Девочка знала, что ночная работа не пойдет тетушке на пользу, ибо ее зрение с каждым днем становилось все слабее и слабее. К тому же мисс Дарнли страдала мучительными головными болями. Временами она с трудом могла продолжать свое бесконечное шитье. Бедная тетушка! Ведь на ней одной держалась вся семья, состоящая из нее самой и Шарлотты, сироты-племянницы. Совсем недавно к ним присоединился единственный недавно овдовевший брат тети Джем, Альберт. Одно время он жил неплохо, вел довольно доходное дело, однако оно потерпело крах в связи с кончиной его жены, ибо она была единственной преградой между ним и его пагубным пристрастием к горячительным напиткам. После ее смерти дядя Альберт совсем опустился, залез в долги и был вынужден продать свое дело, чтобы рассчитаться с кредиторами. У него остались средства лишь на то, чтобы давать своей сестре Джемайме десять шиллингов в неделю на стол и кров, что хоть как-то поддерживало его в этой жизни. Правда, он был мягкий, добрый и совершенно безвредный человек — пока не напивался. Сколько Шарлотта помнила, он всегда был очень привязан к ней: читал сказки и водил на прогулки, в то время как мисс Дарнли зарабатывала на хлеб нелегким трудом портнихи. Шарлотта тоже любила дядю Альберта, но только трезвого, если от него не пахло пивом, когда он целовал ее, щекоча ей щечки своими длинными висячими усами.

Сейчас Шарлотта жалела, что не дождалась прихода дяди Альберта, чтобы выйти за нитками вместе с ним. Какая же она глупая, что умудрилась заблудиться в каких-то нескольких сотнях ярдов от дома! Но ни ей, ни мисс Дарнли даже в голову не пришло, что туман окажется таким густым.

Только бы встретить полисмена, который помог бы ей найти обратную дорогу! Вообще-то она боялась незнакомых людей. Тем более тетушка Джем так часто предостерегала ее относительно разговоров с посторонними. А иногда намекала, что с маленькими девочками, оставшимися без присмотра взрослых, могут случиться Страшные Вещи! Когда же Шарлотта просила ее рассказать об этих Страшных Вещах, тетушка Джем молчала. Она лишь поджимала губы и строго отвечала:

— Неважно, мисс. Когда-нибудь поймешь.

Да, Шарлотте всегда отвечали, что «когда-нибудь она поймет». И она жила в состоянии некоторой растерянности. Эти взрослые вечно намекали, что вокруг нее случаются всякие Страшные Вещи. А начиная что-то говорить, останавливались, хитро поглядывая в ее сторону. Однажды дядя Альберт, будучи сильно навеселе, стал рассказывать сестре о некоей «молодой даме, которая выпила с ним по стаканчику портвейна с лимоном в «Трех колоколах». А какой прекрасный у нее был турнюр, фиолетовые сапожки и лайковые перчатки». Но тетя Джем тут же перебила его:

— Замолчи, Альберт. Ведь здесь же ребенок. Как тебе не стыдно!

Однако, чего надо стыдиться дяде Альберту, Шарлотта никак не могла понять. По натуре она была умной и любознательной девочкой. Но когда спросила, почему ей нельзя больше слушать о молодой даме из «Трех колоколов», тетушка лишь негодующе зацокала языком и пробормотала:

— Тоже мне, молодая дама. Мне-то лучше знать…

А дядя Альберт громко рассмеялся и подмигнул Шарлотте, которую немедленно отправили спать, потому что она наивно подмигнула дяде в ответ.

Тем не менее Шарлотта горячо любила тетю Джем. И та по-своему любила ее, любила от всей души, хотя не доверяла никому на свете. Причем ее недоверие к человеческим привязанностям на стороне порой доходило до некоего абсурда.

Жизнь сурово обошлась с Джемаймой Дарнли. Во-первых, единственный человек, которого она любила, безжалостно бросил ее, потом она лишилась родителей, и ей пришлось зарабатывать на жизнь шитьем. Затем трагически оборвалась жизнь ее единственной сестры Лотти (матери Шарлотты). Это была красивая девушка, которая счастливо вышла замуж за некоего Оливера Гоффа, слугу герцога. Шарлотте было три года, когда ее отец уехал с хозяином в Париж, где серьезно заболел. Миссис Гофф отправилась через Пролив, чтобы увидеться с любимым мужем, но тот скончался, даже не узнав ее. У него был тиф, молодая мать Шарлотты заразилась от него и через две недели тоже умерла. Ее похоронили рядом с мужем на парижском кладбище.

Джемайма, нежно любившая младшую сестру, так и не оправилась от этого страшного удара. Бедняжка Лотти была такой веселой и жизнерадостной! Она вся искрилась! Иногда это веселье и беззаботная радость передавались и более серьезной Джемайме. И вот бедняжки Лотти не стало! Шарлотта внешне была очень похожа на мать, от красавца отца, который был хорошо образован, девочка унаследовала проницательность и стремление к знаниям. От матери же ей достались прекрасная фигура и очаровательный контраст темно-медового цвета глаз с рыжевато-коричневыми вьющимися волосами. Но сейчас девочка была бледной и худенькой, с обострившимися скулами. Ее длинные изящные пальчики покраснели от мороза, пробиравшего до мозга костей. В эти тяжкие для их маленькой семьи времена в доме недоставало хорошей пищи и поленьев для камина; приходилось экономить каждый шиллинг, каждый пенс.

Шарлотта не получила образования больше того, что ей смогли дать тетя с дядей, но, как только она научилась читать, стала с жадностью глотать книги. И когда тетушка не звала ее помогать по дому, сразу же садилась за книгу, расширяя свои познания. Пищу им стряпала почтенная женщина, проживавшая с ними в одном доме, которая приходила к ним на несколько часов ежедневно, чтобы Джемайма могла в это время заниматься шитьем. Из-за этой помощи мисс Дарнли приходилось расставаться с теми десятью шиллингами, которые давал ей брат. Да, это была не жизнь, а тяжелая борьба за существование. Увы, у Шарлотты не было способностей к шитью. Тетушка пыталась обучить ее портновскому ремеслу, но девочка не могла долго сидеть за этим занятием, а если и вышивала, то стежки у нее получались толстые и кривые, пальчики двигались очень неуклюже. Портниха не могла рисковать тканями, принадлежавшими ее клиенткам, боясь, что девочка испортит их.

Шарлотта пошла быстрее, потом побежала сквозь туман. Она должна добраться домой. Девочка запыхалась, холод пронизывал ее хрупкое тело, слезы замерзали на щеках. Повернув влево, она вновь оказалась на мостовой. И тут ее обуял ужас, хотя она и услышала как бы предупреждающий цокот копыт, заметила мерцание фонаря в руках у кучера, сидящего на козлах и управляющего элегантным ландо, влекомым двумя великолепными лошадями серой масти. Девочка внезапно оцепенела от страха и растерялась. Ей показалось, что лошади тоже испугались ее неожиданного появления и встали на дыбы, возникнув из туманной пелены, словно призраки. Они высоко вскинули головы и заржали, когда возница с силой натянул поводья. Шарлотта услышала громкие крики, затем свой собственный пронзительный вопль и, лишившись сознания, упала на мостовую.

Очнулась она, лежа на сиденье в теплой и уютной карете, обитой мягкими тканями. Голова ее покоилась на коленях хорошо одетой женщины в черной бархатной накидке, отороченной соболями. Элегантная шляпка с соболиной опушкой подчеркивала благородную красоту женщины, лица которой Шарлотта не забудет никогда в жизни. Это была Элеонора, леди Чейс, запечатленная на самых знаменитых портретах кисти сэра Джона Миллза[15]. В том же году, когда сэра Миллза избрали членом Королевской академии искусств[16], портрет Элеоноры Чейс с ее сыном Вивианом, стоящим рядом с ней, стал притчей во языцех и повальным увлечением всего Лондона. Теперь портрет висел в Клуни — фамильном замке Чейсов в Хартфордшире.

Однако последние шесть лет леди Чейс жила в уединении и вышла из него совершенно случайно, главным образом из-за чувства долга по отношению к сыну. Отец Вивиана, лорд Чейс, прикомандированный к 13-му легкому драгунскому полку, был смертельно ранен в Крыму. С тех пор леди Чейс полностью посвятила себя сыну. И сейчас Вивиан сидел рядом с ней. Они возвращались из гостей домой на Итон-Сквер, пытаясь пробраться сквозь непроглядную пелену тумана. Когда возница резко придержал лошадей и карета остановилась, леди Чейс качнуло в объятия сына. Испуганная, она выглянула в окно и, к своему ужасу, обнаружила, что одна из лошадей сбила наземь маленькую девочку. Она приказала немедленно внести ребенка в карету, несмотря на протесты Вивиана: