— Нужно ударить по убежищу террористов быстро и жестко, — подчеркнул Пелевин. — Если они еще не поняли, что их убитый попал в наши руки, мы могли бы застать их там.

Один из лейтенантов поднял бровь.

— А если террористы расставили там мины?

— Тогда это будет очень плохой день для Пелевинской бабы, — проворчал капитан. — Ты первый, Юрий.

Лейтенант тонко улыбнулся.

— В таком случае, беру свои слова обратно.

— Поздно, — сказал ему Пелевин. — Но не переживай, я буду рядом. — Он взглянул на часы со светящимися стрелками. — Выводите людей на позиции, джентльмены. У вас пять минут.

Тихо и осторожно, хорошо подготовленные российские спецназовцы охватили темный дом со всех сторон, двигаясь по небольшим огородами и перелезая через ветхие заборы. Они двигались парами, один постоянно прикрывал другого, пока тот двигался.

Еще до истечения назначенных Пелевиным пяти минут он и его люди были готовы. Штурмовые группы расположились у переднего и заднего выхода, снайперы взяли под наблюдение окна.

Капитан глубоко вздохнул и плавно выдохнул, замедляя бешено колотящийся пульс. Он нажал кнопку рации.

— Один. Два. Три. Vkhodi! — Приказал он.

Один из спецназовцев выбил дверь кувалдой и отпрянул, позволяя другим бросить в проем светошумовые гранаты. Еще до того как прошли шум в ушах и головокружительный калейдоскоп вспышек в глазах прошли, российские спецназовцы ворвались в дом с оружием наготове.

Дом был пуст.

Нахмурившись, Пелевин начал ждать, пока его люди обыщут ящики и шкафы. Пока что все указывало на то, что те, кто проживал в этом доме, бросили его в страшной спешке. На кухне осталась грязная посуда с остатками еды. Чемоданы, собранные наполовину. Неубранные кровати, грязные следы на полу. Но никакого оружия. И, что еще хуже, никаких бумаг или других документов, которые позволили бы опознать террористов.

— Капитан! — Крикнул один из его людей со двора. — Вам нужно взглянуть на это!

Несколько минут спустя, Пелевин оказался в тускло освещенном погребе прямо под домом. Стены были выложены шлакоблоками, но пол был земляным. Сделан он был явно для хранения овощей, подумал он. Но теперь это было нечто совершенно иное.

Это был склад оружия.

У дальней стены стояли несколько автоматов. Он взял один и осмотрел. Это был американский карабин М4А1. Другие тоже. В открытом ящике находились магазины к ним и патроны калибром 5,56. Другие ящики были полны гранат различных типов, в том числе польских RGZ-89. В углу под камуфляжной сеткой он обнаружил полевую рацию SINCGARS американского производства.

Снова сильно нахмурившись, Пелевин повернулся к лестнице. Это было выше его уровня знаний. Нужно было вызывать следственную группу ГРУ. Возможно, они смогут определить, откуда террористы добыли всю эту передовую военную технику.

Но что-то блеснуло на земляном полу и привлекло его внимание. Он опустился на колени. Кто-то уронил пластиковую карточку, наполовину втоптав ее в землю грязным ботинком.

Офицер спецназа осторожно поднял карту с земли и внимательно рассмотрел ее под светом фонарика. Это было некое удостоверение. И лицо на фотографии было ему знакомым. Он резко выдохнул от удивления, вспомнив, где видел этого человека.

Покрывшись потом, Пелевин взглянул на имя и звание, указанные на карточке.

Матерь божья, подумал он, бледнея. Террорист, убитый при нападении на занятый российскими силами конотопский аэродром, был капитаном самого элитного подразделения специального назначения Польши?

Все еще в шоке, Пелевин вскарабкался по лестнице и схватил своего радиста.

— Соедини меня с генералом Зарубиным! Сейчас же! Скажи, что это срочно!

Сергей Тарзаров вошел в кабинет президента Геннадия Грызлова все той же неторопливой походкой, хорошо служившей ему в течение десятилетий, проведенных на верхних эшелонах российской власти. Долгий опыт научил его важности невозмутимого внешнего вида перед лицом любого кризиса. Его почти противоестественное спокойствие было испытанным средством ободрения подчиненных, успокоения начальства, и нервирования врагов.

Однако внутри, в своем усталом разуме, куда никто не мог проникнуть, Тарзаров ощущал себя толстым упитанным кроликом, внезапно приглашенным на обед с голодным тигром. Новости о теракте на авиабазе в Конотопе, судя по всему, грозили спровоцировать Геннадия Грызлова на еще одну разрушительную волну ярости, которые Тарзаров находил одновременно ужасными и утомительными. Всех знавших этого молодого человека за фасадом внешнего блеска и харизмы, эти истерики, достойные избалованного двухлетнего испорченного ребенка, сводили с ума. И, конечно же, выбирали у начальника его штаба все запасы терпения.

Он остановился у дверей. Иван Уланов, личный секретарь президента, имел осунувшийся вид и мутный взгляд, но не более того. Это был добрый знак, подумал Тарзаров. В не столь отдаленном прошлом, Грызлов имел обыкновение физически изливать гнев на беззащитных подчиненных — иногда вынуждая их обращаться в закрытие частные медицинские клиники для неотложной помощи.

— Вас ожидают немедленно, сэр, — устало сказал Уланов. — Президента только что проинформировал за защищенной линии генерал Зарубин.

Тарзаров кивнул. Он уже видел сводку по доказательствам, обнаруженным подразделением спецназа, приданным мотострелковой бригаде Зарубина. Его все еще поражал, что поляки оказались настолько глупы, чтобы прямо напасть на Россию, не говоря уже о том, чтобы попасться с поличным. И все же обличительные факты не оставляли никакого другого реального объяснения. Возможно, Петр Вильк не был настолько умен, насколько казался. Или же, находился в большей панике от российской оккупации восточной Украины, чем кто-либо догадывался. Тарзаров поднял бровь.

— И что же с мебелью в кабинете президента?

— Пока что все в порядке, — сказал с кривой улыбкой Уланов.

Тарзаров подавил внезапное, шедшее в полный разрез с его характером желание присвистнуть от удивления. На мгновение он подумал, что не знает, что его беспокоило больше — нетипичная демонстрация Грызловым самоконтроля или возможность того, что тот просто ждал подходящей аудитории для нового концерта.

Все еще озадаченный, он вошел в кабинет.

Грызлов поднялся из-за стола и коротко кивнул.

— Доброе утро, Сергей. Садитесь.

Тарзаров сделал, как ему было сказано, осторожно опустившись в кресло напротив президента[40].

— Да, господин президент?

— Вы должны организовать встречу совета безопасности в полном составе, — сказал Грызлов. — Сегодня в полдень.

— С целью обсудить обнаруженное нашими силами в Конотопе? — Уточнил Тарзаров.

— Вам когда-нибудь надоест пользоваться такими сухими бюрократическими эвфемизмами, Сергей? — Спросил президент с тонкой улыбкой без всякого ощущения юмора. — Давайте говорить прямо и по существу. Наш совет национальной безопасности должен собраться, чтобы определить ответ на четкое, прямое и неопровержимое доказательство предательской агрессии Польши простив нашей Родины и ее граждан. Обсуждать что-либо еще не будет никакой нужды. И желания.

Тарзаров кивнул, признавая его точку зрения.

— Да, господин президент, — он посмотрел на электронные часы на столе Грызлова. — Мне нужно время, чтобы захваченное орудие и документы польского спецназа доставили сюда для более тщательного изучения.

Грызлов покачал головой.

— В этом также нет необходимости, — поджал он плечами. — Или, если на то пошло, нет возможности. Я уже избавился от этих доказательств.