Впервые в жизни Доминик Ануин понял, что значит чувствовать холодное дыхание презрения и острый нож грязного подозрения. Но он помнил о беззащитности леди Чейс и о своей любви к ней и смело встретил удар, совершенно спокойно повторив своему лидеру то, что говорил всем: леди Чейс невиновна.

— Лорд Чейс сошел с ума. И я выиграю это дело, сэр, — сказал он лорду Солзбури[46]. — Леди Чейс находится не со мной, а у своих друзей. Мы с ней не любовники и никогда ими не были. Прошу вас верить моему слову.

Солзбури выглядел обеспокоенным. Он всегда восхищался Ануином, и у него были обширные планы, связанные с ним.

Он положил руку Доминику на плечо и проговорил:

— Постараюсь поверить вашему слову и буду молиться, чтобы это было правдой, ибо мне известно, как относится ее величество к разводам.

Доминик ушел от него, но слова лидера еще долго звучали у него в ушах.

Тем временем неделя неслась к концу со скоростью урагана. Ануин никак не мог сосредоточиться на работе. В своем рабочем кабинете он скрывался от любопытства коллег, а как-то вечером в клубе навсегда порвал с неким пэром Англии, который когда-то учился в Оксфорде вместе с Вивианом Чейсом.

Все это оказывало на чувства Доминика любопытное воздействие. Если бы он не любил Шарлотту, наверное, все неприятности, обрушившиеся на него из-за нее, могли бы вызвать неприязнь к ней. Ибо это был жестокий удар по его гордости, по его уверенности в том, что он прав и вел себя должным образом. Потом у него возникло отчаянное решение довести борьбу до конца, не важно, во что это обойдется ему. И все ради Шарлотты.

Он больше не мог сдерживать непреодолимое желание увидеться с женщиной, чье имя было теперь неразрывно связано с ним и которая без всякого умысла стала причиной всех его бед.

Он ничего не знал о ней, но вскоре пришла короткая записка от Флер с сообщением, что Шарлотта в безопасности и находится в Пилларз. Еще Флер приписала, что приглашает Доминика в имение, где он сможет встретиться с Шарлоттой, когда пожелает.

Ануин подумал, что мистер Гловер, разумеется, счел бы весьма неосмотрительным даже близко подходить к имению Пилларз при таком состоянии дел. Но сейчас Ануин испытывал нечто более сильное, чем простое опасение за собственную репутацию. Он страстно хотел встретиться с Шарлоттой. Его любовь стала подобна костру, который все ярче разгорался в его сердце и душе.

И он решил назавтра отправиться в Эппин, чтобы встретиться с Шарлоттой.

Флер Марш расставляла цветы в вазы, когда дворецкий доложил:

— Мистер Доминик Ануин.

Флер устремилась к дверям. Она не была предупреждена о приезде Доминика, но совершенно не удивилась, увидев его у себя. Она чувствовала, что теперь ничто на свете не сможет удержать его от встречи с Шарлоттой.

Стоял прекрасный весенний день. В садах распускались нарциссы. Флер только что взяла у старшего садовника корзинку с цветами, чтобы украсить ими маленькую столовую. Певерил рисовал в своей студии, Шарлотта находилась у себя. Бедняжка уехала из Клуни, не имея при себе никакой одежды, и Флер настояла на том, чтобы немедленно сшить ей пару платьев. Ибо обе женщины прекрасно понимали, что Вивиан не станет проявлять великодушие по отношению К Шарлотте и не пришлет ей хотя бы часть гардероба.

— Как я рада видеть вас, мистер Ануин… — начала Флер.

Но она тут же осеклась и замолчала. Она, конечно, знала, что Доминик выбит из колеи недавними событиями, но не могла понять, почему он так странно смотрит на нее. А он смотрел на нее с удивлением, крайним изумлением, а его смуглая кожа стала смертельно бледной. И приветственная улыбка исчезла с лица Флер.

— Мистер Ануин, вам нездоровится? — заботливо спросила она.

Он отрицательно покачал головой и не проронил ни слова. Его проницательные фиалковые глаза, казалось, упиваются ее созерцанием. И действительно, он не мог отвести пристального взгляда от благородного лица этой красивой пожилой леди, одетой в очаровательное незабудково-голубое платье с муслиновыми оборками на шее и кружевной шалью с бахромой, наброшенной на плечи. Наконец ему удалось проговорить:

— Миссис Марш… я… я… — Он запнулся, качая головой, будто лишился дара речи, и стал нервно ходить по залитой солнцем комнате, которая показалась ему такой же красивой, изящной и благородной, как и хозяйка дома. Флер указала ему на широкое кресло. Он, поблагодарив ее, сел. — Вы, верно, сочли меня сумасшедшим, — прошептал он. — И в самом деле, мне кажется, что я схожу с ума.

— О, дорогой мистер Ануин, — встревоженно проговорила Флер. — Вам просто нездоровится.

— Вы должны называть меня Домиником, — хриплым голосом произнес он.

— Мой милый Доминик, какая еще страшная беда обрушилась на вас?

— Вы имеете в виду омерзительное поведение Вивиана Чейса?

— Да.

— Нет! — сказал Доминик, отрицательно качая головой. — С этими неприятностями я вполне могу справиться. Со вчерашнего вечера все мои мысли заняты единственно ею, бедняжкой Шарлоттой.

— А ее мысли заняты только вами, — мягко проговорила Флер. — Вами и детьми, от которых ее так жестоко отлучили. Может быть, я лучше позову ее? Увидев ваше лицо, она вновь возродится к жизни.

Доминик снова покачал головой. Затем извлек из кармана платок и отер повлажневший лоб. Сейчас он явно боролся с каким-то очень сильным чувством. Флер осведомилась, не послать ли за мужем — за своим дорогим мужем, который уже сорок пять лет был ее верным другом и защитником от всех невзгод.

Но Доминик сказал:

— Нет, не надо… давайте побудем одни. Дорогая миссис Марш, мне надо очень многое сказать вам, но это может стать для вас сильнейшим потрясением.

— Для меня? — переспросила пожилая леди, и ее лицо порозовело. Она нервно заморгала ресницами, все еще длинными и пушистыми. — Что же это может быть?

— Пожалуйста, сядьте и разрешите мне кое-что рассказать вам, — произнес он.

Флер колебалась.

— Значит, мне не надо посылать за Шарлоттой?

— Не сейчас. Мне нужно поговорить с вами наедине. Вы достаточно сильны, чтобы выдержать то, что я собираюсь рассказать вам? — спросил он.

— Прекратите! — запротестовала она. — Вы ведете себя слишком загадочно, мистер Ан… я хочу сказать — Доминик. Да что может иметь такое огромное значение для меня?

— Я очень сожалею, что вынужден вернуть вас в то время, которое, должно быть, было чрезвычайно несчастливым для вас, — произнес он, — но, по-моему, я не ошибусь, напомнив вам, что пятнадцатого сентября тысяча восемьсот тридцать восьмого года в Лондоне вы вышли замуж за лорда Сен-Шевиота.

Сейчас фигура Флер, напоминающая мейсенскую фарфоровую статуэтку, напряглась. Она нервно схватилась за брошь-камею, украшавшую ее грудь.

— Это так… но зачем вы?..

— Прошу вас, разрешите мне продолжить, — перебил ее Доминик.

Она нахмурилась.

— Я в крайнем недоумении, однако продолжайте.

— И в июне следующего года… у вас родился сын.

Цвет лица Флер изменился. Обеими руками она вцепилась в подлокотники кресла, на котором сидела.

— Мистер Ануин… Доминик… зачем вы затрагиваете обстоятельства, связанные с моим прошлым? Единственное наше с мужем желание, чтобы этот период оставался книгой за семью печатями. Я знаю, что вам с Шарлоттой пришлось столкнуться с невероятной болью и трудностями, но это невозможно сравнить с той болью, которую некогда перенесла я. Для меня слишком тяжело останавливаться на этой теме.

Доминик наклонился к ней. Его лицо было почти таким же бледным, как и ее.

— Уверяю вас, мне не хотелось причинять вам страдания. Эти слова выворачивают мне всю душу, но я обязан их произнести.

Затем он сделал над собой видимое усилие и, опустив голову, произнес:

— Этот несчастный ребенок не умер, как вы полагали. Он остался жив. Он жив, и этот ребенок — я.