Она заговорила хорошо поставленным негромким голосом, но я все равно вздрогнул; даже не сомневаюсь, что я пристально и очень грубо уставился на нее. Голос звучал немного хрипловато, она явственно контролировала свою речь, отчего я опять не мог не вспомнить ночь в моем кабинете, закончившуюся исчезновением статуэтки Баст.

По-моему, уже упоминалось, что я из тех, кто не принимает поспешных решений; и вот, убежденный, что воспоминание о светящихся глазах грозит стать наваждением и я примусь выискивать этот горящий взгляд у каждой встречной незнакомки, я заставил себя поверить, что меня обманула случайная схожесть голосов посетивших меня дам.

— Мистер Аддисон, — произнесла гостья, — боюсь, мой визит покажется вам несколько неуместным, но… — она на миг прервалась и продолжила: — сейчас я живу во Фрайарз-Парке, и леди Каверли узнала от доктора Грифа о вашем желании осмотреть особняк.

— Право же, — пробормотал я, — не стоило вам так беспокоиться, я бы…

— Мне это совсем не сложно, — заявила она. — Я все равно шла в эту сторону, и леди Каверли попросила меня завернуть к вам и передать, что хотя она не в состоянии принимать гостей, вы можете прийти и осмотреть старые помещения дома.

— Буду премного обязан, — сказал я и умолк, почувствовав некоторую неловкость. В ту минуту мне и в самом деле хотелось забыть о неприятных подозрениях насчет леди, специально свернувшей со своего пути, чтобы передать мне приглашение, но я все еще не мог связать эту элегантную женщину из поместья с тем, как старый сплетник в «Тре-шерз» описывал Фрайарз-Парк.

Я мысленно решил как бы невзначай расспросить о ней Мартина и желательно Хокинса, как только это станет возможным. Я хотел задать все вопросы трактирщику сразу после того, как гостья уйдет, но она, кажется, не спешила.

— Вы впервые в этих местах? — продолжала она тем же мягким, нежным голосом, настойчиво пробуждающим воспоминания о событиях в моем коттедже.

Она опять села на диван, не оставляя мне выбора: теперь я мог занять только тот единственный стул, которым могла похвастать кофейная. Нельзя было не заметить, что, хотя леди и называла меня мистером Аддисоном, сама она предпочла не представляться. Более того, все это время посетительница держалась спиной к окну.

— Впервые, — ответил я, — но успел убедиться, что здесь много любопытного.

— Фрайарз-Парк чрезвычайно понравится вам, — заверила она. — Раньше в этом месте располагался один из самых старых и крупных монастырей юга Англии. И некоторые части дома, к примеру, часовня или западная башня, кажется, видимая отсюда, сохранились от первоначальной застройки.

Она откровенно старалась увлечь меня; понимая, что если она и вправду та, за кого себя выдает, то есть подруга леди Каверли, мое равнодушие выглядело бы неучтиво, и я в свою очередь попытался выказать разумную заинтересованность в старом монастырском здании.

Я не жалею, что так поступил. Полагаю, мне еще не доводилось сталкиваться с сухими историческими фактами, столь привлекательно представленными. Осведомленность об этом древнем монашеском уголке Англии, продемонстрированная моей незнакомкой, воистину поражала. Оказалось, что род Каверли играл видную роль в истории страны еще в туманные англо-саксонские дни. И сцены, возникшие в моем воображении при первом взгляде на удивительно дикий пейзаж между деревней и далеким поместьем, обрели краски и правду настоящей жизни. Эта женщина, казалось, знала едва ли не все важные подробности о каждом Каверли со времен Кнуда[22] и о деяниях всех настоятелей, когда-либо главенствовавших в Круа-де-Лис.

Я слушал с нарастающим изумлением, завороженный широтой кругозора этой необыкновенной женщины, а также ее хрипловатым мелодичным голосом; наконец она осознала, что прошло уже немало времени, и внезапно встала, смеясь, а ее смех вновь разбудил мою память.

— Какая я глупая, мистер Аддисон! — сказала она. — Вы, конечно, подумали, что я весьма эксцентричная особа: сижу здесь и играю в местного экскурсовода.

Пока она говорила, на улице послышался шум. Сначала раздались тяжелые шаги — это к двери трактира подошел человек, а затем голоса:

— Мартин!

— Обождите минутку, пожалуйста.

Это был доктор Дамар Гриф!

Если звук его голоса лишь заставил меня вздрогнуть, воздействие его на мою гостью было совсем невероятным. Она быстро шагнула ко мне и схватила за предплечье удивительно тонкой рукой, обтянутой перчаткой. Только теперь, увидев ее так близко, я понял, что она даже выше, чем я предполагал, то есть почти одного со мной роста. Ее стремительные и ловкие движения были исполнены неописуемой, в чем-то сверхъестественной грации, сравнимой — и эта мысль внезапно показалась мне отвратительной — с кошачьей.

— О, мистер Аддисон, — произнесла она, придвинувшись так близко, что я чувствовал ее дыхание на своей щеке, — я боюсь этого человека, как иные боятся змей. Прошу вас об одолжении. Вижу, что в этой комнате две двери, а у меня имеются особые причины его избегать. Не знаю, куда ведет вторая дверь, но, конечно же, сумею найти выход.

Она сильнее сжала мою руку.

— Смею ли я вас просить, — умоляюще добавила она, — если это возможно, скрыть от него, что я сюда приходила?

— Но Мартину известно, что вы были здесь, — возразил я, весьма взволнованный столь неожиданным поворотом дел, — да и тот человек, что сидел снаружи на лавке, должен был вас заметить.

— Он не видел, — быстро заверила она, — а Мартин не знает, кто я.

У меня чуть было не вырвалось, что я тоже не знаю, но она опередила меня, взмолившись:

— Пожалуйста, вам это несложно, но очень важно для меня.

И тотчас, не дожидаясь ответа, она повернулась и скрылась за низкой дверцей, которая, как выяснилось, вела в кладовую трактира, откуда можно было попасть в огород.

Я слышал, как трактирщик Мартин разговаривает с евразийцем в коридоре, недалеко от кофейной, но не успел я открыть дверь, как раздался настойчивый стук, дверь распахнулась и в комнату вошел доктор Дамар Гриф.

Несмотря на утренний час, сильно припекало, однако он был в теплом черном пальто, а на голове красовалась широкополая фетровая шляпа, и ее чернота поразительно контрастировала с его седыми волосами. Помнится, высокий рост женщины удивил меня, но доктор был так долговяз, что был вынужден пригнуться, проходя внутрь.

— А! — воскликнул он и прищурился, вглядываясь в полутьму. — Если не ошибаюсь, мистер Аддисон?

— К вашим услугам, доктор Гриф, — ответил я.

— Я правильно понял, что здесь была моя племянница?

— Ваша племянница! — с неподдельным удивлением повторил я.

— Именно.

В его голосе вновь слышалось высокомерие, давеча задевшее меня; и даже если бы у меня не было причин для дерзости, кроме личной неприязни, я бы ответил ему отнюдь не миролюбиво.

— Я не знал, — продолжал доктор высоким и резким голосом, — что вы знакомы. Будьте добры объясниться.

Он продолжал обшаривать комнату подозрительным взглядом.

— Сообщаю вам, что мы с ней не знакомы! — сказал я. — Но если бы и были, не понимаю, как это вас касается.

— Вы грубиян, сэр! — взорвался он и наклонил ко мне перекошенное свирепой злобой хищное лицо.

— Жаль, что вам так кажется, — уже равнодушно произнес я: поведение евразийца теперь виделось мне не просто досадным, но сумасшедшим. — Я бы ни за что не стал намеренно провоцировать больного человека, а ваш тон и манера общения однозначно указывают, что у вас жар.

Он на секунду застыл, склонившись в мою сторону и словно готовясь броситься на меня, затем воскликнул:

— Ох, да! Вы правы, мистер Аддисон. Я столько прожил в одиночестве, что мои манеры, боюсь, стали резковаты. Не придавайте этому значения. Итак, она ушла?

— Если вы о даме, навестившей меня полчаса назад, то да, ушла.

Он распрямился и встал передо мной — великан в маленькой комнате, огромный, костлявый.

— Ага! И это была не моя племянница?