Литмир - Электронная Библиотека

— Старые как мир насмешки. Одно и то же раз за разом.

Закрепив рулевое весло, Торстен наконец смог ненадолго отлучиться со своего поста. Он подошел к гребцам, разминая руки.

— Хочешь присоединиться к ним? — окликнула его Бергдис.

— А ты хочешь, чтобы тебя ощипали? Как твоя рука, Сольвейг?

Девушка ответила, работая веслом:

— Женщины редко жалуются.

Пятеро мужчин заулюлюкали.

— Сольвейг права, — заметила Эдит.

Бергдис подняла голову:

— Вы, мужики, думаете, было бы лучше, если б женщины походили на вас. А мы знаем, сколь проще была бы жизнь, если б это вы были на нас похожи.

Рыжий Оттар повернулся на скамейке:

— Ты, кривозубая горластая карга! И что нам такого сделать, чтобы стать на тебя похожими? Если ты забыла, это я ваш шкипер.

— Да-да, без тебя мы бы все заплутали в море, — насмешливо отозвалась Бергдис. А затем добавила, понизив голос: — Ох, начиню я тебя, Оттар, как курицу к праздничному обеду!

— Да ты же завидуешь, Бергдис, а? — вторя капитану, вмешался Вигот. — Завидуешь мужчинам. Завидуешь молодости.

— Я такая, какая есть, — пробормотала та.

И вот опять заработали весла, если и не в согласии, то хотя бы одновременно.

Торстен стоял прямо перед Сольвейг. Он нагнулся к Бруни:

— У тебя есть жена, правда?

Он не ответил.

— Жена есть, а?

— В каждом порту.

— А дома, в Исландии?

— Да, есть, — сдержанно отозвался гребец.

— Небось норвежка?

Бруни отбросил весло.

— Кто тебе сказал? — спросил он и встал прямо перед Торстеном, со злобой всматриваясь в его лицо.

Кормчий выдержал взгляд, не мигая, и мрачно промолвил:

— Я так и думал. — Затем резко повернулся, пошел на корму и отвязал рулевое весло.

Сольвейг была сбита с толку. Почему они враждуют?

Перед закатом Рыжий Оттар подошел к стоявшему у руля Торстену:

— Как насчет вон того взморья?

Торстен пригляделся:

— Думаю, сойдет. Вода там мелкая и берег песчаный.

Рыжий Оттар погладил планшир и приказал кормчему:

— Веди осторожно.

Шкипер выкликнул Барда с Бритой:

— Трюм затоплен. Как только причалим, начинайте выгребать воду. Понятно?

Дети ответили, что поняли.

— Заслужите-ка свой ужин, — добавил Оттар.

Ночь выдалась холодная. Звезды мерцали, и команда устроилась спать под парусом, натянув на себя шкуры и меха.

На рассвете, сразу после завтрака (состоял он из вареной сельди и куска хлеба), снова отправились в путь и весь день плыли вверх по Неве — то под парусом, то на веслах, — пока наконец не попали на озеро, столь огромное, что конца и края ему не было видно. Вечером им снова пришлось вытаскивать судно на берег.

Ложась спать, Сольвейг услышала вой волков.

— Гардарики, — объяснил ей Вигот.

Сольвейг выглядела озадаченной.

— Волки страны Гардарики, — пояснил юноша.

Она обхватила себя руками.

Вигот пристально ее разглядывал.

— Если хочешь, — предложил он, — можешь устроиться под моей шкурой.

Сольвейг выдвинула подбородок:

— С волками и то безопасней.

На следующий день Рыжий Оттар с командой держались вдоль берега, пока не вышли к широкому руслу.

— Почти прибыли, — прокричал Торстен. — Осталось два часа.

— Два часа! — вскричал Вигот, оборачиваясь к Сольвейг. — Всего два часа — и мы в Ладоге. Я покажу тебе все! Земляной город. Крепость. Лучший рынок на всем Восточном пути.

— Если не считать Киева, — возразил Торстен.

— Киев, — повторил Рыжий Оттар, наслаждаясь звучанием слова.

— Но на реке нам потребуется проводник, — сообщил ему кормчий. — Я незнаком с ее изгибами, поворотами и отмелями, к тому же…

Шкипер поднял правую руку, давая ему знак замолчать:

— Мы бы не добрались сюда без хорошего кормчего. Ты оказал нам честь, Торстен.

— Благодари Эгира и Ран, — ответил тот. — И духи всех утонувших.

— Нет, я благодарю тебя, — настаивал Оттар. — Все из нас одарены разными умениями, но некоторые дары полезнее прочих.

После заката, в час, когда все — земля и вода, мысли и чувства — полно неопределенности и загадок, Рыжий Оттар с командой тихо гребли по широкому руслу, ведущему с озера на пристань Ладоги. Они поели, не спускаясь с корабля, и во время еды Рыжий Оттар рассказывал им о правителе родом из шведов, что живет в городе, и о тамошних жителях.

Шкипер пребывал в таком веселом расположении духа, что даже взъерошил золотистые волосы Сольвейг.

— Ладога, — промолвил он. — Ладога, где начинается страна Гардарики. Так что скажешь, какая часть путешествия самая лучшая? Начало, середина или конец?

Всхлипывал и свистел ветер, дергая корабль за снасти.

Сольвейг лежала между Бергдис и Одиндисой. Обе женщины спали. Она смотрела на парус, который растянули между планширами так, что получилась самодельная палатка.

Она протянула руку и провела по ткани подушечками пальцев. Хорошая ткань. Еще бы. Ей и нужно быть такой, словно жена, которая терпит угрозы и побои. Но плетение кое-где уже начало протираться. И поглядите-ка, соленый ветер грыз этот кусочек и чуть не унес его с собой.

Сольвейг подняла голову и заглянула в один из глазков, проделанных ветром: снаружи бежали розовые ленты пушистых облаков да низко пронеслась стайка прибрежных птиц.

«Мой любимый час, — подумала она. — Безвременье, в котором застыли столетия…

В Ладоге правит швед… Так сказал Рыжий Оттар. Но не объяснил, почему так случилось. Все эти имена, названия — я в них запуталась. Тут виновен и эль… — Сольвейг прищурилась и ощутила стук в висках. — По-моему, он сказал, что сейчас здесь правит уже седьмое поколение шведских ярлов. Получается, со времен моей прапрапрапрапра… нет, мне этого не сосчитать. Но я помню имя первого ярла. Рюрик. Так сказал Рыжий Оттар…»

Время шло. Кто знает, сколько его успело пробежать? И вот Сольвейг услышала пение. Не завывание ветра, а мелодичный высокий голос:

Выкует мороз оковы, и огонь поглотит угли,
Затвердеет зимний лед, мосты из хрусталя
воздвигнет.
Хлад не даст взойти посевам…

«Кто же это? — недоумевала Сольвейг. — Голос у нее, как у снежной девы. Или у одного из воздушных духов».

Но Христос-освободитель разобьет зимы оковы,
Снег сойдет с полей, и снова в мир наш радость
возвратится.
Летний день с палящим солнцем реку выведут
из плена…

«Христос. Она поет о Христе? — Сольвейг снова сощурилась. Это ведь неправильно! Погоду нам творят Фрейр и Фрейя».

Но вот снова зазвучала песня, и только потом девушка поняла, что пела ее Эдит.

— Ты поешь, как бесплотный дух, — сказала ей Сольвейг.

— Этот голос дал мне Бог, — ответила она, поджав прелестные губки.

— Ты пела какое-то заклинание? Призывала хорошую погоду?

Эдит кивнула:

— Да, что-то вроде. Это песнь надежды.

Сольвейг распахнула глаза:

— Ты же учила меня ожидать худшего!

— Это не значит, что нельзя надеяться.

— Мне кажется, надежда похожа на… на открытую дверь. Она позволяет хорошему войти в нашу жизнь.

Снова кивок.

— Но на самом деле, — добавила Эдит, — песня не очень-то обнадеживает.

— Она о хорошей погоде?

— Нет, о мужчинах и женщинах. О жене из племени фризов.

— Из племени в ризах?

Эдит рассмеялась:

— Нет, о жене из Фрисландии.

— Это где?

— К югу от земли данов. Ниже по побережью. Жена ждет своего мужа из морского похода, и в песне говорится, что женщины непостоянны и вероломны.

— Но это же неправда! — возразила Сольвейг. — Они не похожи на мужчин!

— Поэтому я поменяла слова, — с улыбкой ответила Эдит.

16
{"b":"544813","o":1}