошибаться, зато в некоторых особых случаях существует вероятность его финансовой стимуляции и тогда эффект от действия правосудия будет воистину более цельным. Просто возьми парочку пачек с зелененькими американскими бумажками, после чего спрячь их в надежное место, чтобы достать в тот самый момент, когда они потребуются. И тогда потенциальная жертва утонет в трясине лишения свободы на гораздо больший срок. Ну разве не чудо?

В тюремной больнице уже третий месяц содержали приговоренную к десяти годам заключения Надежду Гнидову. Ее тело лежало на одной из кушеток, небрежно укрытое страшной и грязной простыней, от которой исходил смрадный запах, в котором смешивалась моча и средство для дезинфекции. Иногда она переворачивалась с боку на бок, но это было очень проблематично. Все тело ее болело и тихо рыдало про себя от упущенных возможностей, иллюзий и прочих прелестей жизни. Потери счастья. На самом деле это уже было не тело, а так — жалкая часть былой роскоши — все напоминало о ее последней прогулке в зоопарк и пылком общении с голодными аллигаторами — изуродованное лицо, на котором с трудом определялся сохранившийся глаз, куски носа, потерявшего от травмы обоняние и обезображенные губы, которые так и не дождались желанного поцелуя, что снился Гниде постоянно и грезившийся ей днем и ночью. Левую руку ей из–за начавшегося сепсиса ампутировали по плечо — левая ладонь так и не дождалась поцелуя возлюбленного, не дрожала она от нетерпения и использовалась разве что для искусственного удовлетворения физиологической потребности Гниды в кратковременном утолении жажды и похоти. Вместо порванной аллигаторами правой ноги красовался уродливый деревянный протез, так как страховая компания отказалась оплачивать нормальный по причине осуждения Гниды за тройное убийство. И только копна волос так и осталась прежней и со спины Гниду еще можно было принять за ту самую Надежду, которая никому и никогда не давала возможности верить в лучшее. И теперь уже и не даст — да и кому нужна такая вера в лучшее — не верьте в это слово и этому имени — ничего хорошего оно не принесет. Только несчастья, страдания и тотальное разрушение твоей жизни, от которой останутся только куски и дымящиеся обломки, словно ее разворотили подлым и неожиданным взрывом.