– Ты,– Изгой ультимативно хлопнул Пашку по плечу, от чего тот покачнулся и чуть не упал,– веди меня туда, где наши вещи сложены…
– Вы, вы… – бледнея и заикаясь, начал стажер, едва ворочая одеревенелым от ужаса языком,– меня убьете?
– А что, нужно? – саркастично усмехнулся Рейн, наклоняясь к парню и заглядывая в его панически выпученные глаза.– Полагаю, это уже лишнее, ведь вам все равно никто не поверит. Я просто заберу свою собственность и спокойно уйду. Договорились?
Павел поспешно закивал, мелко крестя себе пуп судорожно подрагивающей рукой, но чужак заметил этот облегченный жест и гортанно хохотнул, а затем схватил санитара за шиворот и доходчиво подтолкнул к двери, требуя не тянуть время.
– А если у тебя с дикцией проблемы,– насмешливо посоветовал он,– то почаще заходи в аптеку и спрашивай циклопентапергидрофенантрен… Вот тогда все твое косноязычие как рукой снимет, гарантирую!
Стараясь сдержать брезгливость, Рейн копался в груде рваной одежды, сваленной на полу небольшого подсобного помещения. Он с радостью констатировал – его любимые сапоги и щегольской белый плащ не пострадали ничуть, а вот брюки и залитую засохшей кровью рубашку требуется поменять при первом же удобном случае. Но пока сойдут и эти. Он оделся и разыскал одежду Евы.
– Теперь оружие, драгоценности и личные вещи! – холодно потребовал Изгой, выразительно прищуривая глаза.– Быстро!
Второго намека не потребовалось. Шустро перебирая полусогнутыми от услужливости ногами, Паша привел беловолосого гиганта в комнату, таящую в себе маленький сейф. Здесь складировалась вся доставшаяся моргу добыча. Рейн извлек из груды неправедно присвоенного нечистыми на руку санитарами добра свой меч, пистолет, документы и пачку денег, а также отцовские золотые часы, фамильный перстень и серьги Евы. Но того, что он искал столь тщательно, здесь не оказалось…
– Мне нужна еще одна вещь.– Рейн демонстративно передернул затвор пистолета.– Самая ценная… – Он не знал, на что именно должна быть похожа та штука, но ощущал ее присутствие всем своим телом.
– Забирайте, ради Христа,– робко проблеял Паша,– все забирайте, только уходите… – Он порылся в сейфе, открывая еще одну внутреннюю дверцу, и протянул Рейну странный предмет, имевший форму золотого египетского жука-скарабея, спина которого была инкрустирована крупным светло-зеленым изумрудом. Изгой бережно принял амулет в подставленную чашечкой ладонь и чуть не выронил его на пол, словно молнией пронзенный идущей от скарабея энергией – странной, но мощной.
«Гнев Аримана! – беззвучно ругнулся он, восхищенно разглядывая реликвию.– Такую вещь мог дать Рихарду лишь кто-то из жрецов бога Митры. Именно она действует на меня, как сонное зелье, лишая скорости и способности сопротивляться. Да это же частица антиматерии, заключенная в драгоценный камень, настоящая «черная дыра», аннигилирующая любое электромагнитное поле. Кажется, он настоящий мерзавец, этот разбудивший меня Следящий! Истинный предатель – не чета мне! Подумать только, жрец отправил меня на поиски чаладаньи и тут же подстраховался, вручив ликантропам то единственное, способное победить меня оружие. Он предусмотрел все, но, к счастью, мне повезло немного больше, чем Рихарду. Откуда же взялось подобное чудо.– Он осторожно повертел скарабея в пальцах, хотя его рука почти онемела от источаемого артефактом холода.– Практически полностью нейтрализует мое силовое поле, парализуя мои нервные окончания. Вероятнее всего, сия вещь имеет неземное происхождение и принесена Ормуздом и Ариманом с их далекой родины. Где же хранилась она столько веков, прошедших мимо нас,– в Египте или в Атлантиде, так и не сумев изменить судьбы великих, но все же павших государств?.. Возможно, она нам еще пригодится…»
– Мне нужен защитный сосуд,– потребовал Рейн,– сильный диэлектрик, для этой вещи…
Павел понимающе кивнул:
– Вот.– Он извлек из соседнего стола маленький стальной ящичек,– контейнер для перевозки трансплантатов. Железо, эбонит, а внутри – латексная подкладка…
Изгой милостиво улыбнулся. Скарабей идеально уместился в контейнер, а закрыв расположенную на крышке ящичка защелку, Рейн уже нисколько не чувствовал губительного воздействия амулета. Он убрал контейнер во внутренний карман плаща и требовательно воззрился на вымотанного впечатлениями стажера:
– И последнее – где находится госпожа Ева?
– Госпожа? – Пашка недоуменно пожал плечами.– А кто она?
– Высокая, темноглазая, светловолосая,– терпеливо описывал Изгой.– Моя благородная чаладанья. Где?..
– Та самая мертвая красавица? О черт! – Павел подпрыгнул и догадливо хлопнул себя по лбу.– Как же я мог забыть?! Пока мы тут прохлаждаемся… страшно подумать, что с ней могли сделать…
– О чем ты? – Рейн непонимающе нахмурился.– Что может с ней случиться?
– Ну… – Павел смущенно кашлянул и, будучи не в силах вымолвить неприличное слово, на пальцах воспроизвел некое омерзительное и скабрезное действие, означающее акт плотской близости между мужчиной и женщиной, правда, при том мало надеясь, что оживший гигант поймет его точно!..
Но Изгой понял. Его лицо страшно исказилось, принимая вид кровожадной гримасы жаждущего расправы убийцы, а губы приподнялись, обнажая хищно оскаленные зубы…
– Где,– прорычал он,– где она? – В воздухе повеяло свежим дуновением озона, а по волосам опешившего человека побежали синие искры электрических разрядов.
Павел охнул и попятился…
– Где она? – повторил беловолосый, взбешенно саданув кулаком по стене, мгновенно покрывшейся толстым налетом серебристой изморози.– Веди меня к ней!
И такая нечеловеческая злоба отразилась в его бесцветных глазах, что Пашка сейчас же, не чуя под собой ног, пулей рванул вперед по коридору, осознав – по следам за ним идет сама смерть, беспощадная, неумолимая и неотвратимая…
Мне казалось, будто я – сплю. Я не могла пошевелить ни рукой ни ногой, но при этом отчетливо понимала все происходящее возле меня. Я помнила боль от удара по голове и сменившую ее темноту, а затем немного отвлеченно, как бы со стороны наблюдая за своим телом, следила: вот надо мной суетится молодой врач, вот меня везут в машине и выгружают во дворе темного дома. Вот меня заносят в какую-то комнату, раздевают и укладывают на стол, прикрыв грязной простыней. А мне холодно, одиноко и тоскливо, хотя почему-то совсем не страшно… Но я быстро засыпаю, ощущая странный зуд в разбитой голове и жжение в области груди, причиняющие мне скорее неудобство, чем страдание. И мне хорошо, мне совсем не хочется просыпаться…
Мысли об очаровательной покойнице не покидали Геннадия ни на минуту. Закончив некогда, в отдаленном прошлом, два курса медицинского училища, он считал себя намного образованнее своих закадычных собутыльников и соучастников – Васьки с Ванькой, а посему являлся признанным лидером их маленькой шайки. Необременительная работа в морге, не требовавшая от исполнителей ничего, кроме физической выносливости и крепких нервов, приносила неплохой доход, позволяя жить в относительном достатке. С учетом незаконно экспроприированного у покойников имущества, средств Геннадию хватало не только на ломоть белой булки и кусок «докторской» колбасы – скопив денежек, он купил небольшую однокомнатную квартирку, расположенную в удобной близости к месту работы. Он действительно любил не какую-нибудь другую, а именно «докторскую» колбасу, усматривая в этом некую извращенную насмешку над своей крайне специфической профессией, а также водку, папиросы «Беломорканал» и красивых женщин. Самая бессмысленная вещь в мире – это реклама водки.
В отличие от своих практически не просыхающих друганов пил Геннадий не много, точнее, весьма умеренно, нахватанными по вершкам основами медицинских познаний убеждая себя в том, что спиртное не только не вредно, но даже полезно для здоровья – дескать, выводит оно из организма шлаки всякие и тяжелые металлы. А в то, что от водки можно умереть или деградировать, санитар не верил принципиально, чего бы там ни утверждал демонстративно игнорируемый им Минздрав. Васька и Ванька не в счет, они дебилы от рождения. А читая надписи на похоронных венках, привозимых к моргу скорбящими по усопшим родственниками, Геннадий лишь еще больше укрепился в своем бесхитростном убеждении, ибо предназначенные для умерших траурные ленты утверждали: «От жены», «От коллег», «От любящей тещи». Вот и выходило: «от водки» – еще никто и никогда не умирал. От чего и от кого угодно – да, но только не от нее, родимой!
