Амос лишь пожал плечами и посильнее хлестнул свою кобылку.

— Никому не расскажу, хозяин. Мне и так страшно. Мне надо только золото, — ответил он.

— Вы получите его, — заверил Певерил.

Двуколка перевалила через холм и, подпрыгивая на ухабах, двинулась по направлению к Грэт-Миссендену. С неба закапали первые капли дождя.

— Начинается ливень, — сказала маленькая Раббина.

Но Флер с Певерилом не слышали ее. Они крепко держали друг друга за руки. И снова художник ощутил на щеке горячее дыхание Флер. Она прошептала:

— Дорогой, дорогой Певерил, если вы ради меня действительно запятнали свою душу жестокостью, то вам это простится. Ведь этот парень собирался поднять против нас всех обитателей Кадлингтона.

— И обязательно сделает это… если выживет… — тихо произнес Певерил. — Нам надо искать прибежище там, где барон никогда не сможет нас найти.

Она вздохнула. Когда двуколку сильно качнуло на мокрой от дождя дороге, ее голова упала на его плечо. Она чувствовала себя невыразимо уставшей, но все же спокойной и умиротворенной.

— О, как я счастлива, что вы со мной… — снова прошептала она.

И тогда он забыл о совершенной им жестокости. Его душа и тело трепетали от близкого присутствия Флер. Всю дорогу он сжимал ее пальцы в ладонях, и она не пыталась высвободить их.

К четырем часам утра над Чилтернскими холмами разыгралась буря. Всю ночь ревел ветер, дождь заливал дорогу. Но беглецы все-таки добрались до ветхого домика тетушки Раббины.

И вот Флер сидит в кресле-качалке Табиты Гомм; ее изящные ножки покоятся на табуреточке. Флер с наслаждением пьет из голубой фарфоровой чашки чай, настоянный на травах. Для молодого джентльмена миссис Гомм отыскала более мужской напиток, и Певерил пьет крепкий эль. Попивая тягучую бодрящую жидкость и поедая хлеб с сыром, юноша зачарованно смотрит на Флер.

Сразу после их прибытия миссис Гомм с племянницей отвели Флер наверх, сняли с нее мятый пеньюар и переодели в серое домотканое платье, принадлежащее славной старушке. И снова ее волосы рассыпались по плечам и груди. «Трудно поверить, что когда-то она была женою Сен-Шевиота или родила ребенка… такой юной она выглядит!» — подумалось Певерилу.

Он сел у ее ног и заговорил.

— Миледи… — начал он, но она тут же прервала его речь, ласково сжав его пальцы.

— Я больше никогда не хочу слышать этот отвратительный титул. От одного его звука кровь стынет в моих жилах. И впредь для вас я просто Флер. А вы для меня мой единственный друг — Певерил.

— Флер, — повторил он это имя, как нечто священное. И до чего велика была его радость, когда он заметил, что уголки ее рта приподнялись, не опущены более от печали и страданий.

Он заговорил о будущем.

Им надо в самом скором времени отправиться в Лондон. Так будет благоразумнее из-за проклятого браконьера и того, что может произойти, когда его обнаружат. Как только Флер отдохнет и выспится, они позавтракают и сядут в первую же почтовую карету, отправляющуюся в Лондон из Грэт-Миссендена. И только там, в столице, среди миллионов людей они смогут затеряться и скрыться от своих преследователей.

Сейчас Певерил рассказывал о своем близком приятеле, тоже художнике, жившем с ним по соседству, возле реки близ Воксхолл-Гарденз[5]. Звали его Лук Тейлор. Он был примерно на два года старше Певерила, и познакомились они в классической школе. Но сейчас Лук мало времени уделял живописи, работая на одну банкирскую контору в Сити[6]. Когда Певерил виделся с ним в последний раз, то узнал, что дела его друга идут довольно успешно.

— Мы с Луком всегда были очень привязаны друг к другу. У нас одинаковый образ мыслей, а его жена Алиса — человек, на которого можно полностью положиться. Вообще-то она на десять лет старше моего друга. У нее очень приветливый и спокойный характер. Имея всего одну служанку, ровесницу Раббины, она управляется в доме как нельзя лучше. Думаю отвезти вас туда. И если вы позволите, расскажу им все, ибо знаю, что они предоставят нам убежище. Лук поможет мне найти работу. Ну, как вам нравится эта идея?

— Уверена, что я полюблю ваших друзей, — ответила Флер, — но не знаю, удобно ли их беспокоить из-за меня.

— Да стоит им только увидеть, они сразу вас полюбят! — нежно глядя на Флер, с чувством проговорил Марш. Щеки Флер зарумянились от его взгляда.

— Увы, — сказала она, — но мне нельзя… я не рискну… приехать к моей дорогой подруге Кэтрин Куинли или к кому-нибудь, кого я знала в прошлом.

— Совершенно верно, — согласился Певерил, — и, хотя нам лучше быть во всем искренними с Луком и Алисой, надо по крайней мере немедленно изменить ваше имя, ибо, вне всякого сомнения, барон сделает все возможное, чтобы разыскать вас и отомстить.

Флер содрогнулась.

— Да, я могу представить себе его ярость, — кивнула она.

— Тогда давайте найдем убежище у Тейлоров. Когда гнев барона постепенно утихнет и вся эта суматоха кончится, его светлость, безусловно, постарается объявить ваш брак недействительным.

Флер невидящим взглядом смотрела на Марша.

— Когда-то, — проговорила она задумчиво, — я верила в священность брачного обета. Но сейчас я больше не чувствую себя связанной этой клятвой. И пусть наш брак будет расторгнут! Я всем сердцем желаю окончательно разорвать отношения с таким чудовищем, как Сен-Шевиот.

— Да будет так, — произнес Певерил.

Затем он встал и помог ей подняться.

— Вам надо немного отдохнуть, — сказал он с улыбкой.

Ее сердце было переполнено благодарностью к нему.

— О, что бы я делала без вас! — воскликнула она.

Он помолчал, затем тихо сказал:

— Конечно, еще не время говорить о таких вещах, к тому же я чувствую, что вам придется выслушивать от мужчин множество восторженных любовных признаний. Но я, не стыдясь, хочу заявить о моей беспредельной любви к вам, милая Флер. Если бы вы захотели сказать что-нибудь в ответ, прошу лишь об одном — разрешите мне навсегда остаться рядом с вами.

Слезы полились из ее глаз, она трогательным, доверчивым жестом коснулась его щеки.

— Я не хочу, чтобы вы покидали меня, — прошептала она. — Всегда, думая о вас, я забывала обо всех своих страданиях. Когда я впервые приехала в Кадлингтон как жена барона, единственным моим счастьем было ощущать где-то рядом ваше присутствие, слышать ваш голос…

Он покрыл ее руки поцелуями. Миг — и они оказались совсем близко друг к другу. И тогда он отпрянул, подвел ее к створчатому окну и раздвинул занавески. Небольшая кухонька сразу наполнилась жемчужным светом раннего утра. Певерил задул свечу. Они вместе встречали рассвет. Долина и дорога казались белыми от тумана. Где-то вдалеке прокричал петух, затем раздался лай собак.

Молодой художник повернулся к Флер. В простом сером платье она выглядела бледной и бесконечно хрупкой. Он с восхищением разглядывал пушистое покрывало ее волос. Она улыбнулась, и он всем сердцем понял, что эта улыбка предназначалась ему и только ему. Тогда он опустился перед ней на колени и прижался головою к ее скрещенным рукам.

— Вы моя святыня, и я боготворю вас, — прошептал он.

Флер не отвечала. Ее душа была переполнена волнением и счастьем, и она прочитала в его взгляде, что наступил конец ее мучениям. В его глазах читалось только одно — обещание принести ей счастье, какого она еще не знала.

Надежда на это вселила в нее силы и бодрость, которые оставались с ней, когда спустя несколько часов она сидела между Певерилом и Раббиной в почтовой карете, увозившей их в Лондон на быстрых лошадях.

Тетушка Табита дала Флер накидку, шляпку и плотную вуаль, в которых вряд ли кто смог бы узнать ее. И с каждой оставшейся позади милей она все больше успокаивалась. Ей казалось совершенно невероятным то, что им пришлось перенести.

Певерил тоже был в приподнятом настроении, но Флер беспокоил денежный вопрос.