Тарзаров выпрямился, будучи застигнут врасплох.

— Что?

Грызлов улыбнулся.

— Неужели все-таки лед тронулся? — Усмехнулся он. — Не волнуйтесь, Сергей. Я не спустил эти винтовки и документы в унитаз и не сжег все это. Я просто отправил доказательства туда, где они смогут нанести нашим врагам наибольший ущерб.

Тарзаров медленно выдохнул. Возможно, президент России обнаружил, что мог приводить своих подчиненных в ступор юмором с той же эффективностью, что и своими граничащими с умственной неполноценностью приступами ярости? Возможно, устало подумал он. Откинувшись на спинку кресла, он попытался придать себе более расслабленный вид.

— Могу я спросить, куда именно, господин президент?

— В Женеву, — просто ответил Грызлов.

Резиденция ООН в Женеве, Дворец Наций, была известна открывавшимися видами на Женевское озеро и заснеженные пики французских Альп, язвительно подумала министр иностранных дел Дарья Титенева. К сожалению, эти захватывающие виды предназначались только для туристов. Работа дипломатов была привязана к набору душных кабинетов и конференц-залов.

В переговорах этим утром с миниатюрной американской госсекретарем Карен Грейсон ничего особенного не было. Вместе с соответствующими помощниками, а также наблюдателями от Польши и других стран НАТО, они собрались в зале совета дворца. Расшитые золотом шторы занавешивали окна во всю стену, оставляя ее в зале, который зеленый ковер, зеленые кожаные кресла и белые мраморные стены давили на нее, делая это место похожим на кабинет директора перегруженного похоронного бюро, чем на место проведения серьезных переговоров. Золотые и светло-коричные фрески, демонстрировавший якобы прогресс человечества через технологии, здоровье, свободу и мир не могли разрядить обстановку. Еще одна замечательная ирония заключалась в том, что эти фрески, выполненные каталонским художником Хосе Марией Сертом, были переданы предшественнице ООН, Лице Наций, жестоко ею нелюбимым испанским правительством в мае 1936, всего за несколько недель до того, как испанская гражданская война разорвала Испанию на части.

Возможно, холодно подумала она, была правда в старой поговорке, что дипломатические встречи начинались тогда, когда подлинные мир и справедливость намеревались умереть.

По крайней мере, на данный момент Титенева и ее американская коллега были заняты процессом убийства в относительно приватной обстановке. Галерея на втором этаже с видом на зал была закрыта. Ни одна из сторон, участвовавших в переговорах, ни была готова делать детали достоянием общественности.

То есть, до этого момента, подумала она, прочитав короткий шифрованный текст на своем планшете. Повернувшись к своему ближайшему помощнику, она прошептала:

— Пора, Миша.

Тот кивнул, незаметно поднялся и тихо вышел.

Титенева откинулась, делая вид, что внимательно слушает американского госсекретаря. Миниатюрная женщина пустилась в очередную серию жалких заявлений на тему непричастности ее страны или НАТО к террористическим атакам, направленным против России и ее интересов. Судя по болезненному выражению старшего представителя Польши, министра иностранных дел Анджея Ванека, он находил речь Грейсон столь же наивной и от этого чувствовал себя столь же неловко.

Как и должно, холодно подумала Титенева.

— Как вы все знаете, президент Барбо дала мне указание передать ее глубокие соболезнования по поводу гибели русских людей, — сказал американский госсекретарь. — Такие акты терроризма искренне осуждаются и всегда должны искренне осуждаться любой цивилизованной нацией.

Господи, подумала Титенева. Эта так называемая дипломат действительно пыталась выразить свою искренность, проговаривая каждое слово медленно и четко, словно ее слушатели были глухими или умственно-отсталыми детьми? Была ли она на самом деле настолько глупа? Или настолько неопытна?

— По этой причине мое правительство вновь выражает абсолютную уверенность в том, что ни мы, ни какое-либо союзное нам правительство каким-либо образом поддерживали тех, кто совершил эти нападения, — продолжила Грейсон. — Мы выражаем твердую приверженность этому мнению, несмотря на столь же твердое и последовательное осуждение незаконной российской оккупации восточной Украины…

Внезапное взволнованное движение и шум из галереи посетителей над ними заставил Карен Грейсон резко со смущением остановиться на гребне риторической волны. Она в явном ошеломлении повернулась, увидев целую толпу журналистов и корреспондентов, вливающуюся на галерею.

— Что такое?… — Начала она, поспешно выключая микрофон и наклонилась, отчаянно шепча что-то одному из своих помощников.

Дарья Титенева с усилием заставила себя воздержаться от триумфальной улыбки. Она поднялась со своего места и поправила собственный микрофон.

— Прошу прощения, госпожа государственный секретарь, — мягко сказала она. — Я очень сожалею о том, что оказалось необходимо нарушить обычный протокол, но я только что получила из Москвы известия, которые не могут и не должны храниться в тайне от тех, кто действительно заинтересован в мире! — Она махнула рукой в сторону галереи. — Именно по этой и только по этой причине, Россия пригласила представителей международных средств массовой информации быть мне свидетелями.

Когда загорелись лампы операторов, заливая зал своим светом, Титенева махнула рукой в сторону больших бронзовых дверей, уже начавших открываться. Она повысила голос, привлекая внимание американки.

— Уже много дней наши американские друзья и их польские… марионетки… опровергали причастность к нападениями на наши страну и наших людей. Уже много дней они заявляли о своей невиновности и заверяли нас в доброй воле по отношению к России. — Ее лицо закалилось. — Уже много дней они лгали всем нам.

Потрясенная Карен Грейсон вскочила на ноги, уставившись с кроткой угодливостью, которая, как она, очевидно, думала, соответствовала ее новой роли дипломата. — Это не верно, госпожа министр иностранных дел, — отрезала она. — Мое правительство говорило правду. И ничего, кроме правды!

Титенева тонко улыбнулась. Она пожала плечами, словно готовая с барской щедростью пойти на компромисс.

— Возможно, — сказала она, пряча кинжал в ножны. — Но тогда вы, американцы, также были обмануты. Обмануты теми, кто провозгласил себя вашими друзьями и преданными союзниками. Глупым и агрессивным правительством Польши!

В зал вошли несколько сотрудников российского посольства, несущие открытые ящики, полные автоматов и другого оружия. Шум на галерее усилился экспоненциально, журналисты и операторы подались через перила, чтобы лучше все рассмотреть, непрерывно и искренне повествуя всему миру о том, что они видели.

— Вчера вечером, террористы атаковали российских солдат и летчиков на Украине, — продолжила Титенева. — Эти преступники намеревались сорвать обыденные полеты, которые доказали важное значение для обеспечения мира и безопасности в нашей Зоне Охраны. Но их подлая атака была успешно отбита! И, в результате этого, мужчины и женщины из наших храбрых вооруженных силы смогли впервые получить доказательства связей этих убийц и террористов с иностранным государством.

Американская госсекретарь опять попыталась что-то вставить, но Дарья Титенева снова оборвала ее.

— В этом не может быть никаких сомнений! Ничего, чему нельзя не поверить. В ящиках, которые вы видите, находится оружие и военное имущество американского производства. Оружие и имущество, проданное Польше — якобы для использования ее так называемыми Силами специального назначения. Вместо этого, это вооружение было передано террористам, использовавшим его, чтобы убивать невиновных, русских и русскоязычных украинцев.

Шум, исходивший от собравшихся на галерее репортеров, усилился еще больше, заглушая речь обычной громкости.

Титенева терпеливо подождала, пока шум немного спадет, прежде, чем продолжить. — То, что безумные лидеры в Варшаве сделали это, уже достаточно серьезно, — жестко сказала она. — Поставки вооружений террористам являются актом войны. — Она покачала головой. — Но это еще не все, что сделали против России эти безрассудные личности.